Самое благоразумное было - выйти на шоссе, до которого не больше километра, и по накатанной дороге возвратиться домой. Каких-нибудь пару часов, и мы - в городе. Но молодость не скупится на трату сил.

Коля предложил:

- Пойдёмте напрямик, по свежевыпавшему снегу.

Я молчал, раздумывая, какое принять решение. Фингал стоял, опустив хвост, и ждал приказания.

Молодой охотник уговаривал:

- Куропатки никуда не подевались. Где-нибудь спят в снегу. Может, наткнёмся - стрелять будем.

Я ещё колебался и не отвечал.

Но Коля уверенно подбирался к моему сердцу:

- Леночка просила поискать перепёлку с красной завязочкой. Она в тёплые края не знает пути - не летала туда. Ну, прикажите Фингалу отправиться на розыски.

Я взмахнул рукой и сказал Фингалу самое приятное слово:

- Вперёд!

Пёс стал носиться взад и вперёд, и вправо и влево, всё время пересекая линию нашего движения.

Мы возвращались в город через неезженое снежное поле. Сыроватый тяжёлый снег согнул голые ветви берёз и посадил белые пятна на густой зелени боровой сосновой молоди.

Коля рассчитывал наткнуться на заячий след и выследить косого. Поймать на мушку, а то - ив объектив фотоаппарата. Я отгонял от себя малейшую надежду на выстрел. Единственно, чем могли мы себя вознаградить, это хорошей прогулкой.

До города не менее десяти километров. Снег почти по колено, а местность изрезанная, ложистая. И хотя охотники привычны к трудным переходам, сегодня мы останавливались отдыхать особенно часто. Это потому, что глазу было невесело, глазу не на чем задержаться: ни следа - ни птичьего, ни звериного. Переставший идти утром снег снова повалил хлопьями. Они били наискосок под напором расшумевшегося, расходившегося ветра.

Коля брёл по снегу, как по белой воде, в сотне метров от меня. Взобравшись на высокий холм, он любовался логами - их изломанными линиями.

А за ними по белизне поля протянулась тёмная лента шоссе - оно узнавалось по движению машин; за лентой дороги лежал наш город.

Спускаясь с холма, Коля случайно набрёл на заячью лёжку, устроенную в высоком жнивье ржаного поля. Серый, ещё не вылинявший косой чувствовал, что побурелое от непогод жнивьё будет ему защитным цветом. Вспугнутый Колей, он побежал вниз под гору. Казалось, кто-то приподнял свежевыбеленный холст за углы, чтобы по нему покатился вниз серый немного продолговатый комок.

Молодой охотник бросился со всех ног в погоню.

Однако условия соревнования были неравные, расстояние между бегущими быстро нарастало.

Косой не попал в объектив.

Коля остановился, поглядел вслед убегающему зайцу и направился ко мне. Потом подал знак рукой и крикнул:

- Смотрите! Фингал.

Ни мне, да и никому на свете не могла прийти в голову мысль о возможности стойки в зимнюю пору.

Я искал глазами нашего белого товарища и не мог найти.

Коля указал рукою и крикнул так громко против ветра, что я ясно услышал:

- Фингал встал на стойку!

Может быть, за всю историю охоты Фингал первым держал стойку на снегу! Но как держал! Он был похож на изваяние. И только раздуваемые порывистым ветром шерстинки показывали, что это живой пёс, а не скульптура.

- Коля, - говорил я шёпотом, - Коля, наводи аппарат быстрей. Фотографируй! Прошу, щёлкай! Щёлкай на всю плёнку!

Когда фотографирование было закончено, мы приготовились к выстрелам, я скомандовал негромко:

- Вперёд!

Это означало: подай, сгони дичь, пусть вылетает тетерев или куропатка - кто там есть.

Не слушает Фингал, не подаёт.

- Неужели он нас обманул? - усомнился Коля.

- Вперёд! - приказал я твёрдо.

Пёс покачнулся, вытащил одну лапу из снега и так удержал её приподнятой, а вперёд не подался.

Отыскивая подозрительные места, откуда могли бы идти запахи, я заметил под самым носом Фингала два стволика полыни. Возле каждого стволика небольшое отверстие, проделанное его колебанием, покачиванием при ветре, отверстие, достаточное разве только для того, чтобы в него мог шмыгнуть самый молодой мышонок.

