Вспышка гнева, как всегда, послужила толчком к появлению нового плана. Он опустил ладонь на плечо Доброжизни.
- Ты знаешь, что такое изотоп?
- Да.
- Где-то внутри машины должно быть место, где машина принимает решение... там должен быть блок с радиоактивным изотопом. Скорее всего, где-то в центре машины. Ты знаешь такое место?
- Да. Я знаю, где находится стратегический центр. Стратегический центр! Надежда вспыхнула с новой силой.
- Мы можем туда пробраться?
- Вы - единицы зложизни! - Доброжизнь сбросил ладонь Хемпфила с плеча. Вы хотите повредить машину, вы уже повредили меня. Вас нужно уничтожить.
Мария попыталась его успокоить, перехватив инициативу.
- Доброжизнь, послушай, мы не желаем тебе зла. Зложизнь были те, кто построил эту машину. Ее ведь тоже построили живые люди много-много лет назад. Вот они и были настоящая зложизнь.
- Зложизнь... - Трудно было понять, соглашался он с Марией или нет.
- Разве ты не хочешь жить? Хемпфил и я хотим жить. И мы хотим тебе помочь, потому что ты живой, как мы. А ты? Ты мог бы нам помочь?
Доброжизнь несколько секунд смотрел на металл стены, потом сказал:
- Все живое думает, что оно живое. На самом деле существуют только элементарные частицы, энергия и пространство. И законы работы машин.
Мария не теряла надежды.
- Послушай, Доброжизнь. Мудрый человек сказал когда-то: "Я мыслю, следовательно, существую".
- Мудрый человек? - переспросил он. Доброжизнь сел на палубу, обнял руками колени, начал покачиваться взад-вперед.
Отведя Марию в сторону, Хемфпил сказал тихо:
- Теперь у нас есть шанс. Здесь хватает воздуха, есть пища и вода. Берсеркера сейчас должны выслеживать крейсеры нашего флота. Если мы выведем его из строя, нас подберут через месяц-два. Или даже меньше.
Она молча смотрела на него.
- Хемпфил, что тебе сделали эти машины?
- Моя жена... дети... - Ему казалось, что голос его звучит равнодушно. Три года назад, на Ласкало. Там ничего не осталось. Берсеркер уничтожил планету. Этот берсеркер или другой, какая разница?
Она взяла его ладонь в свою. Оба смотрели на свои сплетенные пальцы, потом в унисон подняли глаза и улыбнулись.
- Где бомба? - вдруг вспомнил Хемпфил. Бомба лежала в темном углу. Он подхватил бомбу, подошел к Доброжизни, который мерно покачивался, сидя на полу.
- Ну, ты за нас? Или за тех, кто построил эту машину? Доброжизнь встал и пристально посмотрел на Хемпфила.
- Их вдохновляли законы физики, которым подчинялся их мозг. Они построили эту машину. Теперь эта машина хранит их изображения. Она сохранила изображения моего отца и матери, сохранит мое.
- Какие изображения? Где они?
- Изображения в театре.
Пожалуй, сначала нужно приручить это существо, заручиться его доверием, а потом уже заняться стратегическим центром. Хемпфил придал голосу доверительный тон:
- Ты отведешь нас в театр, Доброжизнь?
Это было самое большое помещение из тех, что они уже видели и в которых был воздух. Имелась сотня сидений, пригодных для землян. Театр был хорошо декорирован и освещен. Когда закрылись двери, сцена превратилась в большой зал. Посередине зала стояло существо, телосложением напоминавшее человека, но только с одним глазом, занимавшим почти все "лицо". Зрачок глаза был выпуклым и подвижным, как шарик ртути.
Речь оператора напоминала серию щелчков и жужжаний высокого тона. Большинство гуманоидов, стоявших за спиной оратора, было одето в форму. Оратор сделал паузу, существа в унисон защелкали.
- Что он говорит? - спросила шепотом Мария.
- Машина сказала, что смысл звуков утерян, - пояснил Доброжизнь.
- А можно посмотреть на изображение твоих родителей?
Доброжизнь нашел пульт управления.
За сценой возник экран и на нем сначала появился мужчина. Голубые глаза, аккуратная бородка, комбинезон, который обычно надевают под скафандр. Потом женщина. Она закрывалась куском ткани и смотрела прямо в объектив. Широкоскулое лицо и рыжие волосы, заплетенные в косу. Больше ничего заметить не удалось - снова возник гуманоид-оратор, продолжавший речь с еще большим жаром.
- Это все? Больше нет изображений?
- Нет. Их убила зложизнь. Теперь они уже не думают, что существуют.
Тон оператора, сначала торжественно-истеричный, стал более спокойным, даже поучающим. Возле него появилось объемное изображение картосхемы со звездами и планетами. Оратор что-то показывал на схеме. Марии почудилось, что в речи его слышны нотки триумфа. Он явно хвастал количеством звезд и планет на карте.
Хемпфил не заметил, как подошел к сцене совсем близко. Марии не понравилась игра отражений на его лице.
Доброжизнь внимательно наблюдал за маскарадом на сцене, наверное, в тысячный раз. Трудно было угадать, какие мысли скрывались под маской человека, никогда не видевшего других живых людей, у которых он мог бы научиться мимике.
Повинуясь какому-то импульсу, она взяла его за руку.
- Доброжизнь, Хемпфил и я живые, как и ты. Ты поможешь нам остаться в живых? Тогда в будущем мы тоже будем тебе помогать.
Мария вдруг представила картину: спасенный Доброжизнь трясется от страха в окружении людей, то есть зложизни.
- Хорошо. Плохо.
Он снял перчатку, сжал ее ладонь. Он покачивался вперед-назад, как будто она его притягивала и отталкивала одновременно. Ей хотелось закричать, броситься на бездушный металл стены, царапать и рвать, - за все, что эта машина сделала с ним.
- Все! Они у нас вот здесь! - Хемпфил сжал кулак. Он вернулся от сцены, где продолжался бесплотный трехмерный фильм.
- Видишь? Это звездная карта их завоеваний. Все звезды, планеты, даже астероиды. Это победная речь. Изучив карты, мы выследим их, мы до них доберемся!
- Хемпфил... - Она постаралась вернуть его к более насущным проблемам. Сколько лет этим изображениям? В какой части Галактики они сделаны? А если они вообще не из нашей Галактики?
Энтузиазм Хемпфила несколько остыл.
- Все равно, стоит попытаться. Эту информацию нужно сохранить. Мы обязаны. - Он показал на Доброжизнь. - Он должен отвести нас в стратегический центр. Там мы спрячемся и будем ждать, пока на берсеркер не нападут крейсера. А может, удастся бежать на шлюпке.
