Выслушав нас, ареопаг «удалился на совещание». Точнее, он-то никуда не удалился, а вот нас выпроводили, отведя в помещение без окон, где мы встретились с Калебом и Анахитой.

Рыжий корректор демонстрировал крайнее уныние, Анахита — беременность на большом сроке. Месяц восьмой, не меньше.

— Так вот почему они на тебя так взъелись, — понимающе кивнул я Калебу. — У тебя что, на резину аллергия?

— Сам не знаю, как так вышло, — ответил он печально, — мы предохранялись изо всех сил. Я застрял в одной дыре, возвращаюсь — поздняк метаться. И, главное, уже все в курсе, мы же тут жили, в Центре. Ну и понеслось говно по трубам. Заодно и про неё, вон, узнали…

Калеб показал пальцем на Нагму. Она, впрочем, на него и не взглянула, обнимая мать.

— Мама, я так рада тебя видеть!

— Да, дорогая, — отвечает та, безмятежно улыбаясь. — У тебя скоро будет братик, видишь? Положи руку сюда, чувствуешь, как он пинается?

— Ух ты! Здорово! Я соскучилась, мам!

— Ты такая красавица выросла, надо же!

— Ты обо мне думала хоть иногда?

— Да, конечно, — ответила Анахита рассеянно.

Пусть врёт, ладно. Всяко лучше, чем сказать: «Дочка, да насрать мне на тебя было в три слоя. У меня тут любовь-морковь, прекрасная жизнь в Центре Мира и сыночек свеженький на подходе. А на тебя как глянешь, так сразу кыштак в глазах и козы. И плюс десять лет к возрасту». Не будем создавать ребёнку лишних комплексов.

Вскоре нас с Нагмой вернули пред коллективное лицо ареопага, и Мелехрим озвучил решение.

— Девушка, называемая Нагмой, признана крайне опасной для стабильности Фрактала. Она уже отметилась в создании двух коллапсных ситуаций. Одна из них в ортогональном срезе, подвергшемся бусту. То, что поражённая коллапсом ветвь была элиминирована путём отката незаконно используемым мораториумом…

— Протестую, — перебил Лейхерот, — ваши претензии на контроль малых мораториумов смешны. В Мультиверсуме их тысячи.

— …Отката мораториумом, — поправился Мелехрим, опустив слово «незаконный», — не отменяет потенциальной опасности деяния и нанесённого им локального ущерба. А также провокация коллапса в срезе, проекционно связанном с ортогональю Ушедших. Это едва не привело к глобальному кризису Мультиверсума, что уникально даже для носителей дисрупционного риска. Коллапс был предотвращён в последний момент. Кстати, именно из-за него мы имеем тот самый «синеглазый караван», который недавно обсуждали.

— Это где десятки потенциальных корректоров, которых отказались передать школе? — спросила та же противная пучеглазая тётка, которая интересовалась моими правами опекуна.

— Да, владелица каравана категорически отвергла возможность сотрудничества, угрожая оказать вооружённое сопротивление. Мы работаем над этим.

«Стреляй первой, Костлявая, — подумал я. — Всегда стреляй первой».

В общем, Нагму уже не в первый раз в её жизни объявили исчадием ада. «Иблисов выблядок» — это судьба.

На этом основании во всех моих предложениях было отказано. Меня сочли человеком, никакого отношения к Нагме не имеющим, а потому брать за неё ответственность я не могу. Её родители, то есть Калеб и Анахита, которые должны предстать перед судом ареопага следующими, так себе гаранты. Ну а моё отчаянное предложение ссылки в безлюдный срез сочли недостаточно безопасным. Мало ли кто туда припрётся и нас вытащит? Мультиверсум вообще проходной двор — шляются всякие где попало безо всякого порядку и контроля.

— Да вон, хоть та же Аннушка, — сказала пучеглазая мадама. — Они с ней общались, я видела.

При упоминании Аннушки лица у ареопажников сделалась такие, как будто у них внезапно геморрой обострился. А Нагму приговорили «подвергнуть полной нейтрализации». Я даже спрашивать не стал, что это значит. Какая разница? Всё равно «нейтрализуют» дочку только через мой труп.

— Согласно данному мной слову, у вас иммунитет на сутки, — сказал Мелехрим, выпроваживая нас на улицу. — Можете попытаться бежать, или примите свою участь достойно. Дело ваше.

