– Да, есть такой факт – устала немного. Но завтра, поверьте, – с новыми силами! Ведь вы не устаете протягивать розу. И не корысти ради – денег, смотрю, не собираете.
– Да, точно. Деньги тут не причём… Мне эмоции эти нужны. Улыбки людей. Мне кажется, я выдёргиваю их из рутины. Или из мрачных мыслей. Вас разве не выдернул?
– Выдернули, спасибо.
– Вот… Надо что-то делать. Мир сходит с ума от одиночества… Собак называют человеческими именами. И это не от пренебрежения к человеку – от одиночества. От желания, чаще всего подспудного, бессознательного – иметь рядом не просто живое существо, а максимально приближенное к человеку. Собака сама по себе – друг, а имя ещё и психологически будто усиливает эффект, понимаете? Современный человек страшно одинок. Средства коммуникации всё круче, а разобщённость – всё сильнее, как ни парадоксально. Люди прячутся в виртуальном пространстве друг от друга. Почему-то предпочитают не быть самими собой. Страх… Страх быть развенчанным, недооценённым, брошенным, в конце концов. Отвергнутым – красиво говоря о некрасивом… А ещё мир пожирает ненависть, зависть, алчность. На чём делают деньги? На жажде увидеть чью-то беду! На желании подглядеть за позором или за целлюлитом звёзды, выставить уважаемого человека в неприглядном свете, застать в неловком положении, принизить… Какая разница, кто сколько пластических операций сделал? Разве в этом суть? Да пускай всем будет хорошо! Где наше милосердие друг к другу? Вы посмотрите, сколько зла уже сделал ЧЕ-ЛО-ВЕК! Никто иной… Мне говорят некоторые – я наивный романтик. Ну, что ж, если моё наивное желание – капля в море, тогда – именно та капля, которая камень точит. Я хочу в это верить. Не могу спокойно наблюдать…
– Понимаю. Это благородно. Я с вами абсолютно согласна! Если бы каждый второй так… даже каждый третий – и то был бы толк… А кто вы по профессии?
– Я? Инструктор по прыжкам с парашютом.
– Ух, ты!
– Хотите прыгнуть?
– Нет, боюсь. Высоты очень боюсь.
– Так одно дело – стоять на верхотуре, а другое – лететь, парить в свободном падении. Давайте, рискните?
– Нет, не смогу, спасибо. Я много таких прыжков сделала в переносном смысле.
– Это другое! Вам прыжок с парашютом даст абсолютно новое ощущение, что вы – исключительны и всесильны. И это перевернёт вашу жизнь.
– Возможно, но…
– Визитки с собой нет, а телефон мой запишите, – почти приказным тоном сказал мим.
Я записала телефон, вбив его в память мобильного, и в очередной раз поразилась щедрости Барселоны на впечатления. Вот бы сейчас Серёжа появился здесь! Прыгнули бы на пару с парашютом, пристегнувшись друг к другу. И целовались бы под небесами…
Мим, удаляясь, помахал мне издалека розочкой на ладони.
Уставшие официанты, закрывая кафе, убирали стулья.
Впавшая в философское настроение, я индифферентно наблюдала за ними, пока на тротуаре не остался только столик и стул, на котором я восседала, допивая остывший кофе.
– Сидите, сеньора, сидите! – сказал парень, держа тент, как флаг, и унося его в помещение. – У вас есть ещё, как минимум, пятнадцать минут.
– Спасибо! У меня сегодня день рождения. Принимаю ваш подарок!
– Вот как! Тогда с нас чашка «эспрессо»! Поздравляю вас и желаю, чтобы сбывались ваши мечты.
А ведь этот мим прав! Подарком человеку может стать все. Любая приятная мелочь. Взгляд доброго человека. Оставленный вдруг на тротуаре стул. Чья-то уступка, улыбка. Раскрытая ладонь с розой. Распустившийся цветок, притихший ветер. Даже чашка вкусного кофе. Или красиво одетый человек, попавшийся навстречу. Надо лишь научиться разглядеть подарок и с благодарностью его принять.
Приходится учиться. А то ведь – не жизнь, доложу я вам, а тягомотина. Может, правда прыгнуть с парашютом?
Я прошла пешком до широкой улицы Гран Виа, повернула направо и через несколько минут оказалась на площади Гойи, отмеченной мной на плане города.
Маленькая площадь не соответствовала большому живописцу. Более того, на ней даже памятника Гойе не было. Возвышался, правда, памятник каталонскому адвокату Франциску Лайрету, прожившему всего сорок лет. Он погиб 30 ноября 1920 года, а как конкретно, непонятно.