Фингал не хотел ослушаться и всё же не мог двинуться вперёд. Тонкая влажная кожа кончика его носа заметно подёргивалась. Её колебала струйка запаха, бьющая из-под снега в отверстия возле стволов полыни.

Я начал разрывать ногами снег, и у меня из-под сапог с тревожным чириканьем вылетела пара перепёлок.

Пёс позволил себе единственное движение - это движение зрачков в сторону полёта самых маленьких курочек на свете.

Ветер глушил все голоса, и нашим выстрелам не откликнулось даже слабое эхо. Ни одного малого пёрышка, ни одной лёгкой пушинки не добыли наши дуплеты.

После выстрела Фингал должен был лежать, хотя и не совсем приятно с непривычки растянуться на холодном снегу. Но этого требовали строгие правила поведения. И Фингал лежал. Зарядив ружьё, я скомандовал:

- Фингал, вперёд!

Пёс помчался на новые поиски. И мы побрели. Я повесил ружьё на плечо концами стволов вверх и услышал, как в дульной части моей бескурковки заунывно засвистел ветер.

- Хорошо! - сказал я

И Коля подтвердил:

- Хорошо!

- Ты это о чём, Коля?

- Хорошо, что мы промазали… А вы о чём?

- И я о том же.

Мои размышления были прерваны словами моего молодого товарища.

- Опять стойка! - Коля указал мне на высокие травины, над которыми стоял Фингал.

Какие смышлёные птички! Ещё в первые минуты снегопада перепёлки нашли эти высокие стволики, прижались к ним, как к родным, в надежде, что травины, пошевеливаемые ветром, сделают в снегу отверстия, через которые можно будет дышать. А снежная шуба, накинутая на них, защитит от холода.

И сразу стало веселее и легче идти по снежному целику.

- Такие имеют право на жизнь. Умеют бороться!

Коля разрыл снег вокруг одного стволика, и мы увидели серый комочек. Потом снял кепку, чтобы накрыть затаившуюся птичку. Ветер нещадно трепал его волосы.

- Надень кепку. Простудишься!

Тогда Коля без особой предосторожности взял перепёлку рукой. Точно таким же способом была добыта другая. Тёпленькие серенькие комки! Фингал держал стойку за стойкой. В Колином брезентовом мешке оказалось четырнадцать живых маленьких курочек.

Наша охотничья бригада, состоящая из двух стрелков и одной косматой подружейной собаки, превратилась в экспедицию по спасению погибающих.

Ветер продолжал свистеть в дулах ружей, но теперь этот свист не казался заунывным.

Можно было красиво закончить тяжёлый поход по первому глубокому сырому снегу. И дела всего: найти красную ленточку и сделать бантик вокруг шейки одной из перепёлок. Смотри, Леночка! Сколько у твоей птички подруг! Твоя воспитанница вместе с подругами попала в снежный плен. Фингал их отыскал и спас.

Вы представляете, какие после этого посыпались бы милости на голову Фингала!

Но нет, мы не стали обманывать Леночку»

И вот опять половицы моего кабинета уподобились гречишным и просяным полям, с которых урожай убран. Четырнадцать перепёлок клевали крупинку за крупинкой и пили воду из чайных блюдечек. Птички в один день стали совсем ручными.

Леночка каждую подержала в руках, внимательно обследовала каждую шейку:

- Нет ли следов красного бантика…

Манила:

- Тю-тю-тю…

Ни одна не приходила на зов.

Среди четырнадцати не было той, которая улетела весной.

За окном зима - крыши соседних домов белые, на дворе снег по колено. Вчера ветер свистел в ружейных стволах, а сегодня воет в трубе - приюта ищет, подобно маленьким птичкам.

А на третий день ветер зашёл с другой стороны, с той, откуда зима не ожидала, подул теплом и сдунул с земли белое пуховое, но холодное покрывало. Солнышко просквозило стёкла нашей квартиры не горячими, но всё же ласковыми лучами. Тёплый ветер прогнал зиму обратно. Поторопилась она, не в своё время пришла.

Птички стали поглядывать на окна, и некоторые из них взлетели на подоконники. Двойные рамы закрывали им путь.