– Ой, Валя, не говори глупостей. Я знаю, что мы тогда поспешили, понимаю. И я хочу любить её так же. Но Соня, это мой мир. Саша не заслуживает, чтобы от нее просто отказались. У неё все будет, мы не будем её выделять и тебя прошу поступить так же. Она с нами уже восемь лет, она наша дочь, – обреченно выдыхает мама. И я отчетливо чувствую, как вымученно звучат ее слова, фальшиво. Себя хочет убедить, но… «но Соня ее мир».

– Хватило бы и одной, – не унимается тетя Валя.

– Что ты хочешь от меня? Как будет выглядеть это? Нас заклюют, понимаешь? Бизнес пойдёт к черту, Сергей и я, публичные люди.

– А её мамаша где? Может её найти? Вернуть так скажем, вдруг одумалась?

– Не одумалась, – мама испускает тяжелый протяжный выдох, после чего замолкает на секунду, – думаешь, я не пыталась, – тихо шепчет она своей собеседнице, – только не вышло. Ее мать та еще гадина, сказала, засудит нас, если хоть кто-то узнает про Сашу. Нагулянная она. Какая-то богатенькая дочь, родила втайне от мужа. Чтобы отмыться от позора просто от нее отказалась. У нас договор, все официально. Нарушить его невозможно. Мы Сашу сразу забрали. Я была очень счастлива тогда, но когда появилась Соня, я поняла какая разница между ними. Но мы уже взяли на себя эту ответственность, нет другого выхода, – смиренно ставит мама точку, вколачивая в меня самый, что ни на есть настоящий кол.

Единственное что их заботит репутация. Меня вернули бы, стоило совершить шалость.

– Девочки вы слишком долго ходите за нарезкой, – оборвал их муж тёти Вали.

В ту ночь Дед Мороз точно наказал меня. Забрал любую надежду. Забрал последнее чудо, в которое я вкладывала безумную силу своей детской неразделанной любви. Поселил в меня такой страх, что любая ошибка с моей стороны и меня просто вышвырнут вон из семьи. Отправят в детский дом. Забудут обо мне. Я ведь чужая. Но может они смогут меня полюбить, если увидят, какая я? Я не хуже! Я тоже буду рисовать, если надо, буду учиться на – отлично. Буду послушной. Буду!

Сердце опустошенно скулило в груди брошенного ненужного ребенка. В груди девочке, что безумно любила своих родителей. Она не хотела их потерять, не могла. Просто хотела, чтобы ее любили. Разве это невозможно? Разве она так плоха?

Со временем я приняла эту ситуацию и даже была рада, что узнала правду. Это ставило на полочки все несправедливые воспоминания. Давало мне понять, что я действительно – не хуже. Но чёртовое чувство заставляло меня пытаться доказать это раз за разом. Я лучше. Словно самой себе мне нужно было это подтверждение, себе и всему миру! Посмотрите, я не просто чужая, я могу все!

Никто на утро не спросил, почему я так и не открыла свои подарки. Только обвинили в избалованности и неблагодарности, посчитав меня обиженной за вчерашнее наказание, которое я заслужила. А мне так хотелось разговора. Чтобы меня просто спросили – «В чем дело дочка?» Чтобы, так же как и с Соней сидели рядом, ожидая мою радостную улыбку и восторг в невинных ни в чем глазах. Чтобы любили, за то, что я есть. Пусть меньше неё, я уже согласна. Но я же есть, посмотрите, вот она я!

«Меня увидят! Мной будут гордиться!»

С годами я перестала надеяться, черт, вру! Каждое достижение и победу я несла с тайным желанием увидеть в глазах родителей радость, гордость, что угодно. Кроме сухого и такого привычного – молодец. А имела ли я право ждать их любви? Часто задавала себе этот вопрос. И я не знала ответа. Все еще не знала…

*****

Смотрю в окно на ночную столицу из гостиничного номера. Вот уже вторую неделю мы с Егором и другими ребятами из школы танцев выгрызаем свою победу. Держу телефон в руках, слушая радостный голос подруги на том конце.

– Видела твоего бугая в те выходные в клубе, – сделав паузу, отчеканивает Ирка, а мне вдруг волнительно становиться от этих слов.

"Моего", – прекрасно звучит.

– Чего это моего? – наигранно возмущаюсь.

– Ну не я же с ним танцевала, не меня он спасал от мерзких придурков. Увидел меня, честно тебе говорю, глазами тебя искать сразу стал, – уверенно заявляет она.