Мое внимание привлек фонтанчик с питьевой водой и деревянные скамейки-кресла, стоящие вразброс, как в гостиной обычного дома, на расстоянии друг от друга, под высокими деревьями с сиреневыми цветами. Скамейки, сработанные на двоих, а большей частью на одного, изготовили к Олимпийским играм 1992 года – на каждой красовалась эмблема. Реликвия, по сути.
Присев на одну из них, я встретилась взглядом с сидящей поодаль пожилой сеньорой в кремовом костюме. Идеальная прическа, тёмные очки и плотные чулки, несмотря на жару. Сеньора поздоровалась по-испански: «Ола!» и улыбнулась.
Я живенько ей ответила, ещё раз приятно поразившись доброжелательности барселонцев.
Вдруг к моей скамейке приблизился старый мужчина с длинными седыми, сальными, но аккуратно зачёсанными за уши волосами. Крупные черты лица и отталкивающая мимика мачо напоминали образ Сальвадора Дали.
Склонившись ко мне, мужчина приглушённо произнес:
– Ты очень красивая. Пойдём ко мне?
– Почему? – опешила я.
– Потому что ты мне нравишься. Я вот тут живу, рядом. Кофе выпьем…
– Вы… я… уже пила кофе. И не для этого здесь… Стыдитесь, – строго сказала я, чтобы старик как можно скорее осознал свою ошибку.
И он тут же извинился. Но, отходя, ещё раз повторил:
– Но ты очень красивая.
И, пятясь, удалился.
Сидеть здесь после пошлого инцидента отчётливо расхотелось. Это, наверное, для контраста случилось – после благородного мима.
Я вошла через арку во дворик со стелой посередине, увенчанной крестом.
И сама стела, и крест в каменных завитушках были изъедены временем, но дворик представлял собой оазис в центре города.
В нём росли розы, защищенные низенькой оградкой, и несколько видов разнообразных деревьев: акации, кипарис, мирт, лавр, липа, канадский тополь. И, конечно же, вечнозелёная олива.
Тут же лежали пропитые, прокуренные типы и стояли женщины, торгующие незамысловатыми акварельками с видами города.
Искусство и реальность создавали эффект контраста жизни.
Выложенный плитами, центр сада был усыпан желтыми редкими листиками и, как ни печально, окурками.
На уже знакомых мне «олимпийских» скамейках в виде стульев-кресел под липами сидела парочка индивидуалистов, демонстрируя друг другу равнодушные профили.
На огромной роскошной двери стояла надпись «Библиотека Каталонии». Но к двери никто не подходил – в семь вечера, видимо, доступ закрыли.
На ступеньках примостился молодой кореец, покуривая и потягивая пиво. На противоположной стороне, у входа в библиотеку, бурно общались молодые люди, похожие на студентов. Над ними, в нише фронтона старинного здания, кротко склоняла голову фигурка Мадонны с младенцем. Никому не было дела до моего юбилея…
Выйдя из сада, я побрела по улочке к площади, с виднеющимся на ней скульптурным памятником.
Памятник актеру Искле Салеру «поселили» рядом с Базиликой Сант Агусти, на стене которой были выбиты в камне десять заповедей. «Но матарас» – не убий. «Амарас а ту проксимо, коме а ти мизмо» – «возлюби ближнего своего, как самого себя», – перевела я наиболеё доступные мне испанские версии.
Рядом с памятником, а по сути, у его подножия, лежал седой, грязный мужчина, укрывшись засаленным пледом.
В ногах лежащего мендиго-бомжа стояла тележка из супермаркета, доверху наполненная всяким хламом. Запах доносился смрадный.
Закатная, разморенная Барса, довольная уходящим днем, стала теперь, как мне казалось, совершенно безразлична к тому, что по ней бродит пятидесятилетняя женщина с одной дамской сумочкой и с единственным желанием – стать наконец-то востребованной в любви. Теряя интерес к происходящему вокруг, я все больше прислушивалась к тому, что творится в моей замеревшей душе. Почему же он мне не пишет? Некогда – собирается в дорогу? Задерживается рейс? По-прежнему не допуская, что Серёжа не прилетит, я каждые десять минут поглядывала на дисплей телефона. Пуст! Ну, положим, он не прилетит… Мрачная перспектива – вместо подарка к юбилею! Так и проведу этот день в одиночестве? Припёрлась на свою голову! Город-праздник развлекать меня явно не собирался… Хорошо, а если развернуть мысль другим концом? Кто сказал, что события должны развиваться по задуманному мной? Если мыслить глобально, Серёже совсем не обязательно прилетать сегодня. Столь же прекрасно будет, если он прилетит завтра, послезавтра, в ближайшие дни… Главное – он прилетит. Любой день может стать днем рождения – рождения нас как пары. Зато будет повод отпраздновать двукратно…