– Виноват, ваше превосходительство, – отчеканил Мишель, – спал и во сне видел, что вы бредите.

Ошарашенный Депрерадович молча смотрел на Лунина, а мысль его бешено работала. Ведь если он вызовет Лунина на дуэль, то вне зависимости от ее исхода, станет посмешищем полка, а если оставит очередную колкость подчиненного без ответа, то и другие юнцы станут позволять себе всякие вольности.

– Берегитесь, в бредовом состоянии я за свои поступки ответственности не несу, – неожиданно для себя сказал генерал, и, уже отъезжая, добавил, – да и в обычном, если дело идет о выполнении приказа.

Но угроза не могла испугать Мишеля, и за ним закрепилась слава бесстрашного удальца. Друзья поражались, как ему удавалось выходить сухим из воды. Его сила духа, жизнелюбие и уверенность в своей неуязвимости подавляла даже врагов. В обществе его считали представителем “золотой молодежи”, бесшабашным гулякой и бретером. Внешне его поведение полностью соответствовало такой оценке, но он постоянно работал над собой.

Он много читал, его наблюдательный взгляд и быстрый ум моментально улавливали все изменения, происходившие вокруг. Веяния времени оказывали на него огромное влияние. Его беззаветная смелость и бешеная энергия требовали выхода, и он искал возможности применить свои силы. В минуту плохого настроения он мог подойти к незнакомому офицеру и сказать:

– Милостивый государь, вы меня уверяли, что Земля имеет форму бутылки из-под шампанского.

– Милостивый государь, я вас ни в чем не уверял, – отвечал удивленный незнакомец.

– Ах, значит, теперь вы меня уверяете, что я солгал? Я прошу вас дать мне удовлетворение.

Назначалась дуэль, во время которой Лунин обычно стрелял в воздух, а противник – в него.

Постоянно рискуя жизнью, Мишель хотел хоть на несколько минут забыться в смертельной опасности, но “разменяв пару пуль”, он чувствовал себя таким же опустошенным и одиноким, как и раньше.

Так он жил до 1807 года, пока гвардия не выступила в Пруссию, где начались военные действия.

На сей раз Александр I не решился командовать армией и доверил это Беннигсену. Поначалу тот неплохо справлялся со своими обязанностями. Битва при Прейстиш-Эйлау, хотя и окончилась кровавой ничьей, во всех реляциях была подана Беннигсеном как победа. Авторитет его резко возрос. Александр I, подогреваемый хвастливыми донесениями с фронта, хотел во что бы то ни стало отплатить за прошлые поражения и для того, чтобы подбодрить солдат, выехал навстречу армии, причем, сделал это в тот самый день, когда генерал Беннигсен совершил роковую ошибку, собрав все войска в излучине реки Алле. Французский маршал Ланн заметил это и завязал сражение. Одновременно он послал срочную депешу Наполеону. Император тотчас же приказал всем своим войскам идти к месту боя, а сам помчался туда первый.

Русские защищались очень храбро, особенно кавалергарды, среди которых был и Мишель. Но ничто уже не могло их спасти. Французы разрушили все мосты через реку и с боем вошли в местечко Фридланд. Русская армия была сжата со всех сторон. Началась паника, многие солдаты, пытаясь спастись бегством, тонули в реке.

Вновь, как и два года назад, русская армия потерпела поражение, но теперь оно казалось еще более трагическим, особенно для Александра I. Он совсем пал духом. Еще после битвы при Гейльсберге, кончившейся отступлением русской армии, великий князь Константин в присутствии многочисленных приближенных крикнул своему старшему брату:

– Государь, если вы не хотите мира, тогда дайте лучше каждому русскому солдату заряженный пистолет и прикажите им всем застрелиться. Вы получите тот же результат, который вам даст новая и последняя битва!

И вот теперь это мрачное предсказание сбывалось. Александру I и жизнь казалась не мила, а многие его солдаты, голодные, мокрые и замерзшие, со злобой и остервенением пытались растащить на дрова для костров мебель из его палатки. Помешал этому высокий, худой корнет Михаил Лунин. Он взял устройство царского ночлега в свои руки. Мишель энергично защищал монарха от российских солдат, которых в тот момент никак нельзя было назвать верноподданными.

