Что само по себе чудо, ибо мало кто помнит, что побывал у Дивных или тем более что там приключилось.

На самом же деле не отправляемся мы к Дивным — мы ими становимся, и за один удар сердца способны прожить год — или тысячу лет. Но когда возвращаемся, память быстро затуманивается, и мы словно бы грезили или было видение нам, хотя мы по правде гостили у Дивных.

Чудо, словом, что Фюн смог вспомнить все, что произошло с ним за тот раскидистый миг, но в этом сказании есть чему дивиться и сверх того: Фюн не только побывал у Дивных, но оказалась там же и великая армия, какую привел он к Бен-Эдарю [холм Хоут], и ни он, ни воины его не сознавали, что покинули мир, пока не вернулись обратно.

Четырнадцать боев — семь резервными силами фениев и семь основными — принял вожак в том великом походе-броске. Добравшись до Бен-Эдаря, все решили встать лагерем, чтобы войско могло отдохнуть в преддверии сражения, какое Фюн замыслил на грядущее. Выбрали место, и каждый отряд и дружина войска разместились подобающе, и не было толчеи и заминок в движении: где дружина остановилась, там и было ей место отдыха — и другим она не мешала, располагалась просторно.

Когда всё уладили, вожаки дружин собрались на ровной травянистой равнине над морем, где принялись совещаться о завтрашнем броске, и на том совете частенько поглядывали они на морской простор, что мерцал и поблескивал под ними.

С востока на Бен-Эдарь надвигался вместительный корабль под громадами парусов.

По временам, когда беседа стихала, то один вожак, то другой смотрел на спешившее судно и говорил о нем; может, как раз в один такой миг и началось приключение Фюна и фениев.

— Откуда бы плыть этому кораблю? — праздно проговорил Конан.

Но никто не смог ничего предположить, кроме одного: корабль хорошо оснащен для войны.

Судно подобралось к берегу, и наблюдатели увидели высокого человека, что свесился с борта на древках копий, а чуть погодя этого человека объявили Фюну и привели к нему.

Оказался он отважным, воинственным, решительным. Облачен был в изумительную броню, на голове крепкий резной шлем, великолепный выпуклый щит красной бронзы висел у него на плече, а на бедре — прямой меч с широким долом. Под щитом надет был великолепный алый плащ, на груди — громадная застежка из червонного золота, а в кулаках сжимал он пару грубых копий с толстыми древками.

Фюн и воители оглядели того благородного воина и восхитились премного его статью и облачением.

— Чьих ты кровей, юный воитель? — спросил Фюн. — И какой из четырех углов света белого твой по роду?

— Звать меня Кайл Железный, — проговорил чужак, — я сын короля Фессалии.

— С какой посылкой ты прибыл сюда?

— Я не на посылках, — сурово ответил чужак, — а по делам, какие мне милы.

— Пусть так. Что ж за милое дело принесло тебя в эти земли?

— С тех пор, как отплыл с родины, не покидал я ни единый край и ни один остров, пока не заплатит он дань мне и не признает мое владычество.

— И ты прибыл в эту страну! — воскликнул Фюн, не веря ушам своим.

— За данью и покорением, — прорычал чужак и свирепо ударил древком копья в землю.

— Ручаюсь, — сказал Конан, — не слыхали мы никогда о воителе, сколь угодно великом, какому не нашелся бы в Ирландии соперник под стать, и погребальные песни подобным воителям распевают женщины этой земли.

— Руку даю и слово свое, — отозвался лютый чужак, — твои речи наводят меня на мысли о малых детишках или глупцах.

— Остерегись, почтенный, — сказал Фюн, — ибо воители и великие драконы гэлов стоят пред тобой, за нами четырнадцать битв ирландской фианна.

— Если бы всех фениев, кто погиб за последние семь лет, сложить с теми, кто сейчас здесь, — заявил чужак, — я бы с ними со всеми разделался страшно и пресек бы их члены — и жизни их.

— Горазд же ты выхваляться, — пробормотал Конан, глядя в упор на него.

— Не выхваляюсь совсем, — сказал Кайл, — и, чтоб доказать мою доблесть и стать, предложу я вам поединок.

— Предлагай, — велел Фюн.

