Они прибыли в Шривпорт в пять утра и остановились в отеле «Капитан Шрив», где Элвиса уже поджидала толпа поклонников, твердо решившая дождаться возможности пообщаться со своим кумиром, так что тому пришлось высунуться из окна номера и попросить их не шуметь и дать ему поспать. «Он проснулся во второй половине дня и позавтракал со своими компаньонами по путешествию», — писал Кентер в статье «В раю», три недели спустя опубликованной в «Вэрайети». На первый взгляд герой повествования не имел никакого отношения к Элвису Пресли, однако речь не могла идти ни о ком другом, поскольку именно он был тем самым «молодым человеком с глазами старика и губами младенца… пробудившимся от кошмара нищеты и обнаружившим яркое солнце Славы, неожиданно брызнувшее лучами прямо ему в глаза…»
«Вестибюль отеля кишит ордами журналистов, обвешанными фотоаппаратами, и поклонников; за порядком следит группа полицейских, один из которых занимает свой пост в коридоре у двери его номера… Оставшиеся до концерта часы тянутся для молодого человека мучительно медленно, и он всячески старается убить время — просматривает газеты, прочитывает от корки до корки журнал, слушает пластинки, болтает со своими спутниками, дает несколько автографов управляющему отелем… Наконец приходит пора одеваться, однако он не торопится и растягивает этот процесс на час.
Точно в назначенный срок за ним заходит помощник управляющего с двумя полицейскими, чтобы проводить его до патрульной машины. Они спускаются на грузовом лифте, проходят через кухню и, осторожно приоткрыв дверь черного хода, оказываются в переулке позади отеля, где уже урчит мотором полицейский автомобиль с выключенными мигалками, готовый в любой момент рвануть с места…
У служебного входа в концертный зал дежурит полицейский кордон, с трудом сдерживающий напор толпы фанатов, мечтающих хоть одним глазком взглянуть на своего кумира. Едва машина выныривает из–за поворота, поднимается рев, который становится еще громче, когда он ступает на тротуар и, уворачиваясь от тянущихся к нему рук, начинает протискиваться к двери.
За кулисами его окружает масса народу — один хочет похлопать его по плечу в качестве напутствия, другой — пожать руку, третий — напомнить, что они «когда–то встречались». Затем появляются репортеры с блокнотами, фотографы, диджеи с магнитофонами, отцы города, президенты фан–клубов, деловые партнеры… Разговоры. Смех. Рукопожатия. Улыбка. Поза. Ответ. Слушай. Стой. Сиди. Иди. Подай знак. Выслушай. Признай. Откажи.
Часовая стрелка совершает еще один оборот, и эта изнурительная нервотрепка подходит к концу — пора на сцену. Голос конферансье тонет в криках — пронзительных, оглушительных, неистовых… так и кажется, что крыша вот–вот рухнет вам на голову…»
«В тот вечер мою машину облепили поклонницы, — рассказывал Хорэс Логан, директор клуба «Хайрайд», представивший Элвиса публике. — Я припарковался прямо под окнами гримерки позади Coliseum, и целая куча юных леди вскарабкалась ко мне на крышу и на капот в тщетной попытке увидеть Элвиса. На расстоянии футов двадцати пяти от сцены была натянута веревка, заходить за которую было запрещено, но, конечно, туда набились сотни фанатов. Ко мне тут же примчался перепуганный начальник пожарной охраны и потребовал: «Прикажите им отойти, или никакого шоу не будет». Так бы они меня и послушались! Восемь тысяч человек! «И как же, по–вашему, я заставлю их это сделать? — спросил я. — Я могу пригрозить отменой концерта, но тогда мне придется объяснить, кто его отменил. Вас же на кусочки разорвут!» И тут меня осенило — я вспомнил, что среди приглашенных в зале есть несколько ребят с аппаратами для искусственного дыхания. Я вышел на сцену и сказал: «Друзья, мне очень жаль, но, поскольку среди нас находятся молодые люди с аппаратами искусственного дыхания, я могу позволить остаться у сцены только им. Всем остальным придется отойти, чтобы пропустить их поближе». И эта уловка сработала».
