От реки шла прохлада. Серая вода замерла под ярким синим небом, а далекий противоположный берег медленно плыл в горячем растопленном воздухе. Сухая земля, стоило стащить сапоги, обожгла. Пожухлые травинки кололи ступни. Я слышала, что далеко за юге, за Серпуховичами и дальше, за огромной Росью, тянутся бесконечные пески, а солнце днем жарит и убивает. Наверное, в Тульяндии сейчас, как в этих песках, жарко и убийственно душно.

Мы ушли подальше от полоскалки, где стирали белье деревенские хозяйки. Кусты надежно закрыли нас от чужих глаз, и оттуда сейчас доносились едва слышные голоса и хохот, разлетавшиеся над тихой водой.

– Ладно, – распорядился Иван, закатывая порты до колен. – Ты окунись только, и сразу обратно. Я на берегу покараулю, и тут же вернемся в деревню. – И вошел вслед за мной в воду, уже пожалев, что поддался на мои уговоры.

Ох, побег побегом, но как же было приятно погрузиться в прохладную влагу, остудить потное тело. Нырнув с головой, я выскочила обратно, подняв фонтан брызг, и с самой идиотской улыбкой помахала рукой нервничавшему на берегу мальчишке. Одно нехорошо – вода попала в ухо, и теперь в голове раздавался равномерный гул. Потрясла ею, но безрезультатно, и погрузилась обратно, готовая разыграть последний акт своего спектакля.

Опустившись до самого дна, я с силой оттолкнулась ногами, выскочила наружу ровно на секунду, чтобы глотнуть воздуха и с выпученными глазами заорать, хлебнув воды:

– Тону!!!

В следующий заход я увидала, как Иван с перекошенным, белым от страха лицом бросается в воду, и только потом быстро забила ногами, борясь с течением и чувствуя, что грудь сжимает от желания вздохнуть. Я стремилась туда, в тихую заводь у самого берега, где кусты плакучей ивы, низко склоняясь к воде, густой листвой образовывали плотную зеленую занавесь. За такой можно схорониться – ни с дороги не увидишь, ни с реки. Местечко это я заприметила накануне во время очередной прогулки. Когда ноги наконец нащупали скользкое от ила каменистое дно, то перед глазами уже потемнело, а сердце колотилось, будто набат выбивало.

Не выдержав, я выскочила наружу, страшно захрипев и отплевываясь. Быстро убрала с лица налипшие мокрые лохмы и обернулась, поняв, что нахожусь в укрытии. Все никак не выходило надышаться, грудь ходила ходуном, а в висках стучала кровь. Над рекой летели испуганные прерывистые вопли потерявшего разум от ужаса Ивана:

– Берегиня! Берегиня!

Я раздвинула кусты и осторожно выглянула, заметив бедолагу. Он в помешательстве кидался в воду, выныривал, звал меня, не веря, что Берегиня Иансы, возродившаяся после смерти, но потерявшая разум, сейчас, как обычная глупая девка, совершила невероятную подлость и самым паршивым образом утонула.

– Петька! Петька! Пе-э-этька! – Иван смерчем ворвался на сеновал, где весьма приятно проводил время приятель, забравшись с рыжеволосой девкой на вторую полку, к самому потолку. Запах сена окружил мальчишку, в солнечных лучах, падающих из крохотного оконца у перекрытий, летали белые мошки-пылинки.

Сверху доносились тихие смешки. Тоненькому голосочку вторил другой, покрепче, принадлежащий Петру.

– Петька! – заорал бледный что смерть Ванька, потрясая одним сапогом Берегини. На худой шее ходил кадык, глаза почернели и горели страхом. – Петька! – Голос его дрожал и выдавал едва сдерживаемые слезы.

– Ванька?! – донесся недоуменный возглас Петра. Раздался шорох, круглолицый толстячок, взлохмаченный и раскрасневшийся, свесил голову с полки и с укором глянул на приятеля: – Ты чего здесь? И чего мокрый такой? Бабка Анисья все ж таки помоями облила?

В ответ в тишине сеновала раздался звонкий девичий издевательский смех:

– А сапог где прихватил?

– Страшное случилось… – трагическим, совсем севшим голосом прохрипел мальчишка, хватаясь за грязные влажные вихры.

– Чокнутая сбежала? – хохотнул приятель. За его спиной показалось курносое лицо Феклы, любопытное, с горящими, натертыми свеклой щеками.

