– Несомненно, мой юный друг. Но как витиевато ты изъясняешься! Этак мы не дойдём до сути! Что ты пытаешься мне сказать?

– Ах, дядя, так робко и нерешительно мужчины могут говорить только об одном… – усмехнулась Сэя.

Ратур посмотрел на неё в полном недоумении.

Шеали вздохнул и выпалил:

– Я хочу сказать, что, хоть я и не наследую родовые земли, я могу составить неплохую партию вашей дочери. Я прошу у вас руки миледи Келэйи!

Кайл слышал, как громко охнула стоявшая за его спиной Шэрми, спиной уловил, как выскользнул кувшин с вином из её внезапно ослабевших рук. В другой раз он мог бы даже успеть подхватить его на лету – юноша быстротой и ловкостью превосходил многих, опять же сказывалась зачарованная кровь «детей моря». Но только не сейчас!

Время словно стало тягучим и вязким, будто мёд. Он застрял в нём, как муха в паутине. Кайл повернулся очень медленно на звук бьющейся посуды и с удивлением взирал на растекающуюся по каменным плитам бордовую лужу, на глиняные черепки, вырисовывающие в ней свой причудливый узор…

«Будто кости и кровь!» – подумалось вдруг, и стало тошно и муторно от вида разлитого вина.

Домоправительница засуетилась вокруг, неуклюже опустилась на пол, распластав юбки, причитая о своей неловкости и проклятой старости.

Кайл хотел помочь ей, склонился над осколками, но руки его не слушались. Он рассеянно поднял с пола несколько острых керамических кусочков, сосредоточенно вслушиваясь в разговор Ратура и Шеали, но звуки, долетавшие до него, точно застревали в каком-то вязком тумане. Он внезапно разучился понимать человеческую речь.

Каминный зал дрожал и пошатывался, и багровая лужа на полу перекатывала волны, словно море в непогоду.

– Ах, как же это я! – всхлипывала Шэрми. – Простите, милорд! Совсем руки стали никчёмные!

– Так не вовремя! – вздохнул Шеали.

– Пустяки! Это хорошая примета! – успокоил всех хозяин замка. – Стоит ли горевать о разбитом кувшине, когда речь идёт о судьбе моей единственной дочери? Признаться, я не ожидал…

Ратур покачал головой.

– Не слишком ли ты торопишься, мой юный друг? Семья…

– Милорд, я знаю, что говорю, – заверил поспешно юноша. – Я знаю вашу дочь уже больше года. После нашей встречи на свадьбе Аделины и дня ещё не прошло, чтоб я не вспоминал о ней. Я уверяю, что люблю вашу дочь! И готов прожить с ней всю жизнь. О лучшей жене я и не помышляю. И прошу вас милосердно принять моё признание и благословить наш союз! Я обещаю обеспечить её всем, что она пожелает. И окружить заботой. Как я уже сказал, хоть я не владею землями, но клянусь, что Келэйя будет жить в достатке до конца своих дней!

– Н-да… – Ратур задумчиво посмотрел на портрет миледи Надлен и снова на вероятного жениха. – Как ты верно заметил, я привык оценивать людей не по их достатку и золоту в кошеле. И мужа для своей дочери я точно не стану выбирать исходя из того, есть ли у жениха земли и богатство. Кея, несомненно, не будет знать нужды. Просто потому, что она уже имеет достаточно. Она может остаться старой девой и вовсе не выходить замуж, ей моих богатств на всю жизнь хватит, поверь! И замок, и земли ей чужие не нужны – свои есть. Потому я за неё спокоен совершенно.

Шеали нахмурился. За столом все притихли.

Но Ратур продолжил уже более миролюбиво:

– Однако я не хочу своей дочери такой судьбы! У девушки должна быть семья – возлюбленный и дети. Муж, который станет её баловать, оберегать, защищать. Я хочу, чтобы к моей дочери относились с почтением и уважением, она этого заслуживает. И, разумеется, я хочу внуков. Я на собственном опыте знаю, что ничего не дарит нам так много счастья в этом мире, как дети! Смотришь, как они растут, и понимаешь, что живёшь не напрасно. Посему, я могу сказать только одно, мой дорогой друг – я никогда не стал бы торговать счастьем моей дочери. Будь ты даже богаче самого короля и владей всеми землями Герсвальда, милорд Шеали, я не отдал бы тебе своей Келэйи!