За храбрость, проявленную при самом сражении и при защите жизни императора, он был награжден орденом Святой Анны 4-й степени. Такая награда приятно щекотала тщеславие Лунина. Она значительно повышала его акции в светском обществе и с него не спускали глаз: спаситель царя, его новый фаворит…

Он мог сделать блестящую карьеру, но использовать представившуюся возможность не торопился. Слишком уж незавидным было положение России, чтобы искать личных выгод. Тильзитский мир, который Александр I вынужден был подписать после Фридланда, русские дворяне считали гораздо более позорным, чем все военные поражения.

После заключения этого договора всем русским газетам велено было срочно полюбить вчерашних врагов и бурно выражать восторг по поводу их побед над вчерашними союзниками, но Мишель не мог, да и не хотел так резко менять свои взгляды. Вместе с С.Волконским он завел собаку, которая с бешеным лаем бросалась на прохожего, когда ей показывали на него и говорили “Бонапарт!” Затем друзья пополнили свору еще восемью собаками и двумя медведями и в таком составе выходили на прогулки, наводя панику на местных жителей. Отчаянные офицеры, наверное, портили бы кровь своим командирам и в спокойное время, а тогда, недовольные общей обстановкой в стране, они вели себя так, что их остерегались даже превосходительства.

Да и как было не остерегаться таких удальцов, которые в петербургском парке, поставив гроб на черный катер, взяв в руки факелы и нарядившись певчими, затянули среди бела дня заупокойную молитву, а когда заинтригованные гуляющие собрались на берегу, певчие вдруг сделали переход к игривой музыке, сбросили траурные одежды, достали из гроба бутылки и стали пировать.

Никакого взыскания не последовало, и ободренные кавалергарды решили спеть для более высокопоставленных слушателей. Они отправились на двух небольших лодках к Каменноостровскому дворцу, чтобы исполнить серенаду императрице Елизавете Алексеевне. Их концерт привлек внимание не только жены Александра I, но и дворцовой охраны, которая пожелала догнать артистов и достойно вознаградить их за доставленное удовольствие. Сторожевой катер не мог выйти на мелководье вслед за кавалергардами. Молодые люди воспользовались этим, и, выскочив на берег, “отступили рассыпным строем”. Император даже после этого не захотел наказывать своих любимцев, полагая, что перебесившись, они будут верно служить престолу.

Он оказался прав: некоторые, предав свои идеалы, действительно добились высокого положения, другие же остались верными себе, поэтому в 1826 году одни стали подсудимыми, а другие – судьями; одни были сосланы на каторгу в Сибирь, а другие их туда послали. Пока же все они, насладившись остротой опасности, на время успокоились.

Только Мишелю не сиделось на месте. Он нашел в Кронштадте лодку и отправился на ней в открытое море. Зачем? Он и сам не мог бы ответить на этот вопрос. Его арестовали и доставили к царю. Во время аудиенции Александр I потребовал объяснений. Лунин своим вызывающим поведением вывел императора из равновесия. Сделать это было очень непросто: даже при подписании Тильзитского мира Александр I держался превосходно. Но заканчивая разговор с Мишелем, царь раздраженно спросил:

– Лунин, говорят, вы не совсем в своем уме?

– Ваше величество, про Колумба говорили то же самое, – ответил молодой человек, уважительно поклонившись. Он хотел оставить последнее слово за собой даже в разговоре с императором и в словесной дуэли победил так же легко, как побеждал в дуэлях обычных, но зато шансы, приобретенные им после Фридланда, свелись к нулю. Да они и не нужны были Мишелю. Его поведение прочно приковывало к нему всеобщее внимание, а это было для него гораздо важнее чинов и звезд. Правда, в глубине души ему хотелось, чтобы внимание было вызвано не скандальными историями, а настоящим делом. Делом, которому он мог бы отдать не только свои силы, способности и энергию, но и жизнь.