Это была самка. Маленькая, недоедающая, с тусклой шерстью.

У нее были детеныши. Это было видно по соскам, пробивающимся сквозь шерсть на животе. Я подумал о них. Как они были одни, голодные и застрявшие в темном, огромном лесу. Я думал о том, как я выстрелил в нее, когда папа приказал мне это сделать. Как я всадил пулю ей прямо между глаз. Она смотрела на меня со смесью изумления и ужаса.

И как я отвернулся, потому что стрелять я хотел именно в папу.

Бенедикт, Байрон и я передавали бутылку шампанского туда-сюда, обсуждая события вечера, а Франкенфокс обвиняюще смотрел на меня с другого конца сарая. Бенедикт также раздобыл у одного из слуг свернутые сигареты. Мы с удовольствием попыхивали ими.

"Да ладно, приятель, жениться на нашей сестре - это еще не конец света". Байрон рассмеялся как злодей Бонд, стоя над лисой и прижимая один из своих сапог к ее спине.

"Она ребенок", - прошипел я. Сидя на деревянном табурете, я чувствовала себя так, будто моим костям сто лет.

"Она не будет ребенком вечно". Бенедикт ткнул краем сапога в брюхо лисы.

"Для меня она будет им".

"Она сделает тебя еще богаче", - добавил Байрон.

"Никакие деньги не смогут купить мою свободу".

"Никто из нас не родился свободным!" прогремел Бенедикт, топая ногами. "Какой стимул оставаться в живых, если не получить больше власти?"

"Я не знаю, в чем смысл жизни, но я точно не собираюсь брать пример с пузатого богатенького паренька, которому нужно платить горничным, чтобы получить удовольствие", - прорычал я, оскалив зубы. "Я сам выберу себе невесту, и это будет не твоя сестра".

Честно говоря, я вообще не хотел жениться. Во-первых, я был уверен, что буду ужасным мужем. Ленивым, неверным и, по всей вероятности, тупым. Но я хотел, чтобы мои возможности были открыты. Что, если бы я встретил Кристи Бринкли? Я бы женился на ней до смерти, если бы это означало залезть в ее трусики.

Байрон и Бенедикт обменялись озадаченными взглядами. Я знал, что они не испытывают лояльности к своей младшей сестре. В конце концов, она была девушкой. А в обществе пэров девочки были не столь знатны, не столь важны, как мальчики. Они не могли продолжать фамилию семьи, и поэтому к ним относились не более чем к украшению, которое нужно было не забыть включить в фотографии на рождественской открытке.

То же самое было и с моей младшей сестрой Сесилией. Мой отец практически игнорировал ее существование. Я всегда ухаживала за ней после того, как он отправлял ее в ее комнату или убирал подальше за то, что она слишком круглая или слишком "скучная", чтобы расхаживать по высшему обществу. Я таскал ей печенье, рассказывал сказки на ночь, водил в лес, где мы играли.

"Слезь со своей чертовой лошади, Уайтхолл. Ты не слишком хорош для нашей сестры", - стонал Байрон.

"Может, и так, но я не собираюсь с ней спать".

"Почему?" потребовал Байрон. "Что с ней не так?"

"Ничего. Все." Я ткнул в сено кончиком сапога. К этому времени я был уже изрядно пьян.

"Ты бы предпочел поцеловать рот этой лисы или Лу?" Бенедикт надавил, его глаза блуждали по сараю, за моим плечом и дальше.

Я бросила на него язвительный взгляд. "Я бы предпочла не целовать ни того, ни другого, ты, мингер класса А".

"Ну, ты должен выбрать одну".

"Должна ли я?" Я икнула, подобрала шальную подкову и бросила ее в него. Я промахнулся примерно на милю. "Почему, черт возьми, это так?"

"Потому что, - медленно произнес Байрон, - если ты поцелуешь лису, я скажу отцу, что ты гей. Это все исправит. Ты будешь вне подозрений".

"Гей", - повторил я оцепенело. "Я могу быть геем".

Не технически, нет. Я слишком сильно любил женщин. В любой форме, виде, цвете и прическе.

Байрон засмеялся. "Ты, конечно, достаточно красив".

"Это стереотип", - сказал я и тут же пожалел об этом. Я был не в том состоянии, чтобы объяснять слово "стереотип" этим двум болванам.

