Монган и слуга отправились тут в Лейнстер.

Приблизившись к той земле, обнаружили они громадную толпу на дороге и узнали, что король устраивает праздник в честь женитьбы на Дув-Лахе: год ожидания почти истек, и король поклялся, что дольше тянуть не будет.

И двинулись они дальше поэтому, но — упав духом, — и наконец увидели стены королевского дворца, что высились перед ними, и благородное собрание, что прогуливалось по лугу туда и сюда.

Глава девятнадцатая

Уселись они так, чтобы видеть королевский чертог и собраться с силами.

— Как мы попадем в цитадель? — спросил мак ан-Дав.

Ибо стояла стража у великих ворот, и копейщики вдоль стен, густо, а также люди, что мечут горячее варево с кровли, размещены были где положено.

— Не скоком, так боком, — ответил Монган.

— И так, и эдак сгодится, — сказал мак ан-Дав, — и как ты решишь, так и я за тобой.

И тут увидали они Каргу Мельничиху^[16] и шла она с мельницы, что стояла чуть дальше по дороге.

Карга Мельничиха была костлявой старухой, тощей жердью с чудными ногами. Одна ступня у нее была велика ей так, что, когда поднимала ее Карга, ступня тащила ее за собой; вторая же ступня была ей слишком мала, и когда Карга поднимала ее — не соображала, что с нею делать. Старуха была такая дылда, что, казалось, ей и конца не видать, и такая тощая, что вроде как и не видать ее вовсе. Один глаз у нее был на носу, нос висел с подбородка, а вокруг него торчала щетина. Одетая в красную тряпку, что на самом деле была дырой с бахромой по краям, старуха пела «Ой, молчи, моя зазноба» кошке, что вякала у нее на плече.

Шел за ней костлявый пес по имени Бротар^[17]. Зубов у него не было, считай, никаких, кроме одного, да и тот болел. Каждые несколько шагов садился пес, задирал нос и заунывно жаловался на свой зуб, а следом тянул заднюю лапу и пытался тот зуб выковырять, но дергали его за соломенную веревку, одним концом повязанную ему вокруг шеи, а вторым приделанную к ступне Карги, которая велика.

Была при Карге и старая, мосластая, одноглазая, за-дышливая кобыла, кожа да кости, с тяжкой башкой. Всякий раз, когда ставила она переднюю ногу, содрогалась всею тушей до задних ног, а когда ставила заднюю, вся содрогалась до передних, громко свистела носом, когда задыхалась, а на крупе у нее сидела здоровенная тощая курица. Глянул Монган на Каргу Мельничиху — с восторгом и обожанием.

— На сей раз, — сказал он, — заберу я жену.

— Еще как, — сказал мак ан-Дав, — и мою тоже.

— Иди, — сказал Монган, — скажи Карге-Мельничихе, что мне с ней потолковать надо.

Мак ан-Дав привел старуху к Монгану.

— Правда ли то, что твой слуга говорит? — спросила она.

— А что он говорит? — переспросил Монган.

— Говорит, что надо тебе со мной потолковать.

— Правда, — ответил Монган.

— Чудесный час, славная минута, — проговорила Карга, — ибо впервые за шестьдесят лет кто-то захотел со мной толковать. Толкуй же, — сказала он, — а я послушаю, если вспомню, как это делается. Толкуй тихо, — добавила она, — так скотину не напугаешь, они все хворые.

— Это уж точно, — с жалостью сказал мак ан-Дав.

— У кота болит хвост, — сказала она, — потому что сидит слишком близко к той части печки, которая горячая. У пса болит зуб, у кобылы — брюхо, а у курицы типун.

— Эх и печален же белый свет, — проговорил мак ан-Дав.

— Именно! — согласилась старуха.

— Скажи мне, — начал Монган, — будь у тебя желание, чего б ты пожелала?

Карга сняла кота с плеча и отдала его мак ан-Даву.

— Подержи, пока я думаю, — сказала она.

— Не хотела б ты быть красивой юной девой? — спросил Монган.

— Да я быстрее освежеванным угрем стану, — отозвалась старуха.

— А хотела б ты выйти замуж за меня или за короля Лейнстера?

