Генрих, курящий во дворе. Битое стекло…

Лада стремилась обратно, очень быстро шла, почти бежала. Это страшно возмутило Генриха, и он помчался за ней. Лада ковыляла довольно-таки быстро, но неэстетично. Генрих вообще перекатывался как нечто бесформенное, однако из-за заряда удивления и злости передвигался быстрее Лады, поэтому быстро нагнал ее и схватил за руку.

Страх в глазах Лады. Страх от непонимания того, что́ происходит.

Генрих понимал ненамного больше Лады, но вел себя невозмутимо. Он спокойно смотрел на нее, не отпуская руки. У Лады вдруг что-то переломилось внутри, и она покорно пошла за увлекающим ее Генрихом. Однако Генрих повел Ладу не назад, к своим друзьям, а в другую сторону.

_{* * *}

Аппаратура была готова. Огниц уселся в старенькое кресло и включил ручное управление зондом. Поглядывая на экран монитора, он немного поманеврировал аппаратом. Поймав нужный ракурс, Огниц снова включил автопилот и стал пристально наблюдать за происходящим на экране.

Комната

И в то же время Генрих еще (или уже) любовался закатом. Солнце почти зашло, остался только крохотный красно-бурый сегмент. Генрих продолжал стоять у окна и с умным видом глядеть в него. Вдруг он вышел из оцепенения и быстро нажал кнопку на подоконнике; там был целый пульт. Закат мгновенно погас и наступила ночь. Черный силуэт Генриха метнулся прочь от окна и растворился в темноте.

_{* * *}

Город замер. Не темнота, а смерть опустилась на него. Золотые проспекты были пусты. Город ожидал чего-то…

_{* * *}

Генрих включил свет. Он разлился теплым желтым медом по комнате. Гостья остановилась невдалеке от входа и огляделась.

Комната была захламлена большим количеством вещей, и все они были свалены в беспорядке. На полу валялись плед, настольная лампа и несколько больших коробок с частями от приемников и магнитофонов. На письменном столе высилась гора радиоплат, и за ней Лада не сразу увидела видеомагнитофон. В помещении находилось также множество приборов. Если бы Лада хоть немного разбиралась в этих вещах, то отметила бы, что здесь присутствуют аппараты весьма странного и необычного вида, назначение которых не понял бы с первого взгляда и специалист.

Хозяин предложил ей жестом сесть, а сам куда-то пропал. Исчез в радиодеталях. Чушь! Показалось. Появился. Стал возиться со своим драгоценным барахлом. Лада, пожалуй, не удивилась бы, если б Генрих выкатил из-за письменного стола пушку-сорокапятку или вынул живого марсианина. Но ничего такого не случилось. Генрих сдвигал платы на один край стола, освобождая другой, на котором стоял видак. Выходной кабель магнитофона шел, как ни странно, не на телевизор, а кончался какой-то черной штукой, похожей на громкоговоритель-«тарелку» тридцатых годов. Великий инженер направил раструб «громкоговорителя» в сторону гостьи и положил палец на пусковую кнопку, нерешительно взглянув на Ладу. Она никак не прореагировала. Генрих вдавил кнопку.

Комната исчезла. Какой-то бред: нарисованная черно-белая карусель… с кроватями. «Спокойной ночи, малыши!» …Кровати умчались в перспективу. Карусель исчезла.

Затикали часы. Или механизм взрывного устройства. Раздался слабый взрыв. Появилось изображение; что-то непонятное, размытое, импрессионистское. Потом — «Шагающие по городу».

Они шагали. Не шли, не перемещались, не топали, а именно шагали. Это был их город. Их.

Город был похож на недавно увиденный Ладой, нарисованный, но здесь этот факт не вводил в заблуждение. Так и было задумано.

Нарисованный город выглядел красиво. Пожалуй, даже очень. А потом наступил день. Ясный июньский день. И словно оборвалась пленка.

Пустота. Темно и тихо. Из ничего появился кто-то; это был Генрих. И Лада узнала, что́ здесь происходит. Конечно, не до конца и смутно.

