<p>
Признаюсь, мне трудно определить специфический классовый характер буржуазного искусства. Безусловно, произведения буржуазного искусства являются товаром; возможно, они даже были созданы как товары для продажи на рынке. Но этот факт сам по себе не меняет их сути, их истины. «Правда» в искусстве относится не только к внутренней последовательности и логике произведения, но и к достоверности того, что оно говорит, его образов, звука, ритма. Они раскрывают и сообщают факты и возможности человеческого существования; они «видят» это существование в свете, сильно отличающемся от того в котором реальность предстает в обычном (и научном) языке и коммуникации. В этом смысле подлинное произведение действительно имеет значение, претендующее на всеобщую достоверность, объективность. В конце концов, существует такая вещь, как текст, структура, ритм произведения, которые существуют «объективно» и которые могут быть реконструированы и идентифицированы как существующие, идентичные в, через и вопреки любой конкретной интерпретации, восприятию, искажению. И эта объективность произведения, его всеобщая значимость не отменяется тем фактом, что те, кто его создал, вышли из буржуазных семей: путаница психологической и онтологической сфер. Конечно, онтологическая структура искусства исторична, но история — это история всех классов. Они живут в среде, которая одинакова в своих общих чертах (город, сельская местность, природа, времена года и так далее), и их борьба происходит в этой универсальной объективной среде.</p>
<p>
Более того, искусство предполагает еще одну, более масштабную, так сказать, «негативную» тотальность: «трагическую» вселенную человеческого существования и постоянно возобновляющегося стремления к светскому искуплению — обещанию освобождения. Я предположил, что искусство призывает к этому обещанию и, благодаря этой функции, превосходит все конкретное классовое содержание, не устраняя его, однако. Очевидно, что в буржуазном искусстве есть такое особое классовое содержание: буржуа, его обстановка и его проблемы доминируют на сцене, как рыцарь, его обстановка и его проблемы в средневековом искусстве; но достаточно ли этого факта, чтобы определить истину, содержание и форму произведения искусства? Гегель раскрыл непрерывность субстанции, истину, которая соединяет современный роман и средневековый эпос:</p>
<p>
Дух современной фантастики — это, по сути, дух рыцарства, вновь воспринимаемый всерьез и получающий истинное содержание. Случайный характер внешнего существования изменился на стабильный, безопасный порядок гражданского общества и государства, так что теперь полиция, суды, армия и правительство занимают место тех химерических объектов, которые рыцарь рыцарства предложил себе. По этой причине рыцарский характер героев, которые играют свои роли в наших современных романах, изменен. Они предстают перед нами как индивидуумы, чьи субъективные цели любви, чести, честолюбия или идеи мировых реформ сталкиваются с этим установленным порядком и обычной прозой жизни, которые создают препятствия со всех сторон. В результате субъективные желания и требования поднимаются до непостижимых высот. Каждый оказывается лицом к лицу с заколдованным (verzauberte, мистифицированным) миром — миром, который для него непригоден (неприступен, чужд), с которым он должен бороться, потому что он сопротивляется ему и в своей цепкой стабильности отказывается уступать его страстям, но ставит в качестве препятствия волю отца, тетя, буржуазные условия и т. Д.</p>
<p>
Конечно, есть конфликты и решения, которые специфически буржуазны, чужды предыдущим историческим периодам (см. Дефо, Лессинг, Флобер, Диккенс, Ибсен, Томас Манн), но их специфический характер наполнен универсальным значением. Точно так же, являются ли Тристан, Парсиваль, Зигфрид просто феодальными рыцарями, судьба которых просто обусловлена феодальным кодексом? Очевидно, что классовое содержание присутствует, но оно становится прозрачным как условие и как мечта человечества: конфликт и примирение между человеком и человеком, человеком и природой — чудо эстетической формы. В конкретном содержании появляется другое измерение, где (феодальные и) буржуазные мужчины и женщины воплощают человека вида: человеческое существо.</p>
<p>
Безусловно, высшая культура буржуазного периода была (и остается) элитарной культурой, доступной и даже значимой только для привилегированного меньшинства — но этот характер она разделяет со всей культурой с древности. Низшее место (или отсутствие) трудящихся классов в этой культурной вселенной, безусловно, делает ее классовой культурой, но не конкретно буржуазной. Если это так, то у нас есть основания предполагать, что культурная революция направлена далеко за пределы буржуазной культуры, что она направлена против эстетической формы как таковой, против искусства как такового, литературы как литературы. И действительно, аргументы, выдвинутые культурной революцией, подтверждают это предположение.</p>
<p>
</p>
II
<p>
</p>
<p>
Каковы основные пункты обвинения эстетической формы?</p>
<p>
— это неадекватно отражает реальное состояние человека;</p>
<p>
— он оторван от реальности, поскольку создает мир прекрасной иллюзии (schoner Schein), поэтической справедливости, художественной гармонии и порядка, который примиряет непримиримое, оправдывает неоправданное;</p>
<p>
—в этом мире иллюзорного примирения энергия жизненных инстинктов, чувственная энергия тела, творчество материи, которые являются силами освобождения, подавляются; и в силу этих особенностей,</p>
<p>
—эстетическая форма является фактором стабилизации в репрессивном обществе и, следовательно, сама по себе репрессивна.</p>
<p>
На одном из ранних проявлений культурной революции, на первой выставке сюрреалистов в Лондоне, Герберт Рид программно сформулировал эту связь между классическим искусством и репрессиями:</p>
<p>
Классицизм, пусть это будет сказано без дальнейших предисловий, представляет для нас сейчас и всегда представлял силы угнетения. Классицизм — интеллектуальный аналог политической тирании. Так было в древнем мире и в средневековых империях; оно было обновлено, чтобы выразить диктатуры эпохи Возрождения, и с тех пор стало официальным кредо капитализма.</p>
<p>
[И позже] Нормы классического искусства — это типичные образцы порядка, пропорции, симметрии, уравновешенности, гармонии и всех статических и неорганических качеств. Это интеллектуальные концепции, которые контролируют или подавляют витальные инстинкты, от которых зависят рост и, следовательно, изменения, и ни в коем случае не представляют собой свободно определяемое предпочтение, а просто навязанный идеал.</p>