– Не сочиняй, он взрослый мужчина, что ему до меня. Мне тоже не до него. Если мы не наберём ожидаемые балы Ир…

– И что? Что будет? Тебе пятнадцать мать твою, всего пятнадцать. Будешь мастером спорта. Наберешь балы, сделаешь всех, получишь КМС, а потом будешь претендовать. У тебя получится. И я тобой уже горжусь, – яро выпаривает подруга, пресекая любые сомнения в одержимой победе.

– Спасибо. Скучаю по тебе, – улыбчиво сиплю в трубку.

– Я тоже, тут столько новостей…

Слышу гудки, оповещающие о звонке на второй линии.

– Мама звонит, – перебиваю подругу. Внутри сразу что-то колышется, теплое, нежное, необходимое.

– Удачи тебе завтра, – добавляет Ира, отключаясь.

– Привет мама.

– Привет Саша. У тебя все хорошо? – бархатистый, нежный голос мамы, такой родной, но отчужденный. Он такой, словно другого – быть не может, в моей жизни его не существует.

Я знаю, мама всегда старалась. Она искренне желала меня любить и верю, что любит, пусть по-своему. Те слова все ещё эхом звучат во мне – " Я люблю её. Она моя дочь". Пусть она не сказала мне этого, может даже не показала, так, как должна. «Может она лгала». Но она есть у меня, знаю. Хочу в эту секунду верить, что в сложной ситуации не бросит, как не бросала все эти годы. И пусть хотела это сделать, я вытесняю эти мысли, убираю их из своей головы, удаляю вопреки всему. Сейчас, в эту секунду растворяясь в важности главного звонка в моей жизни. Потому что они мои родители, я их люблю, не могу не любить.

– Все хорошо. Завтра снова выступление, – без каких либо подробностей отвечаю.

– Удачи тебе, – слышу на том конце. Ну и пусть только это. Знаю, что Соне она сказала бы ещё много чего. Но мама позвонила мне, не забыла. И я радуюсь. Словно та девочка в новогоднюю ночь услышала долгожданный дверной щелчок, не оставшись одна.

А после такого простого звонка, еще будет долгое послевкусие пустоты, обиды, горечи, тоски. К новому принятию ситуации, к новому понимаю и возрождению новой глупой детской надежды. Возможно пустой, наивной, но важной.

*****

– Черт Кмс у нас кмс, – ору с возгласами обнимая Егора крепкой хваткой.

Столько, крови я отдала за все годы тренировок. Столько мать его слез. Меня все заметят. У вас не останется выбора. Потому что я смогла. Упущенное время нас не остановит. Долгожданный шаг вперед по взятию Кандидата в Мастера Спорта. И это определенно только начало. Мы с Егором скоро станем чемпионами, абсолютными чемпионами.

Находясь с ребятами в аэропорту, ждём посадку на рейс. Кидаю взбудораженный, но заскучавший взгляд по залу, периодически ковыряясь в телефоне. Вижу внезапно зелёные глаза в толпе. В груди течет легкое волнение с радостным откликом.

От неожиданности дергаюсь на секунду порываясь окликнуть, но заминаюсь. Смотрю в спину, рассматривая широкоплечий силуэт. Женя поворачивается, словно чувствует взгляд, тут же встречаясь со мной глазами. Он вальяжно подходит ближе. На нем спортивный костюм, через плечо перекинутая спортивная сумка, темный взъерошенный волос от шапки и такое красивое в очередной раз замечаю лицо. Острые грубые скулы, щетина, даже уставшее лицо не делает его менее привлекательным.

– Привет, – говорит он своим усталым с хрипотцой голосом, – не ожидал тебя встретить тут.

– Я тебя тоже. Мы домой летим. Соревнования были, – неудержимо радуюсь, так и, порываясь поделиться своей победой. На лице, наверное, дурацкая улыбочка, словно и говорить ничего не надо и так понятно. Но, кажется встретить Абрамова, я рада не меньше.

– Ну и как? – ухмыляясь, смотрит на меня, считал давно по глазам, но все же спрашивает.

– Кмс, – я, наверное, как тот щенок заглядываю в его глаза, ожидая некого одобрения.

– Поздравляю, – восторженно восклицает, кладя ладонь мне на плечо, – ты большая молодец. Очень за тебя рад, – улыбается широко пухлыми губами.