Обсудили план действий, но Вашугин всё же переиграл: оставляет Маликова за старшего, а сам со мной идёт. Мы на куполе парашюта перенесли моего командира к лугу, обустроили берлогу и побежали в сторону передовой. Да прямо днём. Я чуть позже стал правее забирать, Вашугин вопросительно глянул на меня. Мы как раз к полю вышли. Дальше или ждать до наступления темноты часа три, или по-пластунски передвигаться.

В стороне я приметил две батареи тяжёлых гаубиц. Одна вела огонь.

– Там дорога и село. Может, транспорт какой добудем? – пояснил я ему в несколько приёмов, чтобы дыхание не сбить.

На самом деле у села какой-то штаб был развёрнут, и там под деревьями фруктового сада стоял «Шторьх». Если не улетит, угоним, как стемнеет. В общем, мы решили передохнуть, легли и уснули оба. На часы-то некого ставить. Надеюсь, на нас никто не наткнётся. А как стемнело (меня нейросеть подняла), разбудил Вашугина, и мы побежали к селу.

За два часа добежали. Самолёт, к счастью, оказался на месте, и я облучил станнером всех вокруг так, что лейтенант ничего не заметил. Мы, толкая, выкатили самолёт (тут уклон был), и я, устроившись в кабине, запустил мотор.

Катил я к дороге, с неё взлечу. Вашугин за спиной сидел, дышал в затылок. Самолёт – типичный связной, с пулемётом в задней полусфере. Вдвоём ещё куда ни шло, а втроем уже перегруз будет. Но лететь сможет. Поэтому я добрался до луга и сел на него, светя посадочным прожектором. Чуть потрясло, да и почва мягкая, но сесть смогли. Пока я разворачивал самолёт, Вашугин сбегал к лагерю и вернулся со своим стрелком, и вскоре мы, взлетев, направились к своим.

А сел я у своего аэродрома. Не на полосу, рядом, ещё не хватало зенитчикам на прицел попасть. Звук мотора им знаком, знают, что это немец. Высадив пассажиров, я указал, куда идти. Пусть пока сообщат, что я скоро прилечу. Взлетел и полетел обратно, за остальными.

Маликов уже ждал, я оставил самолёт, и мы вдвоём затащили стонущего капитана в кабину. Ноги его задевали не раз, но он терпел. И снова в воздух. В этот раз сел уже на полосе. Её подсветили фарами машин, ждали именно нас. Так что я сразу свернул к землянке, где врач у нас разместился.

Заглушив двигатель, стал помогать вынимать Жукова. Народу набежало изрядно, приняли. Маликов уже вылез, помогал. Дальше капитаном было кому заняться, а меня сопроводили в штаб дивизии, радостно хлопая по плечам. Я даже парашют прихватил, сдал укладчицам.

В штабе доложился. Комдива подняли, ему и докладывал. Вашугин тоже был тут. В его часть сообщили, что они вышли. В общем, конечно, отругали, но разведданные я передал ещё свежие, а дальше штаб работал.

Перед сном сбегал на озеро искупаться, и не один, прихватил спасённых. Стрелок тоже был, мой ведомый прибежал, мы радостно обнялись. А искупавшись, обратно пошли, парней в нашей землянке разместили – и спать.

Вот такой вылет у меня вышел. Продуктивно, хотя машину мою жалко.

Новую машину я так и не получил. Винница (вернее, то, что от неё осталось) теперь наша. Фронт двинул, немцы уходили, и наши следовали за немцами. Началось крупнейшее танковое сражение, уже второй день идёт. А мою дивизию снимали и отводили в тыл на пополнение и переформирование, а то в полках по десятку латаных битых машин было. В Резерв Верховного Главнокомандования вывели. Вместо нас новая свежая истребительная авиадивизия прибыла, уже начала работать.

Уже на третий день после эпопеи с выходом из немецкого тыла мы грузились в грузовики. Часть штаба дивизии перекидывали транспортными самолётами, но большая часть, как мы, безлошадные лётчики, отправлялись на машинах.

Кстати, тех четырёх «экспертов» мне подтвердили. Тут не только подтверждение о сбитых от моего ведомого, но и от лётчиков с «пешек». Жуков видел бой, да и немцы тоже. Сбили немца-аса, он и сообщил подробности. У них там траур, лучшие из лучших не вернулись. Известные «эксперты», у которых больше сотни сбитых на счету. Их только что перевели на этот участок фронта, первый вылет – и такое. Так что официально у меня шестнадцать лично и один в группе. В лётную книжицу мою уже внесли данные.

