Они оживленно галдели – группа весёлых школьников в полупустом вагоне метро.

Суровая учительница, похожая то ли на Клару Цеткин, то ли на Розу Люксембург, время от времени бросала на них укоряющий взгляд из-под чёрной вуали, спускавшейся с тёмно-зелёной фетровой шляпки без полей. Шляпка эта дополняла такое же элегантное, но в то же время строгое по стилю пальто. Поначалу я не обратил на них особого внимания: дети как дети, едут на экскурсию в Исторический музей и на Красную площадь. Обычное дело.

И вдруг я увидел себя – десятилетнего, в черной куртке «Аляске» и блестящих сапогах- дутиках, привезённых мамой из далёкой командировки. Даже моя любимая наклейка с олимпийским мишкой была на месте, на груди слева. Рядом со мной сидели двое моих закадычных друзей: вечный хохотун Андрюха и задира Пашка, как раз в этот момент пытавшийся содрать с моей дефицитной куртки заветную наклейку. Чуть в сторонке сидела, раскинув по плечам пушистые банты, моя школьная любовь – Лора.

В далёком 1982 году наш класс отправили в столицу за хорошую успеваемость и для участия в детском художественном смотре на ВДНХ. Параллельному классу «В», в отличие от нас, «ашек», досталась поездка в Ташкент, только летом того же года. Естественно, что обе группы потом рассказывали друг другу самые невероятные истории о своей поездке. «Вэшки» перечисляли тонны диковинных фруктов, которые они съедали в Ташкенте каждый день, а мы хвастались им про то, как ели эскимо, катались на эскалаторах и ходили смотреть Ленина в Мавзолей. Эскимо в серебряной фольге за 22 копейки я действительно попробовал тогда в первый раз.

В московском метро мы также впервые увидели самого настоящего живого африканца. На политинформации в школе нам рассказывали, что их в Африке жестоко притесняют эксплуататоры, и они сильно там голодают. Мы с пацанами переглянулись, как по команде вывернули из карманов мелочь и, собрав довольно приличную горсть, делегировали нашего старосту Женьку по кличке Гитлер вручить социалистическую помощь пострадавшему от гнёта. Женька с торжественным и трагическим видом подгрёб к африканцу, решительно вытянув перед собой руки с кучей монет в ладонях. Когда объект помощи понял, что мелочь предназначается ему, глаза его возмущенно выпучились, лицо искривилось, он резко развернулся на каблуках начищенных до блеска туфель и помчался к эскалатору, энергично выкрикивая на ходу непонятные нам слова на незнакомом языке. Потом мы долго обсуждали странное поведение нашего заграничного товарища, не в силах истолковать причины его возмущения и бегства. «Наверное, очень уж гордый товарищ», – подумали мы. Вечером в номерах гостиницы «Колос» мы устроили бои, обливая друг друга из стеклянных графинов с газированной водой.

«Станция «Площадь Революции», переход на станции «Площадь Свердлова» и «Проспект Маркса», – произнёс вежливый женский голос из громкоговорителя.

Я знал, куда они едут. Надежда Игоревна, наша напористая и волевая классная руководительница, договорилась, чтобы учеников её класса приняли в пионеры в музее В.И. Ленина. После церемонии посвящения мы вышли на Красную площадь, она построила нас перед самим Мавзолеем, и мы читали стихи, а наши алые галстуки гордо реяли у нас на груди, развеваясь на ветру словно языки пламени. Прохожие смотрели на нас с удивлённым восхищением. Когда начал читать я, к Надежде Игоревне подошёл сотрудник КГБ (об этом мы узнали позже) и потребовал «прекратить самодеятельность». «Мальчик дочитает!» – жёстко ответила ему Надежда Игоревна, поджав побелевшие губы и так сверкнув на него глазами, что тот отошёл в сторону и действительно дал дочитать не только мне, но и стоявшему в ряду после меня Виталику, моему соседу по парте.

Двери вагона открылись, и школьники, подгоняемые учительницей, двинулись по перрону к эскалатору, и только хулиганистый Пашка отстал, чтобы подергать затвор винтовки у бронзового красноармейца.

Именно Пашка привёл меня в секцию пулевой стрельбы. Вёл её в школьном тире наш трудовик Николай Петрович – ветеран Афганистана, мужик внешне грубый и жёсткий, но справедливый, любивший перед началом урока показывать книжку по технике безопасности и, тыча в неё желтым прокуренным пальцем, повторять нарастяг, ритмично проставляя ударение: «Ка-а-аждое пра-а-авило в да-а-анной кни-и-иге напи-и-исано кро-о-овью!»

Мой отец был известный в наших краях охотник. Мужики уважительно приглашали его с собой, чтобы расставил номера, чётко определил, как идти загонщикам и откуда гарантированно выйдут «козы». Потом он и сам вставал в номер со своей верной старенькой вертикалкой 12 калибра для стендовой стрельбы и никогда не мазал, если лог оказывался непустой. Патроны мы с ним вечерами перед охотой заряжали сами за кухонным столом. Отец неторопливо доставал пули, дробь и порох, весы для их взвешивания, гильзы, пыжи, капсюли, мерные контейнеры, прочее необходимое для зарядки патронов снаряжение, и начинался ритуал… Я вставлял капсюли и пыжи, а также закатывал патрон машинкой или заливал воском. Для тайги у отца был казавшийся мне самим совершенством карабин «Лось» калибра 7.62. Он давался мне в руки довольно редко, и это всегда был момент прекрасный и торжественный.

Стрелять я учился из батиной вертикалки лет в одиннадцать. Поначалу сильно звенело в ушах, приклад больно отдавал мне в плечо, отец придерживал цевьё тяжёлого для меня оружия своей, словно отлитой из чугунного сплава, рукой. Потом я привык и, вызывая довольный отцовский кивок, сбивал пятью точными выстрелами пять консервных банок, расставленных на камнях под плешивым косогором около нашей дачи, куда я до этого вёз его, сидя за рулем и едва доставая ногой до педалей, на нашей белой «копейке». Её отец заработал на БАМе, два трудных года вбивая сваи в вечную мерзлоту. Мы жили там в маленьком тесном вагончике, называвшемся по-местному «балок».

Мне не было ещё и тринадцати, когда отец и меня впервые поставил в номер. Я не слышал, чтобы кому-то в таком возрасте доверили это взрослое серьёзное дело. Беда была в том, что на эту зимнюю охоту я легкомысленно надел хилые осенние ботинки, да еще и с тонкими носками, ожидая, что просто пробегу загон, а там иногда становилось даже жарко. Был легкий морозец. Я неподвижно стоял у могучей сосны, боясь вспугнуть надвигающуюся добычу, в священном трепете от лежащей на мне ответственности. Загон получился длинным, через полчаса ноги очень сильно замерзли. Еще через 15 минут в окоченевших пальцах началось неприятное покалывание. Отец стоял в номере неподалёку, но позвать его я мог, только закричав, а этого делать было категорически нельзя. Наконец, показались разочарованные запыхавшиеся загонщики – зверя в логу не было. Отец, увидев моё бледное лицо, сразу понял, что случилось. Он усадил меня на сброшенный с себя полушубок, стянул с моих ног ботинки и носки и долго растирал мои побелевшие ступни снегом, матеря меня, себя, охоту и загонщиков. Я думаю, тогда он спас мне пальцы.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.