Я замечаю Патришу Портер. Это симпатичная темнокожая девушка, которая училась на год старше меня. Ее волосы убраны в высокий конский хвост, крыло носа украшено небольшим золотым колечком.

– Патриша! – зову я.

Девушка оглядывается. Ей требуется пара секунд, чтобы заметить меня, после чего Патриша расплывается в улыбке.

– Я не видела тебя целую вечность, – говорит она.

– Я знаю. Я скучная. Никуда не выхожу.

Она смеется:

– Я тоже. Часто работаю по ночам, так что в основном могу предложить только встречу за бранчем…

– Где ты работаешь?

– В клинике «Мидтаун-Медикал». Я рентгенолог.

– В таком случае почему же ты не светишься?

– Ну, я ношу свинцовый фартук. Но я и правда приобрела парочку суперспособностей…

Я счастлива видеть Патришу. Приятно вспомнить, что не все, с кем я ходила в школу, были засранцами. К сожалению, лишь большинство.

Кстати, а вот и Белла Пейдж собственной персоной. На этот раз без своих миньонов, но в компании какого-то парня в джинсовой куртке. Парня я не знаю. У него типичная восточноевропейская внешность – зачесанные назад волосы и высокие скулы, а сбоку на шее вытатуирован крест.

Похоже, именно он хозяин хромированного «GT-R». У парня неплохой вкус в машинах, чего не скажешь о женщинах. Эти тачки не зря называют «Годзилла» – на них сваи на дороге объезжаешь так, словно спускаешься на лыжах с чертовой горы.

Я планирую стоять тихо и не отсвечивать в надежде, что Белла меня не заметит, но тут Патриша кричит:

– Эй, Белла, где твое обрамление?

Пейдж хмуро смотрит на нас. Девушка явно не в восторге от того, что мы сделали ход раньше, чем она нас заметила.

– Они сегодня не пришли, – говорит она.

– Странно, – отвечает Патриша. – Я думала, вас соединили вместе хирургическим путем.

– Это называется «дружба», – снисходительно поясняет Белла сладким голосом. – Вот почему мы королевы, а вы две едва тянете на уборщиц.

Я качаю головой, глядя на нее.

– Ты вообще не изменилась со школы, – говорю я. – И это не комплимент.

– Ага. Вы даже сами себе придумали прозвище. Это так стремно, – подхватывает Патриша.

Я фыркаю.

Не знаю, кто первый назвал их королевами, но я вполне могу представить, как эти стервы сидели втроем и накидывали идеи. Должно быть, это заняло у них полдня.

Белла сужает глаза, пока они не превращаются в две ярко-голубые щелочки.

– Знаете, что еще не изменилось со школы? То, что вы две – все те же нищие уродины, которые просто мне завидуют.

– Что ж, одно из трех ты угадала, – говорю я, – денег у меня действительно не много.

– Оно и видно, – отвечает Белла, окидывая меня взглядом. Затем она разворачивается и присоединяется к своему парню, который, похоже, даже не заметил ее отсутствия.

Патриша смеется, нисколько не задетая этим небольшим обменом любезностями.

– Боже, я думала, что к этому времени она уже куда-нибудь переедет, – говорит девушка, – чтобы мучить других невинных жителей.

– Невинных с натяжкой… – замечаю я.

Несколько машин уже выстраиваются в очередь у старта – подтянутые, проворные японские модели и ревущие американские маслкары[29]. Первыми к гонке готовятся фиолетовая «Импреза» и белая «Супра» с длинной царапиной на боку.

Патриша, кажется, наблюдает за этой гонкой с особым вниманием. Она покусывает кончик большого пальца, глядя на машины.

Автомобили с визгом срываются с места. «Импреза» вырывается вперед, стартуя первой, но «Супра» начинает догонять ее на прямом участке. Перед финишной чертой расположен поворот, «Супру» заносит, но она снова вырывается вперед, когда машины выравниваются. Они стремительно пересекают финишную черту, и «Супра» опережает соперника на дюйм.

Здесь всего четверть мили[30]. Вся гонка заняла не больше четырнадцати секунд.

Но все это время я следила за ними, задержав дыхание. Я вся дрожу от возбуждения, меня накрывает волной радости.

Похоже, Патриша взволнована не меньше моего – она кричит от восторга, словно с самого начала болела за «Супру».