Ведомый со мной сидел, мы на лавке в кузове ЗИСа ехали. Он тогда «пешки» сопроводил за передовую и полетел к нашему аэродрому. Самое главное, их у передовой атаковала пара мессеров, но Лазарев, вспомнив мой рассказ, ушёл в облака и, когда немцы сблизились, стремительно атаковал пару.

Ну прям сбить с ходу не сбил, но повредил ведущего пары и потом длинными очередями лупил по нему, вися на хвосте, пока действительно не сбил. Лётчики «пешек» это видели. Немецкий ведомый улепётывал, боя не принял. Так что Лазарев молодец, второго сбитого имеет на счету. И ведь не бомбардировщик или штурмовик. Истребители – сложная цель.

Вообще, подтвердить их, чтобы записали на тебя, сложно, очень сложно, но нам везло, пока отказов не было. Да и я старался так сбивать, чтобы свидетели были или свидетельства, то есть разбитые самолёты противника. Поэтому подтверждение по «экспертам» – это чистое везение. И да, на меня представление уже написали, на звание Героя. Когда дадут, не знаю, но пока есть чем заняться.

А ехали мы к дальней железнодорожной станции. У нас длинная автоколонна получилась. Специально для нас эшелон подогнали – часть техники забрали, для остальной другой эшелон будет, с платформами, – и мы покатили в тыл. Слух ходил, что мы в Горький едем, там и будем пополняться людьми и техникой, теми же Ла-5, что клепают на авиазаводе Горького, но нет, высаживали нас через двое суток пути, в Москве.

Многие были счастливы. Столица. Никогда тут не были. Теперь побывают. Ага, до столицы восемнадцать километров, нас отвезли на военный аэродром. Полки, штаб авиадивизии – всё это разворачивалось; та свежая авиадивизия, оказывается, тут стояла, мы и занимали казармы после неё.

Вскоре стала приходить наземная техника, а вот по самолётам пока дело туго двигалось, поэтому офицерам часто давали увольнительные, посетить столицу. Показать героев-лётчиков местным девчатам.

Я тоже заказал парадную форму. Награды повесил, тем более мне второй «Боевик» дали, уже тут, у Москвы. На второй день после прибытия. Сто тридцать семь офицеров и сержантов наградили. Васильеву, моему механику, дали орден Красной Звезды. Это первая его награда.

А на третий день я увольнительную получил, с ведомым, на весь день, и с утра мы погрузились в автобус. Он как рейсовый, ездил между нашим военным городком и окраиной столицы. Забирал желающих покинуть столицу рядом с автобусной остановкой.

Мой «козлик» катил по лесной дороге, переваливаясь на колдобинах. Был шестьдесят восьмой год. Окрестности Вологды. Я здесь живу. Пока всё хорошо.

Хрущёва я сам пристрелил в начале войны, Брежнев на фронте погиб, потом новые секретари правили страной. Сталин в шестьдесят седьмом умер, он хоть и стареньким был, но я тайком его подлечил, пока тот спал. Больше бы прожил, но при попытке переворота отравили. Берия уже год правил, задавив мятежников.

Разразилась война в Корее, мы тоже опосредованно участвовали, с Китаем не ругались; в Африке воевали – это да, у нас сейчас там свои земли есть, выкупили, военно-морская база.

Сейчас лето, мой путь лежит на Украину, за эти годы я там неплохо повеселился, нацистов зачищая. Чёрт, да я и сейчас этим занимаюсь, моё любимое дело.

Вообще, в теле лётчика Самсонова я прожил лет десять. В пятьдесят втором снял личину, заменил её. Самый результативный лётчик Союза, шестьдесят три сбитых, четыре Звезды Героя. Я бы и дольше прожил в этой личине, внешне старя себя согласно возрасту, но задолбали.

Для начала меня из армии не отпускали, удерживали всеми силами, а я служить не хотел, рапорт после окончания войны подал, и дальше подавал. В общем, перевели меня, тогда уже полковника, в сорок седьмом году в Москву. На Высших лётных курсах служил, учил лётчиков летать. Освоил реактивные самолёты. Тоже дело неплохое.