Люди в лагере пайку хлеба делили на несколько частей, чтобы днем унять зверский голод. Ночью, доев скудные остатки пайка, обессиленные работой, спали. Именно по ночам и промышляли уголовники в поисках еды и одежды.

– Убью! – завопил Шнырь, получив увесистую оплеуху от Ивана, проходившего мимо. – Доходяге не жить. Сдохнет! – заорал он, встретив неожиданный отпор.

– О себе переживай, сволочь, – плюнул в его сторону строитель. К Ивану в зоне уголовники открыто не вязались. Знали его суровый норов и тяжелый кулак. В тот день небо благоволило к друзьям. Так Иван отдал долг Густаву за спасение из холодной воды.

1946 год.

– Что смотришь, помогай! Стрелку заело, Петрович один не справится, – крикнула бойкая дежурная Ивану, идущему в комендатуру на отметку.

Он давно заприметил эту невысокую молодую девушку, лихо командующую мужиками на станции. Сначала помог, а потом подошел с вопросом:

– Тебя как звать-то?

– Вера, – улыбнулась она, убирая под платок прядь волос. – Тебя я знаю. У нас в Тырме с рабочими из лагеря дома строишь.

– Да. Я такой же, как они, только на поселении живу. Расконвоирован в феврале, – честно признался Иван.

Прошел месяц с их встречи. Сероглазая дивчина не выходила из головы. Провожая освободившегося Густава на поезд, Иван вновь встретил Ее. Сердце затарабанило во все колокола. Сорокалетний мужик влюбился. Как мальчишка.

В мае после его освобождения они стали жить вместе. Когда в поселковом клубе Вере вручали медаль «За трудовую доблесть», отметив адский ежедневный труд на железной дороге в годы войны, она под сердцем носила ребенка. Девочку назвали Валентиной. Всего этого могло не быть, не получи Иван десять лет лагерей по сфабрикованному делу об умышленном затоплении баржи с сахаром, которую он даже не видел.

Глава 3. Черкес и балерина в одном флаконе

1953 год.

Ивана Евстафьевича реабилитировали. Скавитины перебрались из дальневосточной Тырмы в сибирский Ангарск. Опытный строитель стал возводить кварталы многоквартирок в городе химиков.

Декабрь выдался морозным. Мама не разрешила Вале выскочить из квартиры в ичигах, сшитых из старой кожаной куртки специально для праздника. Заставила поверх сапожек, обтягивающих маленькие ножки, надеть валенки. Их квартира в Ангарске огромными глазами-окнами глядела на калитку школы. Туда мелюзге и нужно было бежать на новогоднее представление. Валя решила пойти на праздник позже всех. Сидела дома и по-шпионски выглядывала из-за шторы. Место засады выбрала рядом с елкой, наряженной стеклянными бусами и блестящими шишками, которые, как она знала, маме удалось урвать, отстояв многочасовую очередь в магазине игрушек. Сказочные шишки так заманчиво мерцали на колючих ветвях, что Валюша захотела прихватить одну с собой, но бабуся не разрешила: «игрушка хрупкая, не дай бог разобьется, поранишь руки».

То и дело дергая занавеску, Валя с нетерпением ждала, когда одноклассники с костюмами на вешалках пройдут на утренник. Хотела появиться в праздничном зале неожиданно, надеясь, что в маске, искусно слепленной мастером, ее никто не узнает.

Забежала в раздевалку, скинула шубку и теплые штаны. Где это видано, чтобы джигит щеголял в шароварах с начесом? В кабинете она это сделать не могла, иначе сюрприза бы не получилось.

– О господи, – перекрестилась набожная гардеробщица, глянув на пацаненка со взрослым лицом горца.

– Не бойтесь, теть Кать, это я – Валя. Дядя Мурат, папин друг, сделал мне настоящую маску, он ведь скульптор.

Костюм кавказца одной лишь маской не ограничивался. Бабушка сшила Валюше черкеску из черного халата уборщицы. Второй рукав от полушубка зятя пошел на бурку. В первом, как вы помните, до трех месяцев росла маленькая Валя.

– У меня и кинжал есть, папа вырезал из дерева. Правда, как настоящий, теть Кать? – озорной голос из-под маски выдавал приподнятое настроение.