"Либерал с кровоточащим сердцем", - гоготнул Байрон, толкнув брата локтем.

"Может, он гей", - размышлял Бенедикт.

"Нет". Байрон покачал головой. "Он уже переспал с парой птиц, которых я знаю".

"Ну? Ты собираешься это делать или нет?" потребовал Бенедикт.

Я обдумал предложение. Бенедикт и Байрон были известны подобными возмутительными уловками. Они обманывали людей, а другие просто покупались на это. Я знал, потому что учился с ними в одной школе. Что значил один глупый поцелуй в рот мертвой лисицы в великой схеме вещей?

Это была моя единственная надежда. Если я поссорюсь с отцом, один из нас умрет. В данный момент этим кем-то должен был быть я.

"Хорошо." Я поднялся с табурета и зигзагом направился к Франкенфоксу.

Я наклонился и прижался губами ко рту лиса. Она была липкой, холодной и пахла использованной зубной нитью. Желчь застряла у меня в горле.

"Приятель, о боже. Он действительно это делает". Бенедикт фыркнул у меня за спиной.

"Почему у меня нет камеры?" Байрон застонал. Он уже лежал на полу, держась за живот, так сильно он смеялся.

Я отпрянула назад. В ушах звенело. Мое зрение стало молочным. Я видела все в желтой дымке. Кто-то позади меня закричал. Я быстро обернулась и упала на колени. Лу была там. У открытых двойных дверей сарая, все еще в розовой пижаме. Ее рука была прижата ко рту, она дрожала как лист.

"Ты... ты... ты... извращенец!" - прорычала она.

"Лу", - прохрипел я. "Мне жаль".

И я сожалел, но не за то, что не хотел жениться на ней. Только за то, что она узнала об этом.

Бенедикт и Байрон валялись на сене, били друг друга, смеялись, смеялись и смеялись.

Они подставили меня. Они знали, что она была там, у двери, и все это время наблюдала. Мне никогда не выбраться из этой ситуации.

Лу крутанулась на месте и убежала. Ее слезы, как крошечные бриллианты, разлетелись по плечам.

Крик, вырвавшийся из ее рта, был диким. Как тот, который издал Франкенфокс, прежде чем я убил ее.

Я упал на пол, меня вырвало, и я рухнул на остатки своего ужина.

Тьма кружилась вокруг меня.

И я, в свою очередь, поддался ей.

Наутро отец передал мне виски. Мы были в его большом дубовом кабинете с золотой барной тележкой и бордовыми портьерами. За несколько минут до этого один из слуг притащил меня в его кабинет. Никаких объяснений не потребовалось. Он просто протащил меня по коврам и бросил к ногам папы.

"Вот. Для твоего похмелья".

Папа указал на кресло с кожаной обивкой, стоящее перед его столом. Я сел, принимая напиток.

"Ты даешь мне виски?" Я понюхал его, мои губы скривились от отвращения.

"Собачья шерсть". Он растянулся в своем кресле, разглаживая пальцами усы. "Принятие шерсти собаки, которая вас укусила, облегчает ломку".

Я сделал глоток яда, морщась от того, как он обжигает мне нутро. У меня была бессонная ночь на сене в сарае. Я просыпался в холодном поту, и мне снились крошечные малыши, похожие на Луизу, бегущие за мной. Вкус поцелуя мертвой лисы тоже не очень-то смягчил удар.

Аромат черного чая и свежих булочек разносился по коридорам замка Уайтхолл-Корт. Завтрак еще не закончился. Мой желудок бурлил, напоминая мне, что аппетит - это роскошь для мужчин, которые не были недавно и невольно обручены.

Я осушил свой виски. "Ты хотел меня видеть?"

"Я никогда не хочу тебя видеть. К сожалению, это необходимость, связанная с твоим рождением". Папа не сбавлял оборотов. "Сегодня утром до меня дошло нечто весьма тревожное. Леди Луиза рассказала своим родителям о том, что произошло вчера, а ее отец пересказал мне ситуацию". Мой отец - высокий, худощавый и привлекательный, со светло-русыми волосами и в аккуратно отглаженном костюме - говорил с обвинением в голосе, приглашая меня объясниться.