Зеленый, обильный, нарядный и некогда процветающий Чихуан, столица южного анклава наполовину лежал в руинах, ему уже было не до веселья. Тателариусы спешно восстанавливали поврежденные зонты, без них Чихуану было не выжить. Зато из-под развалин по-прежнему струились фонтаны, подземный ярус не пострадал во время торпедной атаки, и воды хватало всем. Она стекала по растрескавшемуся мрамору на перепаханную снарядами землю, смачивая ее раны и пытаясь их заживить.

Уже пробивались сквозь груды камней зеленые ростки, гибкая жаккардия распрямляла поломанные ветки, невзирая ни на что распускалась растерзанная мамва, буйная растительность ожила мгновенно, ведь весна в Чихуане была в разгаре. Лианы прямо на глазах оплетали полуразрушенные стены, воронки на мостовой покрывались цветами, особенно буйствовала касмея. По Чихуану плыл аромат шоколада напополам с ванилью, смешиваясь с запахом пороха, и воздух от этого был и горьким, и сладким одновременно. Синее безоблачное небо куполом накрывало город, и казалось безмятежным. Сияло солнце, пели птицы, но чихуанцы по-прежнему невольно втягивали головы в плечи и жили либо в подземном ярусе, либо за спасительными стенами дворца.

Там разбили госпитали, и в резиденции Линара с Готой, и у обеих принцесс, и во дворце сьора Атля, главы Дома Закатекасов. Повсюду раздавались стоны и сновали эскулапы, торопливо оказывая помощь, потому что раненых было много.

С утра грата Гота ушла на кухню, проверить, как справляются повара. Теперь она вставала раньше Линара, засветло, как и ее мать грата Летис. Сам Линар какое-то время чувствовал себя потерянным. В садах, еще совсем недавно дышащих негой, были разбиты шатры для легкораненых. Пахло гноем, кровью и лекарствами, и этот стойкий запах перебивал ароматы цветов.

Сестры Линара помогали в госпиталях, даже малолетняя Лала, переодевшаяся в простое темно-зеленое платье безо всяких украшений и повязавшая поверх юбки белоснежный передник сестры милосердия, который часто был заляпан разноцветными мазями и кровью. Лала рвалась туда, где трудились хирурги, и давно уже перестала падать в обморок при виде гноящихся ран и ампутированных конечностей в отличие от Нэши, которая жаловалась, что война это ужасно, и от новых запахов, витающих во дворце, постоянно мутит.

– Стыдись, – сурово сказала ей Гота. – Люди, которые здесь лежат, потеряли все, а ты здорова и богата. Да еще принцесса. Самое ужасное, что тебя ждет, это брак с одним из аль Хали. Но и это гораздо лучше, чем смерть и нищета.

Отец был занят восстановительными работами, с утра до позднего вечера сьор Атль рассматривал разрушенные дома и принимал решение: сносить или обойтись реконструкцией.

Сам Линар рвался на войну, он понимал, что с балетом и скачками покончено. Надо собирать армию и вместе с союзниками идти на неприступный с воздуха Игнис. Но Гота сказала: рано.

– Чихуан обескровлен, Линар. Люди напуганы. Наемники растеряны. Они не знают, как сражаться с огненными шарами, которые сыплются с неба. Нам надо воспользоваться мирной передышкой и устранить последствия злодеяний Ранмира. А уж потом…

Линар не узнавал жену. Где та малышка Гота, что очаровала его невинностью в их первую ночь и обжигающей страстью во все последующие? Его нинита, которую он собирался отвезти на розовые озера, а потом в сахарные дюны и заниматься с ней любовью на белоснежном песке…

Упрямо сжатые губы, сдвинутые брови, взгляд решительный, движения резкие, как у мужчины. Линар знал от сирр из свиты сиятельной граты, что Гота заходит к учителю фехтования и подолгу тренируется с мечом. Линар не хотел этого видеть. Женщины были для него богинями, это правда, но не войны. И сам он не трофей, а Гота в последние ночи набрасывается на него так, будто идет в бой, а не ищет у мужа защиты и нежности.

Линар понимал, что все изменилось, и это не закончится завтра, даже в ближайшие три солнца. Эта война надолго. Император Ранмир силен, он прирожденный воин, Первый Меч Империи, у него наемники, прошедшие огни и воды, старший умница-брат, и три советчика, невесть откуда взявшиеся, но уже успевшие стать легендой.