– Хуже, – прошептал Иван, и слезы брызнули из глаз, закапали с острого подбородка на мокрую рубаху, – утонула…

– Чего? – вылупился Петька. Глумливая улыбка тут же стерлась, а на щеках выступили красные пятна. – Как?..

– Так, черт! – завыл Ванька в голос, заламывая руки и шарахнув сапог об стену.

Петька слетел с полки в один миг, натягивая на тучное белесое тело с красным сгоревшим полукругом у шеи рубаху:

– Как же так вышло-то?

– Да так. Она мне: «Пошли купаться, никто не узнает!» Ну я ее и повел. Она раз нырнула, второй и вдруг как завизжит: «Тону!» – и ушла под воду! Я ее искал, но ее не было нигде!

– На полоскалке смотрел? Ее могло отнести туда течением! Ведь здесь течение сильное!

– Смотрел, смотрел! Черт возьми, да я все дно облазал! Что делать? Мужиков надо звать, Старейшину, чтобы стал читать молитву на отыскание…

– Нет, – перебил его Петька, зашнуровав наконец сапоги, – надо самим искать. За такие дела нас накажут!

– Дурак, нас и так накажут! – разозлился Иван, даже позабыл про страх, вычисляя, как бы спасти свою шкуру от расправы старших, и выскочил на улицу, только дверь очень жалобно скрипнула.

– Почему нас-то?! Ведь это из-за тебя она потонула! – тоненько заверещал Петька, тяжело кидаясь вслед приятелю.

– Мальчики? – Фекла, прижимая к голой груди ситцевый сарафан, удивленно оглядела пустое помещение.

Поняв, что осталась совсем одинешенька, она почувствовала себя глубоко оскорбленной. Петька, несчастная шавка, носился за ней, напервейшей девицей Иансы, почти год, и вот когда она… Девчонка трясущимися руками, полная возмущения, стала натягивать одежду на пышное молочное тело. Так вот, когда она решила-таки ответить согласием на его – «какие глазки у тебя, мамзель, какие губки», – бе-э-э-э, он вдруг уносится в неизвестном направлении. Какое неуважение! И почему?! Потому что, видите ли, Берегиня у них потонула… Берегиня что?! Какой кошмар!

Феклу бросило в жар, даже испарина на лбу выступила. Об этом должен узнать Старейшина! Немедленно! Она собралась спрыгнуть вниз, чтобы кинуться в деревню и поставить ее на уши, огорошив страшной вестью, но тотчас застыла на месте, увидав худую фигуру в мокрой юбке и рубахе, поднимающую в ярости отброшенный Иваном сапог…

Я резко вскинулась, услыхав шелест на полке под перекрытиями. Какого рожна?!

Полные ужаса, на меня таращились желтоватые змеиные очи рыжеволосой девчонки, испуганной до бесчувствия, а из перекошенного рта высовывались острые кончики черного раздвоенного язычка. Я окинула ее почти ласковым яснооким взором и предупреждающе прижала палец к губам. Та только замотала головой и быстро-быстро забилась в угол, скрывшись из моего поля зрения. Наконец надев сапог на пораненную о речные камни ногу, я убралась с сеновала. Теперь нужно было через лесную опушку вернуться к Оке, чтобы дальше проследить за своими безмозглыми стражами. Ей-богу, не верится, что все идет ровно как я и задумала, даже чудно делается. Какие дети, право слово. Через пару часов мальчишки наконец-то поймут, что я вовсе не утонула, и кинутся меня догонять, уверенные, будто я давно убралась из деревни. Следуя за ними, я смогу выйти на ближайший большой тракт, а там уж понять, где именно нахожусь, труда не составит.

Бедная Фекла выплакала все глаза, она жалась в углу сеновала и страшились даже нос показать наружу. Ужасный взгляд утонувшей Берегини, явившейся ей в назидание, так и пронизывал, колол в самое сердце острой иголкой. Очи мертвые, пустые. Светлые, почти белесые, и черные точечки зрачков. Никогда она таких не видела и никогда их не забудет. Давно уже в крохотное оконце показалось черное небо, давно уже месяц выкатился и серпом висел меж поблескивающих звездочек, а девчонка никак не могла заставить себя спуститься вниз. И мамка, наверное, ищет, по всей деревне кличет. Да только где ж силы найти? Чтобы в деревню вернуться, нужно рядом с кладбищем пройти, а вдруг там опять Берегиня? Боязно, маточка моя, боязно! Захлебнувшись рыданиями, Фекла дала себе зарок, что никому никогда не расскажет об этой нежданной встрече! Ведь Берегиня так приказала.