— Пап, что будем делать? — спросила Нагма.

Она бодрится и делает вид, что ей всё нипочём, но я вижу, что дочь очень напугана и расстроена.

— Купим по мороженому? — предложил я. — У меня от их кислых рож изжога разыгралась.

— Это само собой, — согласилась Нагма, — как же без мороженого? А потом куда?

— Давай решать проблемы по мере их поступления, ладно? Поедим мороженого, дождёмся следующего заседания. Узнаем, что твоим родителям впаяют.

— Ты мой «родитель», пап. И мама ещё, конечно. А Калеба пусть хоть в жопу себе засовывают, вот! Надеюсь, они хотя бы братика моего в покое оставят? Он ведь даже ещё не родился!

Я только плечами пожал. Очень сомневаюсь, на самом деле.

Глава 12. Её зовут Катя

— Вывезешь нас отсюда? — спросил я сидящую на борту пикапа Аннушку.

— Есть идеи, куда?

— На базу, наверное, для начала. Предупрежу Слона, что увольняюсь по семейным обстоятельствам. Попрошу РПГ в качестве выходного пособия. Если за Нагмой опять пустят Чёрного, РПГ мне пригодится.

— Убьёшь одного, придёт следующий, — пожала плечами Аннушка.

— РПГ на базе тоже не один.

— Как знаешь. Я вас отвезу, но чуть позже, ладно? Хочу с Калебом попрощаться.

— Думаешь, шансов нет?

— Не-а. Я бы взяла пулемёт, пошла и порешила этих уродов, но не поможет. Это система, на их место сядут новые, кресла остыть не успеют.

— Хреново.

— И не говори. А мама твоей девчонки не твоя проблема?

— Думаешь, её отпустят?

— Почему нет? Дадут родить, заберут ребёнка — и вали. Не хочешь о ней позаботиться?

— Боюсь, мы теперь не лучшая компания. С мишенями-то на спине.

— Да, тут ты прав, пожалуй. Я б на вас в тотализаторе не поставила.

— Кроме того, она же его любит.

— Кого? Калеба?

— Ну да.

— Знаешь, Калеба все любят. Он ещё в школе корректоров, будучи совсем пацаном, имел любую девчонку, какую хотел. Ни одна не могла отказать.

— И тебя?

— Но-но, я-то его сильно старше была. И на меня его обаяние не действует.

— Ну да, — скептически сказал я. — То-то ты его годами из разных историй вытаскиваешь, хотя сама же сто раз зарекалась. Кто сегодня народ бунтовать пытался? Кто готов с пулемётом в ареопаг идти?

— Ну, с пулемётом не только за него. Накопилось. Но, может, ты и прав. Может, и на меня влияет. Я как-то не задумывалась. Корректоры — это не только синие глаза, знаешь ли. У каждого своя фишка есть.

— И у тебя?

— И у меня. Но это коммерческая тайна.

— Как скажешь. Это ведь многое объяснило бы.

— Что?

— Ну, если у Калеба талант такой, женщин с ума сводить. Я ещё при первой встрече поразился, как Анахита изменилась. Она же за Нагму была готова целый кыштак зубами порвать, да и со мной ей, вроде, неплохо было. Не любовь, конечно, куда там, но мы ведь практически поженились. А потом объявляется этот рыжий засранец — и как подменили сразу. Только на него и смотрит, только о нём и говорит, и глаза стали такие… С поволокой, но пустоватые. Ладно меня бортанула, но дочь бросить?

— Если оно и так, то тут, кажется, коса на камень нашла, — сказала Аннушка, — Потому что Калеб тоже отродясь ни за одну бабу так не держался. Только на моей памяти десятка два поматросил и бросил. А за эту, вишь, сам пострадал. По-дурацки, как всегда, но всё же. Да теперь уж без разницы, почему так вышло. Калеба мне жалко, он, хоть и придурок, но свой. А вдовушка как-нибудь пристроится, по ней видно.

— Михаил, можно вас? — к пикапу подошёл Лейхерот.

Мы отошли в сторонку.

— Боюсь, при сложившихся обстоятельствах мы не сможем продлить наше сотрудничество. Поверьте, я расстроен этим не меньше вашего…