Новогодний праздник в школе № 14 был в самом разгаре. Валя заскочила в школьный туалет. От волнения и суеты дома не успела.

– Ой, мамочки, пацан! – второклашка Нинка с криком ужаса выскочила из девичьей уборной.

Маленький кавказец в черкеске и бурке выбежал следом за ней со словами: – Стой, дурочка, это же я!

Нина остановилась, внимательно присмотрелась и узнала одноклассницу.

– Валька, как ты меня напугала, – не веря своим глазам, затараторила Нина, – я чуть в трусы не напрудила.

В актовый зал подружки вбежали как раз тогда, когда дети звали Деда Мороза. Снегурочка подхватила под руки мини-горца и снежинку и втиснула их в хоровод вокруг елки. Вышел Дед Мороз. Девочки-снежинки, мальчики-зайчики и джигит запели: «В лесу родилась елочка».

К конкурсу самодеятельности Валя подготовилась основательно: с дядей Муратом репетировали лезгинку, а с бабусей учили стихи Некрасова.

Под одобрительные «асса» и аплодисменты зрителей сделав несколько залихватских движений из танцев народов Северного Кавказа, маленький джигит начал читать стихи: «Однажды, в студеную зимнюю пору…» Только тогда все догадались, что под маской горца – девочка.

Подарки Дед Мороз вручил каждому. Дети их дербанить начали в классе. Когда Валя сняла бурку, две упругие влажные косы упали на плечи. Скинула маску и с детским нетерпением запихала в рот любимое лакомство – ароматный зефир. Нежный яблочно-ванильный десерт таял на языке. Хотела было взяться за вторую зефирину, но вспомнила, что бабуся тоже его любит, убрала обратно в бумажный кулек.

Выступление маленькой Валюши на карнавале прошло удачно, но не всегда все складывалось легко.

До встречи нового 1957 года оставалось три дня. Зрители ангарского Дворца нефтехимиков застыли в ожидании танцевальной миниатюры «Танец маленьких лебедей».

– Валюша, ваш выход длится всего минуту сорок шесть секунд. Сможешь, выдержишь? – прижав ладонь к горячему лбу юной балерины, волновалась Ирина Аркадьевна, руководитель балетной студии. Девочка кивнула. Заменить ее было некому. Концерт сорвать нельзя.

Под топочущее звучание фагота и плач скрипки в полуобморочной лихорадке исполнила вместе с тремя другими балеринами грациозные па. Пружинистые прыжки, легкость и изящество парящих по сцене юных танцовщиц произвели фурор в зале, а Валюшу на все зимние каникулы уложила в постель ангина. Сценическую пачку Валя больше не надела. Топоток пуантов, словно метроном, отмеривающий годы жизни, долго преследовал Валентину в сновидениях и наяву. Балет в жизни больше не появлялся, а вот «балетный» характер остался навсегда. Валя отличалась упорством и трудолюбием, часто хваталась за несколько дел одновременно: казалось, что кроме нее никто ничего не сможет. Уж лучше и быстрее – точно никто. Помощи ни у кого не просила. Добивалась всего сама.

Глава 4. Дружба, скрепленная чернилами

1961 год.

– Ребята, знакомьтесь – Валя Скавитина. Теперь будет вместе с вами познавать премудрости школьной науки. Они с родителями переехали в наш район, – представила новую ученицу Клавдия Петровна.

– Пономарев, подвинься. Валентина, проходи, будешь сидеть за третьей партой, вместе с Леонидом. Вякин пересядет к Серездиновой. Этих неразлей-друзей давно пора разъединить, вот и пусть теперь сидят с девочками, – воспользовалась ситуацией классный руководитель 7-го «В».

Ленька Пономарев покраснел, убрал портфель, аккуратно, чтобы не разлить, переставил чернильницу на противоположную сторону парты и передвинулся к окну. Ему не хотелось делить школьную лавку с незнакомой девчонкой. Вовка Вякин, с которым дружили с первого класса, должен был сегодня выйти после простуды. С ним во время уроков успевали и в морской бой резануться, и планы на вечер обсудить.

– Привет, я Валя, – девчонка, расстегнув портфель, выложила на парту тетрадь и наливную ручку. В классе ни у кого такой не было.

– Леонид, – захрипел в ответ смущенный мальчишка.