– Кто за рулем? – спрашиваю ее я.

Девушка краснеет и кажется немного смущенной.

– Один парень, Мейсон, – говорит она. – Мы вроде как встречаемся.

Обе машины разворачиваются, и Патриша спешит к ним наперерез свету фар. Я иду следом – мне интересно посмотреть на этого Мейсона.

Он выходит из «Супры» – высокий, худощавый, с выбритыми на висках молниями, одетый в рваные узкие джинсы.

Парень посмеивается над водителем «Импрезы»:

– Я же говорил – нет у тебя максимальной скорости…

Мейсон осекается, увидев Патришу.

– Патриша! Детка! Почему ты не снимаешь трубку? – кричит он. – Я звонил тебе раз восемьсот. Слушай, говорю тебе, детка, я никогда не изменял…

– Я знаю, – спокойно говорит Патриша.

– Ты знаешь… – Мейсон во все глаза смотрит на девушку. – Если ты это знаешь… тогда… какого хрена… ты поцарапала ключами мою МАШИНУ? – кричит он.

– Потому что ты оставил мою бабушку в аэропорту! – вопит в ответ Патриша. – Ты обещал встретить ее, пока я буду на работе! Она ждала три часа, Мейсон! Ей восемьдесят семь! Она видела, как взорвался дирижабль «Гинденбург». Вернее, она слышала об этом, потому что тогда еще не было гребаного телевидения!

Мейсон замер как вкопанный, и, судя по виноватому выражению лица, он напрочь забыл о бабушке Патриши до этого самого момента.

– Ну да, ну да, – говорит он, поднимая руки, – возможно, я немного проспал…

– Проспал?!

– Но, детка, не стоило царапать мою машину. Это же раритет!

– Бабуля – вот раритет, Мейсон! Бабуля!

Эта сцена гораздо интереснее, чем гонки. Вокруг нас уже столпился большой круг зевак, и я клянусь, что кто-то уже делает ставки на то, даст ли Патриша пощечину Мейсону или снова пострадает его машина.

– Ей пришлось есть в ресторане быстрого питания! Прямо в аэропорту! Что может быть хуже?!

В этот момент я замечаю Ливая Каргилла, который стоит напротив меня. На нем ярко-розовый спортивный костюм, а в правом ухе блестит бриллиант размером с ноготь моего мизинца. Не понимаю, зачем Шульцу понадобилась моя помощь, чтобы выследить Ливая, когда его, вероятно, можно увидеть даже из космоса.

Я незаметно пробираюсь в его сторону, желая пообщаться наедине.

Каргилл беседует с парой парней бандитского вида. Когда я встречаюсь с ним взглядом, Ливай отделяется от толпы и неторопливо подходит ко мне.

– Хочешь чего-нибудь купить? – спрашивает он.

– Нет, – отвечаю я.

Парень окидывает меня взглядом, многозначительно ухмыляясь.

– Значит, хочешь что-то забесплатно? У меня есть кое-что большое и толстое, и я могу…

– Вообще-то я насчет своего брата.

– Кого?

– Виктора.

– А, – улыбка сходит с его лица, – ты утащила его вчера с моей вечеринки.

– Точно. Туда он больше не ходок. И продавать для тебя он тоже больше не будет.

Губы Ливая складываются в тонкую ниточку, ноздри с шумом втягивают воздух.

– Это тебя не касается, – говорит он. – Это наше с Виком дело.

– Виктору семнадцать, – тихо говорю я. – Он несовершеннолетний, и он больше на тебя не работает.

Ливай сжимает пальцами мое плечо, словно тисками, и оттаскивает меня подальше от света фар, за бетонный столб.

– Вот в чем проблема, – шипит он. – Твой братишка должен мне сто пятьдесят таблеток. А еще нового дилера, раз уж он решил слиться.

– Там было сто десять таблеток, – говорю я.

– Он заплатит мне за сто пятьдесят, или именно столько ударов я нанесу ему по затылку своей клюшкой для гольфа, – цедит Ливай, еще крепче сжимая мою руку.

– Сколько это стоит? – бормочу я, стараясь не показывать, что мне больно.

– По десять баксов за таблетку, – говорит Каргилл.

Черта с два они обошлись ему в такую цену. Но Ливай явно намерен меня обчистить.