Концерт продолжался примерно полчаса — как всегда, под аккомпанемент диких воплей фанатов. Хэл Кентер, по его собственному признанию, на первых порах относившийся к Элвису с легкой иронией, возвратился в Голливуд его верным союзником. Когда они с Биллом за час до начала выступления подъехали к Coliseum, к их машине, приняв ее за автомобиль Элвиса, бросилась толпа фанатов, готовая задушить их в объятиях. Когда же они поняли свою ошибку, началось такое, что Кентер просто не поверил своим глазам. «Какая–то совсем молоденькая девчушка с нажимом провела рукой по капоту и, стряхнув прилипшую к ладони пыль в бумажную салфетку, бережно спрятала ее к себе в сумочку. «Боже мой! — подумал я. — Никогда в жизни не видел подобного преклонения перед кем бы то ни было».
В самый разгар концерта он стал свидетелем очевидных последствий удивительного состояния, подобного чуть ли не погружению в транс. «Я увидел девушку, выглядевшую так, словно она вот–вот задохнется от того, что засунула руку себе в рот. Мне показалось, что она запихнула ее чуть ли не по самое запястье, и я подумал — как же она ухитрилась это сделать? А потом она ее вытащила, и я понял, что у нее просто–напросто нет руки по запястье — она сосала свою культяшку! И тогда я решил — этот эпизод обязательно надо вставить в фильм!» Еще большее впечатление на него произвели две другие девочки — сиамские близнецы, бешено хлопавшие в ладоши в такт музыке: одна — левой рукой, другая — правой. Однако прежде всего он столкнулся с массовой истерией, тотальным «улетом», подобного которому ему не доводилось наблюдать ни до, ни после этого. «Я не раз бывал на аншлаговых концертах Эла Джолсона, и публика принимала его так, что только держись, — до тех пор, пока не появился Элвис Пресли. По сравнению с ним Эл выглядел бабочкой–однодневкой».
Да разве только один Кентер?! Ничего подобного не видел никто, и если до этого у кого–то еще оставались сомнения, что Элвис перерос рамки такой площадки, как «Хайрайд», то теперь эти сомнения исчезли. В какой–то степени с этого выступления начался закат «Хайрайда» как такового, и хотя он с грехом пополам протянул еще несколько лет, где еще можно было отыскать артиста такого уровня? Уэбб Пайерс был круче Хэнка Уильямса, Слим Уитман и Фэрон Янг — круче Уэбба Пирса, но кто мог сравниться с Элвисом Пресли?
Пройдя после концерта за кулисы, Элвис, как всегда, оказался в центре внимания. Пол Каллинджер с радиостанции XERF со штаб–квартирой в Мексике, безо всякой лицензии вещавшей прямо через границу на Дель–Рио, штат Техас, упросил Тиллмана Фрэнкса «представить его мистеру Пресли», но Элвис, как истинный джентльмен, уделил по меньшей мере столько же времени и дочери Тиллмана Дарлене, а затем дал интервью Сэнди Филлипс из бродмурской школьной газеты, прибывшей в Шривпорт с группой одноклассниц. «Я сказала, что работаю в Bulldog Bark, но там было полно охраны, и меня не хотели пускать, как вдруг какой–то человек говорит: «Пропустите их!» Смотрю, а это он сам и есть! У меня аж мурашки по коже побежали. «Ну что, юная леди, — говорит он, — хотите взять у меня интервью или что–то вроде того?» А сам стоит весь потный, волосы мокрые, с полотенцем на шее… Да–да, отвечаю, что–то вроде того, и быстренько достаю из джинсов маленький блокнот и карандаш. Сейчас уже и не помню, о чем я его спрашивала, но он подробно ответил на все вопросы и чмокнул меня в щеку на прощание. Потом я сама не своя вышла в коридор, и на меня с визгом накинулись подружки, начали меня обнимать, всю измусолили, но я, конечно, никому не позволила дотронуться до щеки, в которую он меня поцеловал… Я не мыла ее несколько недель».
На следующей неделе из Голливуда прилетела Дотти Хармони — встречать Рождество с семейством Пресли. Из–за снежной бури рейс отложили, так что, когда самолет с опозданием приземлился в аэропорту, ее никто не встретил, и она, опечаленная, заснула у батареи парового отопления. «Я проснулась от каких–то детских криков. Открываю глаза, а передо мной целая ватага девчонок с плакатами, на которых написано: «Дотти Хармони, убирайся домой!» И вдруг эти выкрики сменились воплями восторга — это приехал Элвис, который, подхватив меня на руки, отнес в свой «Линкольн», и мы поехали к нему домой, где он представил меня своим родителям».
