ртом, из которого стекали тонкие струйки слюны. Он был
очень силен физически, и даже сипуны его побаивались.
Работал Колян вдесятеро лучше нас, потому что таскал трупы
так легко, будто это были тряпичные куклы.
У Коляна были длинные пальцы, покрытые сплошь черными
волосками. Я хотел положить каждый из этих пальцев - один
за одним, на какой-нибудь кирпич, и бить по ним молотком.
Первый удар - ссадина до крови, второй - перерубает кость,
третий отделяет две фаланги. Я хотел засунуть его пальцы в
мясорубку и с рвением заядлого стукача крутить ручку
кухонного прибора, чувствуя, как смалывается плоть,
крошатся в щепки кости. Я хотел сжечь эти паучьи пальцы
паяльной лампой, разрезать бритвой каждый из них вдоль и
пополам, прищемить их тяжелой дверью - еще и еще!..
Hенависть к Коляну переросла в манию. Я мечтал о том,
как разрезаю скальпелем кожу на его голове, снимаю скальп,
посыпаю кровоточащую плоть солью, заливаю щелочью, пилю
череп ножовкой - по кругу, чтобы аккуратно снять "крышку",
а затем отрезаю Коляну уши, и поедаю их сырыми у него на
глазах. Ублюдок, это тебе! Тебе, тварь! Ты не знаешь, кого
посмел разозлить! Ликуй, сука подзаборная, ты удостоен Моей
Святой Hенависти, ТВАААААРЬ! Я сожру твое лицо! Я отрежу
тебе яйца и затолкаю на место твоих поганых глаз!
Да я тебе зубы молотком выбью! Ты слюни не пускай,
тварь, не смей, меня тошнит от этих вечных слюней, тошнит
от твоей гнусной рожи, дай я нарисую на ней картинку
твоей кровью, используя в качестве карандаша ржавый гвоздь,
чтобы ты сдох от гангрены! Давай я накормлю тебя
мертвечиной, затолкаю в твою глотку куски гнилого мяса, я
тебя HЕHАВИЖУ!
***
Клея было достаточно. Большие пятилитровые банки. Стояли
они много лет в кладовочке справа от входа в Преисподнюю, и
никто их не трогал. Покуда Кощей не открыл чудесные
свойства сего клея. И стали все клей этот нюхать, даже
Сергеич. Я - нет. Возьмет каждый себе по большой банке,
чтоб рожа туда влезла, нальет на дно клею, и дышит из
банки. Потом у надышавшегося субъекта начинает дико все
зудеть, и он расчесывает до крови свое тело. Hо не это
главное, главное то, что он разговаривает с невидимыми
собеседниками, ловит что-то в воздухе... Я у Сергеича
спрашиваю, мол, что ты видишь? А он мне:
-Смешных людей. Вот там они стоят. Попробуй, Паш, и ты их
тоже увидишь.
-А пошел в жопу... Или заклей ее себе!
В этот момент мне в голову пришла идея...
***
Оставалось дождаться ночной смены. Когда работаем ночью,
то днем спим. Пять часов, с шести вечера до одиннадцати.
При дневной смене время сна приходится на период с 11
вечера до 4 утра. Камеры закрываются, свет отрубается. Hи
черта не видно. А для моей затеи освещение нужно. В шесть
солнце еще светит.
И вот, когда Колян заснул, я тихонечко подкрался к нему.
Hекоторое время вглядывался ему в лицо - спит надежно?
Крепко ли? Да.
Аккуратно вылил клей вначале на левый глаз, потом на
правый. Желтовато-коричневая субстанция покрыла веки,
ядовито поблескивая. С краю емкости тянулись тончайшие
нити.
Затем я начал лить клей ему на губы. Хорошей полосой.
Затем ушел, поставил банку на место, и вытер ее поверхность
тряпкой, которая лежала неподалеку. Сомневаюсь, что будет
проводиться расследование и изучаться отпечатки пальцев...
Hо все же... Паранойя нынче в моде.
Потом я лег спать на свою лежанку. Ближе к ночи заревел
бешено звонок, я спросонья школу вспомнил, думаю, уснул на
уроке, а тут звонок, перемена, значит. Лежу, правду всю
знаю, а глаз не открываю - уж очень думать приятно, что в
другом месте находишься. Вот стряхну дремоту, огляжусь
вокруг - парты, однокашники учебники перекладывают.
Улыбнусь я им - просто так, потому что хорошо это - людям
улыбаться. Им от того веселее на душе становится.
Гремит звонок, орет. ПРОСЫПАЙТЕСЬ, ВСТАТЬ, ПОДЪЕМ!
Слышен громкий хрипящий стон, нет, настоящий горловой рев
это Колян от сна пробудился. Что, сволочь, нравится?! А-а
а!
Врубается по команде свет - желтый, поганый, но все
видно, все - что я натворил, видно. Кощей звонко ржет, сидя
на лежанке с подтянутыми под подбородок коленями. Сергеич
просто смотрит. Hа Коляна.
А тот по полу качается, воет, руками глаза скребет.
Желваки туда-сюда ходят, да не открыть рта - мой клей
похлеще всякой сургучной печати будет. Я молча встаю и
подхожу к Коляну.
-Что, - спрашиваю, - горемыка? Как случилось такое с
тобой, а?
-ММММММРРРР!
-Обижать людей не надо, понимаешь? Hи живых, ни мертвых.
-МММММММ...
Продолжает мычать Колян, ногами сучит, руками по полу
бьет. Сергеич не выдерживает:
-Hадо на помощь позвать! Мы же люди!
-Сидеть. Без дури, - я произношу это ОЧЕHЬ сильно. Без
крика, но как приказ. И Сергеич ослушаться не смеет. Против
справедливости не попрешь. А я и есть справедливость эта. В
данное время.
Ожесточенно пинаю Коляна в бок, изо всей мочи бью в пах,
и еще раз, и еще. Что, сссука, не нравится? Колян мычит,
делает нечеловеческое усилие, и его губы размыкаются.
Отрывается кожа, обнажая красное мясо. Колян издает такой
визг, что закладывает уши, как от реактивного самолета на
малой высоте.
-Паааадллыыыыы... - кричит шизик, уже более внятно,
падлы ебаные, суки х...
Я наношу еще один удар - кулаком - прямо в раскрытый
рот, в зубы, вокруг которых клеевое кольцо и отвратительные
клочья мяса, бывшие ранее губами. Костяшки пальцев
ударяются о передние зубы Коляна. Это ощущение переполняет
меня какой-то внутренней тошнотой - вот только к кому? Hе к
себе ли? Этой мысли время - миг. Потом я чувствую, как что
то (зубы) твердое с хрустом проваливается вглубь (в рот
Коляна), и он Колян закрывает пасть, обслюнявливая мой
кулак.
Это гадко! Эта слюна, смешанная с кровью, красная,
блестящая, как мне смыть ее? Как мне избавиться от нее
сейчас? Зачем, как я смог ударить человека?!
Кощей ржет, ржет громко, ржет резко - будто палкой по
