Но, конечно же, снижением спроса, на некогда популярную профессию (хоть это и не имело официального подтверждения), послужило не отсутствие веры, а весьма неприглядный вид, непосредственное отвращение к апатридам, ну и, для некоторых, финансовая составляющая.

«Нам графин мутной, два стакана и тарелку свинины с луком». – Клок, подойдя к стойке бара, взял инициативу в свои руки.

«Тут останемся или за стол пойдем?» – без энтузиазма, как-то задумчиво, спросил Шрам.

«Давай тут. Пока протиснемся к единственному свободному столу, через ту кучу пьяных тел, расплещем всё». – уже усевшись, ответил Клок.

Бармен подал заказанное.

«Ты видел, какие у нее глаза? – не отходил от своей единственной мысли Шрам. – Как, одним словом описать их? Ну, я имею в виду, не словом «превосходные», «идеальные», «прекрасные». А по отличительным признакам? Ведь нет же такого цвета?»

«Ты всё про лекаря вспоминаешь? – чавкая и не отрываясь от тарелки, спросил Клок. – Согласен, не дурна. Но как по мне, не настолько, что бы остановиться на одной».

«Ну, выпьем!» – тут же предложил Клок и ударил своим стаканом по стакану Шрама, зависшему вместе с его мыслями, в воздухе.

«Я вообще себя считаю мереткой. – выдохнул после выпитого Клок. – Ну, мужской мереткой.. Меретуном… или как бы там это звучало, если бы такое название было? Я полностью солидарен с Мульерис – нельзя зацикливаться на одной. Мы должны поднимать общество! Я не за себя радею, а за нас, за всех! Апатриды, вон, и без помощи Путилища плодятся как крысы. А мы? Мы в явном меньшинстве, и разницу эту, сократим не скоро, без таких как я!»

«Единственное, что ты пытаешься этим поднять и так всем известно. – Шрам начал понемногу оживать, после первого стакана – Я вот придерживаюсь других взглядов».

«Правильная точка зрения всегда одна! – уже философствовал, закидывая второй стакан, Клок. – А поэтому в нашем обществе не может быть «других взглядов».

«Взгляды у нас одни, просто я более «продуктивный» чем ты! – вслух засмеялся Клок – Одной мне мало!»

«Я даже имени ее не знаю». – Шрам опять начинал унывать.

«Филия. – раздался голос бармена из-за стойки. – Если вы говорите про лекаря, которая сейчас на площади спасла апатрида».

«Ты ее знаешь? – перебил, подскочив Шрам. – Кто она? Чем занимается?»

«Лекарь, лечит людей. – удивленно брякнул бармен, понимая очевидность ответа. – Её тут многие знают».

«Я имею в виду, что еще о ней известно? – как бы извиняясь за глупый вопрос, поправился Шрам, – Как часто она тут бывает? Ты с ней общался?»

«Я, к счастью, нет. – спокойно ответил бармен. – Второе имя Веритас, полное это или нет, я не знаю, на значок не смотрел».

«Филия Веритас. – с удовольствием протянул Шрам, и тут же серьезно добавил. – А почему «к счастью нет»?»

«Потому что она лекарь и общается только с пациентами!– с ухмылкой заметил бармен. – В любом случае, хотите с ней пообщаться? В этом проблемы нет. Она одна из немногих кто дежурит на границе внешнего города и трущоб апатридов».

«А тех, кто с удовольствием помогает апатридам, – потирая стакан, продолжил бармен, – еще меньше. Поэтому дежурит она тут часто. Так что не переживайте. Если есть настоящее желание, то встреча эта не последняя».

Шрам заметно расслабился и уже сам постоянно подливал Клоку, который, перекинувшись через спинку стула, высматривал очередную жертву где-то в зале. Клок, скорее всего, и не слышал разговор Шрама с барменом, но что бы выпить, поворачивался исправно, сразу после того, как Шрам его толкал в плечо.

От количества выпитого и от осознания того факта, что теперь есть зацепка, настроение Шрама заметно поднялось. К тому же, Клок, безответно пристававший то, к одной, то к другой, так же по-дружески злорадно веселил Шрама. В какой-то момент, казалось, что Клок настолько увлечен, что уже пристает к мереткам в углу, и возможно, даже к трезвому партийцу за столиком в конце зала. Хотя последнее было не ясно, так как, на таком расстоянии и из-за общего гула, невозможно было разобрать, о чем они говорили. Но Клок, не двузначно обрисовывал в воздухе женскую грудь, сопровождая это поступательными движениями.