Эта коварная лисица леди Иньес, шакал сир Шаи и одинокий волк сир Гор, безжалостный убийца, уже перерезавший горло грате Виктории, жене кронпринца.

Позавтракав в одиночестве, Линар решил спуститься в сад, чтобы посмотреть, как справляются в походном госпитале для легкораненых, разбитом в саду, окружающем роскошный дворец наследника Дома. Раз уж Гота ушла инспектировать дворцовые кухни.

– Это же принц Линар!

– Наш принц…

– Какой же он красивый!

– Лина-ар…

К нему отовсюду тянулись женские руки. Горящие глаза смотрели, как принц идет по саду. Строгий камзол, без кружев и вышивки Линару необычно шел, в такой простой раме его совершенная красота только выигрывала. Женщины во все глаза смотрели на этот осколок прежней счастливой жизни и грезили о таком же безоблачном будущем, где праздники сменяют один другой.

Линар почувствовал себя сломанной игрушкой, его красота была сейчас совершенно бесполезна, картинки мод остались в прошлом, кому нужны портреты низвергнутого божества, когда не удалось спасти Чихуан от разрушений?

– Мой сьор, у нас не хватает бинтов, прикажете стирать уже использованные? – присела перед ним одна из сирр, упакованная как в чехол в глухое темное платье. Так сейчас одевались все женщины в Чихуане. Не до красоты.

– Вы и без меня прекрасно знаете, что делать, – с досадой сказал Линар.

– Но нам придется переделать ваши покои под прачечную. Прикажете использовать для этого одну из гардеробных? А куда девать ваши костюмы и обувь?

– Выкинуть, – разозлился Линар. – Так же как и декорации. Представление закончилось, мы в суровой реальности.

Он резко развернулся и стремительно пошел прочь. Необходимо чем-нибудь заняться. Хотя бы фехтованием. Линар невольно застонал, вспомнив Аксэса, с которым они всегда стояли в паре. Средний брат был прекрасным фехтовальщиком, и Линару часто от него доставалось. Теперь Аксэс мертв. Неразлучных братьев Закатекасов осталось только двое…

– Линар!

Он не сразу понял, кто эта женщина, внезапно повисшая у него на шее. Как она посмела?! Линар хотел, было отцепить ее руки, жадно его обнимающие, но тут на него словно небо обрушилось. Такая бездонная синева была в глазах лишь у одной женщины в мире, бывшей любовницы принца Линара. Которой он был верен до самой своей свадьбы, и даже брачную ночь провел не с женой. А с Китаной, которую сейчас узнавал с трудом.

Ее огненные волосы были убраны под строгий темный платок, лицо еще бледнее, чем обычно, под глазами залегли почти, что черные тени. Линар заметил, что Китана похудела, его руки невольно сжали узкую спину, ладони почувствовали выпирающие позвонки. Линар машинально провел руками до самой талии и, огладив ее, невольно стал ласкать крутые ягодицы Китаны. Она прижалась крепче. Он вздрогнул и отстранился.

– Что ты здесь делаешь?!

Китана зарыдала. Руки она расцепила, но по-прежнему стояла, прижавшись к Линару, ища у него защиты. Он почувствовал, как намокла рубашка на груди: Китана плакала.

– Ты потеряла близких?

– Отца… Всех…

– Но почему ты никогда не говорила мне, что у тебя есть отец? Я считал тебя сиротой.

– Я только твоя, мой принц. Когда мы встретились, я забыла обо всех своих родственниках. Ты был моим домом, моей семьей… Всем, Линар, – прошептала Китана.

Он вдруг опомнился. А как же Гота? Стоит в саду, обнимает чужую женщину. Позволяет ей себя гладить, еще немного, и Китана его поцелует!

– Я женат, – сказал Линар и застыдился собственной грубости. Он ведь бросил Китану, а надлежало ее обеспечить. Он же предпочел забыть о ее существовании.

– Ну, успокойся, – он погладил ее по плечу, ощущая под пальцами его хрупкость и невольно вспоминая их первую ночь. Его тело помнило Китану, они так долго были вместе. Одно время Линар даже считал, что это любовь.