— Вот он, — сказал Кайл с ледяной лютостью. — Если найдете средь своих четырнадцати дружин того, кто в силах меня обогнать, одолеть в кулачном бою или с оружием, я удалюсь в свой край и никогда вас не потревожу.

И так уж сурово он говорил, и так вперялся неистово, что воителей начала забирать растерянность, и даже Фюн почуял, что спирает у него дух.

— Слова храбреца, признал он через мгновение, — и если не будет тебе равных во всем этом, то не от недостатка желающих состязаться. В одном лишь беге, — продолжил задумчивый Фюн, — есть у нас знаменитый победитель — Кэльте мак Ронан.

— Этому сыну Ронана знаменитым быть осталось недолго, — сказал чужак.

— Он способен обогнать благородного оленя, — проговорил Конан.

— Он способен обогнать ветер! — воскликнул Фюн.

— Никто не велит ему обгонять благородных оленей или ветры, — оскалился чужестранец. — Ему велено будет меня обогнать, — прогремел он. — Покажите мне бегуна, и поглядим, живет ли его великое сердце в ступнях у него, как вы все считаете.

— Его с нами нет, — опечалился Конан.

— Такие вот знаменитые воины никогда не с нами, если кинули клич, — угрюмо проговорил чужак.

— Ручаюсь, — вскричал Фюн, — он вскоре здесь будет, ибо я сам его приведу.

— Пусть так, — сказал Кайл.

— А пока меня нет, — продолжил Фюн, — оставлю как уговор, что ты дружен будешь с фениями и соблюдешь все условия и церемонии дружбы.

Кайл согласился.

— Не обижу никого из этих людей, покуда ты не вернешься, — сказал он.

Засим Фюн отправился в Тару королей, ибо думал, что Кэльте мак Ронан уж точно там. «А если не там, — размышлял воитель, — тогда я найду его в фенийском Кеш-Кбрране»⁶⁰.

Глава вторая

Не успел он уйти от Бен-Эдаря, как забрался в причудливый угрюмый лес, где деревья росли так густо, а подлесок был сплошь побеги и путаница, что едва продерешься. Фюн помнил, что когда-то здесь прорубили тропу, и взялся ее искать. То была глубокая, расчищенная колея, она вела, виясь, через весь этот лес.

В тот угрюмый овраг спустился Фюн и двинулся вдоль него, но зайдя глубоко в сырой лес, услыхал шаги — кто-то топал и плюхал, — и увидел Фюн, что к нему идет жуткое, страшного вида созданье: дикий, чудовищный, желтокожий, мосластый исполин, облаченный лишь в скверно сшитый, заляпанный грязью блеклый плащ, что мотался и хлопал по голеням громадных голых ног. На топотавших ступнях надеты были сапожищи, по виду похожие на лодки, но куда больше в размерах, и всякий раз, когда опускал он ногу, из глинистой рытвины выплескивалось и брызгало по бочке жижи.

Никогда не видал Фюн такую громадину и замер, глазея, растерявшись от изумления.

Великан поприветствовал Фюна.

— Один-одинешенек, Фюн? — вскричал он. — Как так, что ни одного фения из фианна нет обок вожака?

Тут Фюн опомнился.

— Слишком долго рассказывать, слишком все путано и сложно докладывать, да и времени у меня нет.

— И все ж расскажи, — настоял страшила.

Фюн при таком настоянии доложил о прибытии Кайла Железного, о вызове, какой тот бросил, и о том, что он, Фюн, направляется в Тару королей, найти Кэльте мак Ронана.

— Я этого чужестранца знаю, — сказал здоровяк.

— Он и впрямь такой победитель, за какого себя выдает? — спросил Фюн.

— Вдвое больше способен он одолеть, чем заявляет, — ответил страш ила.

— Не обгонит он Кэльте мак Ронана, — заявил Фюн. Здоровяк ухмыльнулся.

— Еще скажи, что не обгонит он ежика, родное сердце. Этот Кайл завершит забег, когда твой Кэльте лишь начнет подумывать о начале его.

— Что ж, — сказал Фюн, — тогда я не знаю, куда мне податься — или как защитить честь Ирландии.

— Я знаю, как с этим быть, — отозвался страшила, неспешно кивая.