Вся катавасия завертелась, когда Огниц повторил открытие Генриха, вернее, его изобретение. Запись мыслей — вот что не давало покоя Огницу всю жизнь, и теперь какой-то мальчишка, сопляк, научился записывать мысли с помощью коробки, набитой транзисторами, как обычные электромагнитные колебания. Надо сказать, что Огниц был, пожалуй, злым гением. В одиночку, как средневековый алхимик, он вел свои изыскания и добивался успехов. На его счету было изобретение машины пространства (пресловутая нуль-транспортировка), он был близок к созданию эликсира молодости, и даже, по непроверенным данным, обладал машиной времени.

Огниц был талантлив, но был стар. Огниц был… Вот почему он разрабатывал эликсир молодости.

Что дает запись мыслей? Все, что угодно. Огницу — чуть ли не безграничную власть. Генриху — новый вид искусства. Записать мысли с помощью аппарата Генриха так же просто, как голос с микрофона. В общем, это было что-то вроде миелофона из некоей повести. Но в отличие от миелофона аппарат мог не только читать мысли, но и записывать их, а потом воспроизводить. Тут-то и возникала фантастическая картина: человек, «слушающий» чужие мысли, как бы сам становился человеком, с которого была произведена запись. Ведь он чувствовал то же самое, что и та личность в момент записи. Мало того, что был полнейший эффект присутствия, «слушатель» (или «зритель») полностью идентифицировался с героем!

Когда Огниц узнал об изобретении Генрихом «субъективного кино», то чуть не двинул коней от досады. В принципе он уже завершил работу над этим, оставалось только довести мыслетранслятор до нужной кондиции. Так как за этим чудовищем числилось еще много изобретений, он воспользовался одним из них: накрыл Генриха и его друзей колпаком силового поля, откуда они не могли выйти. Вот уже третьи сутки бедняги маялись под этим колпаком, но ничего не могли поделать. Для жизни это не представляло никакой опасности, поскольку потребности в воде, пище, воздухе и сне отпали. Сутки растягивались на вечность, делать было нечего — в этом и состояла пытка. Для остальных людей колпака не существовало, они свободно проходили сквозь него. Все, что находилось под колпаком, как будто не существовало. Единственное, что можно было сделать — это выйти одному из них, больше колпак никого не выпускал — становился просто прозрачной стеной. То, что Лада проникла под него, было случайностью, какой-то накладкой со стороны Огница. Хотя как знать, как знать…

И выручить их могла только Лада.

Сахара

На пути к колпаку Лада думала об Огнице. Что все это значит? Какая ему выгода от колпака? Если он такой могущественный, то мог бы просто уничтожить тусовку. На гуманного он не похож. Такой не остановится ни перед чем. Объединяться с ними и не думает, хотя это наверняка принесло бы пользу и ему, и им. Почему он объявил себя врагом?

А Генрих просто считал Огница выжившим из ума чуваком. В его жизни был такой знакомый — некто Скрыльников. Все признаки паранойи, в том числе и мания величия. Он считал себя выдающимся режиссером. Весь балаганчик, которым он заведовал, похохатывал за его спиной. Жалкие спектакли, которые он ставил в промежутках между пьянками и пребываниями в больницах, могли разве что выдавить слезу из какой-нибудь сентиментальной бабули. Кончил он плохо, как и все параноики.

Огниц был копией Н. Ю. Скрыльникова. Он отличался от Скрыльникова только одним — тем, что не кончил плохо. Он вообще еще не кончил.

Лада и Генрих подошли к колпаку.

_{* * *}

Они не знали, что невидимый зонд Огница, парящий в воздухе, позволяет ему наблюдать за всем…

_{* * *}

Идти было трудно. Это был еще один из сюрпризов сегодняшнего дня-ночи — ноги Лады то ли увязали в асфальте, как в глине, то ли какая-то огромная сила тянула ее назад, к колпаку, — и что же тут происходило, понять было невозможно. Впрочем, Лада старалась ни о чем не думать — ей надо было идти.