При этих словах Ратура, Кайл, наконец, сумел вздохнуть, поднял ещё несколько осколков. Ненароком встретился глазами с Шэрми и не смог сдержать улыбки, а та, старательно вытирая с пола остатки вина, своей радости скрывать даже не пыталась. Благо, её лица сейчас никто не видел.

Но это был ещё не финал разговора…

– Я никогда не выдам свою дочь за того, кто ей не по сердцу, – добавил Ратур. – Я любил свою миледи, она любила меня. Потому я знаю, как важно отыскать свою желанную! Невозможно обрести счастье с тем, кто тебе чужд и немил! И я заставлять свою дочь не стану. Я отдам её замуж лишь за того, кого она полюбит!

– В таком случае, милорд, вскоре я назову её женой, – самодовольно улыбнулся Шеали.

– Кея, – Ратур внимательно посмотрел в янтарные глаза своей дочери, – тебе решать! Ты сама всё слышала. Этот славный юноша просит твоей руки, но только от твоего ответа зависит, быть ли тебе его женой. Не торопись, дитя моё, хорошенько подумай! Скажешь «Да», и судьба свяжет вас навсегда. Слушай своё сердце, внимательно слушай! Не ошибись!

Все, кто сидел за столом, не отрываясь, смотрели на юную хозяйку Эруарда. И ждали ответа.

Кайл поглядел тоже, снова позабыв про разбитый кувшин. Теперь уже почти спокойно, ведь он был уверен в её ответе.

Только теперь, едва не потеряв её, он вдруг понял, сколько она значила для него!

«Как важно отыскать свою желанную! Невозможно обрести счастье с тем, кто тебе чужд и немил!»

Как славно, что он уже нашёл её! И она нашла его.

На душе стало спокойно, светло и легко. Сейчас, когда Кея спросит своё сердце, чего оно желает, она тоже поймёт это! Осознает всё.

Вот тогда можно будет ей сказать… А впрочем, слова уже будут лишними!

Просто посмотреть ей в глаза – чтобы заглянуть в душу родного человека достаточно одного взгляда.

Кайл замер в ожидании. Он видел, как Кея смутилась и покраснела, отчего стала ещё прекраснее, чем всегда… Она посмотрела на отца, на Шеали, и опустила лицо, смешавшись окончательно.

И тут горло полукровки словно стиснула ледяная, когтистая лапа… Что-то пошло не так! Всё! Всё не так!

– Я люблю его, батюшка… Я люблю Шеали! И хочу стать его женой, – тихо произнесла Кея.

– Да будет так, девочка моя! – как заклинание проронил Ратур.

И Каминный зал наполнился ликованием и поздравлениями. Сёстры из Солрунга радостно кричали. Шеали бросился целовать руки невесте. Та, чуть не плача, обнимала отца, наречённого и своих гостей.

– Кайл! Мать Мира Всеблагая! Что ты творишь? – Шэрми вцепилась ему в запястье, потрясла за плечо.

Юноша покосился на служанку в безмолвном недоумении, не в силах понять, что ей от него нужно. Он не мог отвести взгляда от шумного балагана, что завертелся вокруг новоиспечённых жениха и невесты.

Про него на несколько мгновений все позабыли, лишь милорд Ратур, обнимая свою дочь, бросил на него короткий взгляд и тотчас отвёл глаза.

И только Шэрми зачем-то трясла его за руки. Боль, как стрелой пробившая сердце, расползалась всё дальше и дальше, в плечо, в голову, и яркой жгучей вспышкой в левую ладонь.

– Отдай! Отпусти! Слышишь! – взмолилась шёпотом Шэрми.

И, взглянувши на свои руки, он только теперь понял, что всё это время сжимал острые осколки кувшина в своём кулаке, не замечая, как они впивались в плоть. Из истерзанной ладони ручьём лилась кровь, просачиваясь сквозь стиснутые пальцы, капала на пол, смешиваясь с пролитым вином.

Кайл с трудом разжал руку, отшвырнув окровавленные черепки.

– Ах, что же ты наделал, мальчик! – Шэрми поймала его руку, пытаясь зажать рану перепачканным полотенцем, поднялась в рост, потянув за собой полукровку.

– Что там случилось? – нахмурился Ратур, заметив неладное.

– Кайл! – окликнула его сияющая от счастья Кея. – А ты почему не обнимаешь меня?

– Порезался он! Об осколок, – мгновенно опомнившись, воскликнула Шэрми. – Вот ведь, что я устроила! Одни неприятности от меня. Простите, миледи! Всё я виновата! Мои поздравления, миледи! Дозвольте счастья пожелать!