<p>

Лаура — самая младшая, это ее первая акция, и она еще не знает, что ей предстоит пережить с самой собой. Мы почти потеряли ее на подготовительном этапе. Нам нужен был специальный сварочный аппарат, которого не было в свободном доступе, чтобы изготовить модные пластиковые удостоверения личности, которые адвокаты должны использовать для подтверждения своей личности при входе в тюрьму. Доступ к аппарату имели только представители определенных секторов безопасности и банковской сферы.</p>

<p>

По замысловатой и поначалу многообещающей договоренности, чтобы купить устройство, Лауре его подвезли. Она не могла сразу взять его с собой. Хотя казалось, что все прошло идеально, через несколько дней мы снова все закрепили, прежде чем забрать устройство, и обнаружили, что полиция была уведомлена и ждет Лору.</p>

<p>

Она восприняла это спокойно, не беспокоясь о том, что все обошлось. Она была еще совершенно не испорчена перетиранием песка неудач, множеством новых попыток начать снова и снова с нуля. Давайте поищем другое решение, говорила она, для каждой проблемы есть свое.</p>

<p>

Сегодня, однако, все по-другому. Оставшись одна в машине, она охвачена неуверенностью, начинает сомневаться, что все снова будет хорошо. Она отвечает за успех побега, состоится ли он вообще, выберутся ли Сьюзен и Анна, не вероятнее ли, что они найдут в нем свою могилу? Она так взволнована, что уже не может спокойно выполнять свое задание. Ее мысли мечутся по пунктам, не давая сосредоточиться: Не упускать из виду вход, когда Сьюзан и Анна войдут, проехать обозначенный круг, мимо Раши и Карлы, проехать перед входом, оставить первую передачу; затем они должны выйти. Они должны выйти!</p>

<p>

Она подавляет свой страх. Она снова заглядывает в трюм, в последний раз проверяет, все ли на месте. Там лежит сумка для обмена одежды и для винтовок, документы готовы, она нащупывает свой пистолет. Все так, как должно быть, но она не успокаивается. В зеркале она видит Анну и Сьюзен, которые разговаривают, кажется, целую вечность. Пока Анна рядом, со мной ничего не случится, думает она про себя. Обычно она запрещает себе такие мысли, но сейчас ей хочется побороть свой страх с их помощью.</p>

<p>

Почему бы им не уйти, думает она, ведь ожидание так же невыносимо, как и нерешительность. Адвокат, думает она, конечно, адвокат усадит нас... Но вот они идут, ее сердце подпрыгивает к скальпу, вот они уже у входа, звонят в колокольчик, входят…</p>

<p>

Лаура уже ничего не видит, ее сердце бьется так беспрепятственно и безудержно, что дорога начинает плыть перед глазами. Ее нога соскальзывает со сцепления, когда она пытается включить передачу.</p>

<p>

 Карла и Раша незаметно выходят из машины, надевают пальто и медленно, с благоговением идут к углу улицы, где, кажется, останавливаются, поглощенные разговором. С этого угла открывается отличный вид на улицу Альт-Моабит и вход в тюрьму. Они стоят на расстоянии около семидесяти метров и совершенно незаметны. Оба они одеты в длинные легкие летние пальто, не дающие никакого намека на то, что под ними скрывается. У Раши с собой пистолет-пулемет. На плече у нее по-прежнему висит ее довольно большая сумка, с которой она просто не хочет расставаться. Мы пытались отговорить ее от такого неприличного приспособления, но нет, без сумочки она неполноценна, считала она, к тому же ей хотелось иметь при себе воду, кремы и прочие мелочи на случай, если она попадет в бокс. Раше было трудно решиться на это, и она, пожалуй, меньше всех верила, что это удастся. У нее не было убедительных рациональных или даже политических возражений, которые она могла или могла бы выдвинуть против этого поступка. Это было связано с ней самой. Мы боремся за химеру, говорила она; — никто в Западной Европе не хочет революционных изменений, только мы, мечтатели. Мы ничего не можем сдвинуть с места и поэтому не можем выжить как партизаны. Мы тратим себя здесь на невежество богатых, сказала она. Ее сердце было с палестинцами, где она чувствовала единство с желаниями и сопротивлением народа; где ей не нужно было никому объяснять, почему империализм является врагом человека. На протяжении многих поколений они страдали и голодали под его политикой, борясь за хлеб и человеческое достоинство. Немцы, говорила она, немцы — высокоразвитые слуги своей правящей воли, здесь никогда не родится свобода.</p>

<p>

Однако, наконец, она не захотела остаться в стороне, когда освобождали из плена двух товарищей, ведь и для их освобождения было рискнуто и завоевано все. Она знала, что и на этот раз все может получиться. А если нет... иншаллах!</p>

<p>

В то утро Раша отправилась в бой, а Анна очень хорошо почувствовала слабый запах презрения к смерти. Неужели уже пришло время? Неужели они уже де- сперадо? Ей это не нравилось. С другой стороны, она хорошо знала Рашу. Решение есть решение. Позже они смогут увидеть.</p>

<p>

Карла тоже прятала винтовку под пальто. В руке она несет портфель Samso-nite. Оружие не обеспечивает ей особой безопасности. На самом деле, она не может освоиться с военным делом. Это необходимое зло, с которым ей приходится справляться изо всех сил, потому что, в конце концов, партизаны не могут вооружиться ручками и булыжниками против высококвалифицированной полиции.</p>

<p>

Карла — мозговитый человек, она долго и упорно думает и иногда представляет собой милый образ рассеянного профессора. Ее это немного раздражает. Но она понимает, насколько сильно мы зависим от развития наших технико-практических навыков. Когда нелегалы Движения 2 июня были еще в основном мужчинами, мы, женщины, были очень осторожны, не позволяя типичному распределению ролей вкрасться или даже закрепиться в процессах работы, действий и жизни. И теперь, когда в ходе развития нашей организации мы превратились в чисто женскую партизанку, мы убивали пленных не потому, что нам не хватало мужчин, а потому, что они были нам нужны и мы любили их как товарищей.</p>

<p>

У Карлы особая связь с Тиллом. Когда подготовка к акции освобождения была завершена, возникла горячая дискуссия о том, кто должен покинуть Берлин, чтобы обеспечить безопасность отсталой базы. Один из «старых» должен был быть там, чтобы не прервать и не потерять преемственность опыта, контактов и информации. К «старым» относились Анна, Карла и Лилли. Раша, конечно, тоже, но все уже подозревали, куда она отправится в будущем, что она покинет нас и Европу. В общем, все закончилось тем, что Лилли пришлось уехать из Берлина вместе с нами. Об Анне разговора не было. Проводить операцию по освобождению без нее было — не рассматривалось всерьез. Карла не могла поверить, что акция, в которой участвовал и Тилль, закончится без нее. Кто этого не понимал! Процесс принятия решений и, в конечном счете, обязательное определение того, кто возьмет на себя те или иные задачи в непосредственной работе на месте, часто бывает деликатным и эмоциональным, по крайней мере, так всегда было у нас. На стол ложится возможная самооценка, взвешиваются неуверенность, страхи и «мотивы человека, а также объективные точки зрения, такие как уровень опыта. Нередко в процессе принятия решений происходит разрушение и сборка структур и моделей поведения в группе и у индивида и перекомпоновать их.</p>