Проведя достаточно много времени в трактире, друзья вывалились на улицу. Сколько именно часов они просидели, сказать было сложно. Выпито было достаточно для того, чтобы ноги стали ватными и периодически приходилось делать глубокий вздох полной грудью, с целью сдержать позывы из желудка.

Над городом свою власть захватывал вечер. Уже темнело, и хозяева выходили зажигать свечи в фонарях возле своих магазинов и увеселительных заведений. Оживленные ранее улицы опустели и вместо сотен, идущих по своим делам людей, появлялись отдельные, подпитые персоны, в одиночку или небольшими компаниями бредущие в неизвестном направлении.

Шрам стоял, смотря в сторону аббатства и держась рукой за фонарный столб, освещавший вход трактира. По его руке скатывался и тут же застывал воск, капавший со столба. Но Шрам этого даже не замечал, он лишь иногда набирал полные легкие воздуха и, прислонив подбородок к груди, пытался сдержать икоту и рвотные позывы.

«Посмотри, Клок, – неровным голосом Шрам начал диалог, стараясь как можно меньше запинаться, – высокие башни аббатства по ночам так сказочно светятся. Ты представляешь, сколько тысяч свечей нужно каждый вечер зажечь? Не спорю, это красиво. Но сколько сил и ресурсов на это уходит? Изо дня в день. Из года в год. Постоянно, бесконечно…»

Шрам запнулся и, громко рыгнув, обернулся на Клока. Тот, в свою очередь, не особо слушал Шрама, а практически висел, на какой-то сомнительной женщине, по виду граничившей между апатридом и человеком. Она нежно держала за талию висящее тело Клока, закинув его руку себе за шею и придерживая её второй рукой. Со стороны это напоминало какое-то хищное животное из старых книг, держащее в когтях свою обмякшую жертву. Шрам ей одобрительно кивнул, так как, в отличие от Клока она была в состоянии его слушать. И слушала.

«Еще с утра, я размышлял о глупости отлива свечей, и напрасной трате сил, – продолжил Шрам, для своей небольшой аудитории, – но сейчас, я рад, что все эти свечи горят, потому, что они зажжены вокруг нее».

«Филия Веритас. – немного помолчав, блаженно добавил Шрам. – Жаль, что завтра на работу. Я бы с утра пришел сюда и ходил бы по улицам в ожидании встречи».

Личный носильщик Клока, с пониманием слушала и не перебивала.

«Мы с моим другом романтики, – подключился к разговору, еле ворочающий языком, Клок, – у нас жизненная цель найти одну и жить с ней до смерти. И плевать на систему принципов! И эту Мульерис, мать ее, Меретрикис. Уважаю ее, конечно… как женщину… но взглядов не разделяю».

На этом заряд у Клока полностью закончился, и он окончательно повис на своей спутнице. Шрам еще раз посмотрел в сторону огней аббатства, как бы прощаясь на сегодня, со своей Филией, собрался с силами и подхватил Клока со второй стороны. Так, втроем, они и побрели в сторону дома.

Добредя до своего двора, троица разделилась. Хищница, понесла Клока домой, следуя за его указательным пальцем, так как языком Клок уже был не в состоянии указать дорогу. Он лишь нежно сжимал грудь спутницы свободной рукой и, периодически, возбужденно сопел. А Шрам остановился возле входа и, повернувшись, посмотрел еще раз на аббатство, а потом на свой дом, а точнее на трех этажное здание, на втором этаже которого и была квартира Клока.

Говорят в старину, эти здания были в несколько десятков этажей, сейчас же редкость, если хотя бы пять этажей оставались целыми. А селиться выше третьего вообще запрещалось из-за опасности для жизни. Возможно, из-за этого и настал конец старой эры. Люди настолько возомнили себя богами, что даже дома свои строили, пытаясь как можно выше дотянуться до неба. Но Спаситель, хоть и милостив, но не позволяет нам забываться. Все эти этажи обрушились вместе с людской гордыней, и теперь мы живем и поддерживаем надлежащее состояние только первых трех этажей, этих некогда вызывающе величественных сооружений. И только башни аббатства в центре города возвышаются к небесам, как бы символизируя руки всех последователей, вздернутые в молитве к Спасителю. Эти руки видно из любой точки города или трущоб. Эти руки переливаются отблесками солнца днем и светятся светом тысяч свечей по ночам. Эти руки не дают каждому истинному верующему забывать о том, что тянуться к Спасителю дозволено лишь с покаянием, а не с гордыней и невежеством.