<p>

В этой обострившейся атмосфере запугивания, преследования и политической депрессии левых после гибели узников Штаммхайма нам также захотелось решиться на прямое нападение на тюрьму в Моабите.</p>

<p>

Поэтому Сьюзан и Ковальски отправились в Берлин, чтобы изучить возможности освобождения Андреаса и Тилля. Остальные члены группы были заняты в Италии и Бельгии восстановлением технического и материального оснащения: добычей, печатанием и подделкой документов, получением оружия и боеприпасов, созданием складов, разведкой нелегальных пограничных маршрутов, чтобы беспрепятственно попасть из одной страны в другую, сбором политической и практической информации о европейских институтах и т.д. И снова, и снова, обширные экскурсии по пограничным регионам. И снова и снова обширные туры на средиземноморское побережье Франции, чтобы поменять лотерейные деньги в доминах богачей.</p>

<p>

Кристиан, Ингрид и миссис Лауда сделали себя незаконными и теперь были с нами. С точки зрения персонала, 2 июня снова выросли вполне респектабельные крылья.</p>

<p>

Жизнь нелегала в Италии была хороша. Гораздо приятнее, чем среди игривых, статичных немцев. Мы были городскими партизанами и не жили в горах и лесах. Поэтому мы не упускали комфорта и культуры городских удобств, таких как хорошие рестораны и большие, удобные квартиры, когда появлялась возможность. Хотя комфорт не был важным критерием, он был приятным дополнением к нашей беспокойной жизни.</p>

<p>

Италия, в конце концов, страна, полная крайностей, которые сталкиваются в крупных мегаполисах. Буйная архитектура центра Милана и его пригородных кварталов, безмерно дорогая элегантность универмагов, модных домов, торговых улиц, свисающие до края улицы переливы.</p>

<p>

Лица девушек и женщин покрыты гримом, как будто они находятся в фильме Феллини, изображающем декаданс времен падения Римской империи. Крайние политические силы, движущиеся друг с другом и вокруг друг друга без серьезных разногласий. Самые незабываемые дискуссии между коммунистами и старыми сторонниками Муссолини заканчивались красным вином, спагетти и семейными проблемами. А дети с эмблемой Красных бригад на велосипедах дружно играли с другими, носившими эмблему фашистов. Карабинеры, с которыми нельзя шутить, но которых можно отвлечь от контроля очаровательным словом, вспышкой смеха.</p>

<p>

Недалеко от австрийской границы я с госпожой Лаудой въезжаю на одну из этих опасных платных станций. Опасные, потому что пункты взимания платы могут использоваться и контролироваться полицией, как граница. Этот раз не исключение. У каждого шлагбаума стоит карабинер с мотоциклом. Один из них отмахивается от нас. Это свадьба красных бригад и свадьба охоты. Мы не особенно богаты, у нас немецкие паспорта, мы приехали из Австрии, с арендованной в Милане машиной, нагруженной вещами для вывоза. Под всеми вещами — оружие и боеприпасы. Бумаги вроде бы правильные, но молодому карабинеру такой расклад кажется странным. Его лицо неуверенно темнеет. Позволит ли он нам сесть за руль или развернуть машину? Он смотрит на множество вещей сзади, на фотоаппаратуру, нервно теребит в ладонях наши паспорта. Затем миссис Лауда выходит из машины, сверкает на него своими зелеными глазами, просит его о маленькой услуге — розыгрыше.</p>

<p>

Она вовлекает его в очаровательную игру вопросов и ответов, заявляет, что мы — фотографы на пути к завоеванию bella Italia. Она пускает пузыри, она смеется, она играет вокруг него. Он улыбается в ответ, отбрасывает все подозрения и полностью отдается ее очарованию. Затем он желает нам удачи и доброго пути. Мы уезжаем и видим его в зеркале заднего вида. Мы все еще боимся, что он вспомнит свою первую мысль и последует за нами на мотоцикле. Но он обращается к своим коллегам и тянет нас за собой. В ФРГ это было бы не за горами, и мы вряд ли отделались бы дрожащими коленками.</p>

<p>

Кристиан не мог самоутвердиться в группе, не чувствовал себя в безопасности в коллективе. Он пришел в группу вместе с Ингрид, и теперь их давние отношения тихо и неумолимо разрушались. Это было похоже на невозможную фугу. Это еще больше затрудняло его интеграцию. Его размышления были нарочито интеллектуальными, его манера поведения — интровертной.</p>

<p>

На вопрос об отношениях в партизанском движении Бар, Ронни и Фриц со смехом ответили в тюрьме Моабит: «В Движении 2 июня женщины отстали от мужчин, а рабочие — от студентов». Это была шутка. С ядром правды, скрытым во всех хороших шутках. То, что товарищи здесь называют угнетением с подмигиванием, — это активное развитие независимости нас, женщин, всестороннее развитие навыков, к которым мужчины не привыкли от женщин. Даже студенческая привилегия завоевывать позиции за счет интеллектуальных преимуществ оказалась неэффективной из-за практического опыта старых женщин.</p>

<p>

В бою это было неэффективно. Это уже могло запугать того или иного товарища, когда он приходил в группу и сталкивался с подавляющим числом женщин, жаждущих принимать решения. Нигде ему не давали ролевого преимущества. Я не знаю, было ли так с Кристианом, или он просто получил неправильное представление о повседневной жизни в подполье и теперь должен был понять, что все, даже самые опасные шаги, в «Гранде» состоят из маленьких, банальных задач, нанизанных друг на друга.</p>

<p>

Единственное, в чем есть новизна, — это убежденность в том, что это служит высшей цели.</p>

<p>

 Я хотел выяснить, что его беспокоит, но не решался, потому что, возможно, он и сам толком не знал. Спустя всего несколько месяцев нелегальной жизни его арестовали в Швейцарии вместе с Габриэле. У меня было мрачное чувство, что я оставил его одного. Накануне вечером мы встретились на нелегальном пограничном переходе, чтобы забрать кое-какие материалы. Им двоим пришлось долго ждать нас, потому что мы должны были избежать неожиданного патруля на итальянской стороне. «Я знал, что ты приедешь», — спокойно поприветствовал он меня. Значит, он был уверен в себе, и я планировал еще многое сделать с ним непосредственно после его возвращения из Швейцарии. Потом ему пришлось отправиться в швейцарскую тюрьму. С неясной сплоченностью и одиночеством.</p>

<p>

Повседневная жизнь может быть опаснее, чем смелое предприятие. Фрау Лауда, Ингрид и я переехали в новую квартиру. Целый день мы занимаемся уборкой и творчеством, вечером я принимаю ванну, и фрау Лауда забирается в ванну вместе со мной. Мы счастливы, веселы, в прекрасном настроении. Нам нравится Италия, нам нравится квартира, мы нравимся друг другу, борьба все равно продолжается, а завтра у нас гость из Берлина. Жизнь уже началась. Я встаю, чтобы вытереться, и, не оглядываясь, тянусь за махровым полотенцем. В этот момент я снимаю полотенце с полки, и оно скользит в ванну. Кабель включается в розетку. Ток входит в воду и превращает ее в железный пыточный зажим. Миссис Лауда начинает кричать, она по подбородок в воде, а я только по колени в ней и не могу пошевелить ногами. Они закованы в бетон. Инстинктивно я тянусь в воду обеими руками — чтобы вытащить Fdn, но теперь я тоже зажат руками. Я вижу выпученные глаза миссис Лауда, и ужасные мысли проносятся в моей голове. С</p>