— Я бы пошла замуж за любого из вас, или за обоих, или кто первым вызовется.

— Славно, — сказал Монган, — исполнится твое желание.

Коснулся он ее пальцем, и в тот же миг вся ее дряхлость, худоба и старость оставили ее, и стала она такой красавицей, что едва глядеть можно, и такой юной, что лет шестнадцать, не больше.

— Не Карга Мельничиха ты теперь, — сказал Монган, — ты теперь Ивел Сияющие Щеки, дочь короля Мунстера.

Тронул он пальцем и пса, тот сделался домашней собачкой с шелковистой шерстью, такие собачки помещаются в ладони. Преобразил и старую кобылу — в ретивую пегую лошадь. Самому себе придал он облик точь-в-точь как у Айда, сына короля Коннахта, который только что женился на Ивел Сияющие Щеки; мак ан-Дава превратил он в слугу Айда, и все они двинулись к цитадели, распевая песню, которая начинается так:

Моя жена красивей любой чужой жены,

Любой чужой жены, любой чужой жены.

Моя жена красивей любой чужой жены,

И возражения совсем тут не нужны.

Глава двадцатая

Привратник донес королю Лейнстера, что на пороге — сын короля Коннахта Айд Красивый и его жена Ивел Сияющие Щеки, и что их изгнал из Коннахта отец Айда, и они ищут защиты у короля Лейнстера.

Брандув сам вышел к воротам встретить их и в тот миг, когда углядел он Ивель Сияющие Щеки, стало ясно, что глядеть на нее ему нравится.

Близился вечер, и гостям приготовили пир, а следом и праздник. На пиру Дув-Лаха сидела подле короля Лейнстера, но Монган устроился напротив, с Ивел, и насылал на Каргу все больше чар, и щеки у той румянились, глаза светились, и была она для взоров вся чарующая: когда Брандув смотрел на нее, она будто делалась все милей и милей, все желаннее и желаннее, и наконец ни единой косточки — даже в полпальца длиной — не осталось в его теле, какая не была б исполнена любовью и тоской по этой девушке.

Каждые несколько мигов испускал Брандув громадные вздохи, словно переел, а когда Дув-Лаха спросила его, не переел ли он, Брандув сказал, что да, съел он много, а вот пил мало — а имел он в виду, что мало пил он взоров девушки перед ним.

На празднике, что устроили далее, опять смотрел король на нее, и всякий раз, когда брался за напиток, пил за Ивель, глядя на нее поверх своего кубка, и чуть погодя она принялась пить за него — глядя поверх своего кубка, ибо он пил эль, а она — медовуху. Затем послал он гонца к ней — сказать, что быть женой короля Лейнстера гораздо лучше, чем женой сына короля Коннахта: король лучше королевича, а Ивель сочла, что мудрее никто ничего никогда не говорил. И тогда отправил он ей сообщение, дескать, любит ее так, что наверняка от любви лопнет, если та не развеется.

Монган услышал шепот и сказал Карге, что, если сделает она, как он ей велит, ей точно достанется в супруги либо он сам, либо король Лейнстера.

— Любой из вас сгодится, — проговорила Карга.

— Когда король скажет, что любит тебя, попроси его доказать это дарами — сначала попроси его винный рог.

Она попросила, и он послал его ей, наполненный славным напитком; тогда попросила она его сбрую — дал и ее.

Люди короля возразили ему: неправильно это — раздавать сокровища Лейнстера жене сына короля Коннахта, но он ответил, что все не важно, ибо если заполучит он девушку — заполучит и свои сокровища обратно. Однако всякий раз, когда слал он что-нибудь Карге, мак ан-Дав забирал это у нее и складывал к себе в карман.

— А теперь, — сказал Монган Карге, — вели слуге сообщить, что не покинешь ты своего мужа за все сокровища света белого.

Передала она эти слова слуге, а слуга — королю. Услышав это, Брандув чуть с ума не сошел от любви, желания и ревности — а также от ярости, потому что сокровища, которые он ей дал, могли и не вернуться. Подозвал он Монгана и заговорил с ним очень угрожающе и свирепо.

— Я не из тех, кто берет что-нибудь и не дает ничего взамен, — заявил он.