В последующих своих донесениях российский представитель подробно касался внутриполитического положения Греции. Булгари подчеркивал, что правителю Греции пришлось действовать в исключительно сложных условиях при активном противодействии его власти англо-французской агентуры и проанглийской партии. Декреты Национального собрания о назначении англичан (генерала Чёрча – главнокомандующим сухопутными греческими войсками, а лорда Кохрейна – военно-морскими силами) наделили их властью, сводящей на нет полномочия правительства. В таких условиях, как полагал Булгари, президенту ничего не оставалось, как «приостановить действие Тризинской конституции, распустить Законодательный совет, который, согласно этой конституции, должен был сосуществовать с исполнительной властью, – одним словом, создать и организовать новое правительство и навязать Греции диктатуру, которая одна могла ее спасти». После этого противники Каподистрии стали активно добиваться срочного созыва Национального собрания. По сведениям Булгари, находившегося тогда в Греции, английский и французский посланники в Константинополе Ч. С. Каннинг и А. Ш. Гийемино добивались того же от Каподистрии по официальным каналам. Сам же Булгари настоятельно рекомендовал президенту воспрепятствовать созыву Национального собрания, чтобы «не подвергать родину неизбежной катастрофе», «воспользоваться всей полнотой власти, прибегая в случае необходимости к самым решительным мерам, чтобы предотвратить событие, которое станет причиной и началом полного развала в Греции». Петербургскому кабинету Булгари советовал «изыскать средства», чтобы «оказать по возможности преобладающее влияние на выборы и на депутатов в случае, если созыв Национального собрания станет абсолютно необходим». В частности, он предлагал выделить деньги для подкупа большинства депутатов, чтобы они санкционировали действия администрации и облекли Каподистрию неограниченной властью на будущее[443].
Действия Булгари с целью помешать созыву Национального собрания получили полную поддержку российского правительства. В депеше вице-канцлера К. В. Нессельроде от 5 (17) декабря 1828 г. российскому представителю в Греции указывалось, что, добиваясь «умиротворения Греции», Россия и остальные дворы «должны ставить себе главной целью подавление революции». Можно сказать определенно, что существование представительной системы в Греции явно вызывало раздражение российского самодержца. Тем не менее, как говорилось в депеше К. В. Нессельроде, «император не может слишком настойчиво рекомендовать проявлять в этом деле непреклонность». В Петербурге, в частности, не приняли предложения Булгари подкупить депутатов Национального собрания, если оно будет созвано, так как сочли, что такой шаг «претит морали»[444].
В то же время настояния Булгари об оказании Греции финансовой помощи получили положительный отклик. 31 марта (12 апреля) 1829 г. вице-канцлер переслал ему документы на предоставленную Николаем I Греции субсидию в 1 млн рублей. Российский представитель должен был незамедлительно вручить их Каподистрии[445]. Россия оказывала поддержку правителю Греции и в решении вопроса о границах греческого государства. При этом из Петербурга Каподистрии постоянно рекомендовали активизировать военные операции для расширения территории свободной Греции. Как говорилось в депеше Нессельроде Бул гари от 26 декабря 1828 г. (7 января 1829 г.), «греческие границы неизбежно должны будут определяться по принципу uti possidetis[446]. Поэтому сейчас или никогда граф Каподистрия должен предпринять последние усилия, дабы ускорить процесс освобождения Крита и прочно занять определенную линию в восточной и западной Греции»[447].
Советы эти вполне отвечали национальным интересам Греции, и греческим войска, начав наступательные операции в Западной Греции, одержали ряд серьезных успехов.
Опираясь на поддержку России, Каподистрия стремился в то же время избежать какой-либо исключительной зависимости от нее. В решении финансовых и территориальных вопросов он обращался, и с определенным успехом, и к двум другим державам-покровительницам – Англии и Франции. Неприемлемы для Каподистрии, являвшегося сторонником конституционного строя, были и советы Николая I, вытекавшие из его ультрамонархических взглядов, об ограничении деятельности парламентских учреждений. Вопреки этим советам Национальное собрание открылось в августе 1829 г. в Аргосе. Произошло это уже после отъезда Булгари из Греции.
Первый русский дипломатический представитель покинул Грецию в начале июня 1829 г., предварительно аккредитовав при президенте вместо себя В. Н. Панина. Его срочный отъезд был вызван начавшейся у него тяжкой болезнью. Сам Булгари переживал, что был вынужден прервать свою миссию. Находясь уже на борту судна на рейде Мальты, он писал К. В. Нессельроде: «Для меня было бы невозможным, господин граф, выразить все то сожаление, которое я испытал, покидая Грецию в момент столь решающий как для этой страны, так и для президента…»[448].
Весной 1829 г., перед отъездом, Булгари стал объектом нападок со стороны британских дипломатов. Его обвиняли в поощрении революционного движения на находившихся под властью Великобритании Ионических островах с целью присоединения их к Греции. Подобные же обвинения были выдвинуты и против Каподистрии: оба были корфиотами. В связи с этим глава британского кабинета Веллингтон дал указание британскому послу в Петербурге У. Хейтсбери направить по этому поводу жалобу Николаю I. Все эти обвинения, как признавали сами британские официальные лица, были бездоказательны[449]. Но в чем Булгари действительно был, если можно так сказать, «грешен», так это в том, что он близко принимал к сердцу интересы своей большой родины – Греции.
4 (16) сентября 1829 г, сразу же после своего прибытия в Петербург, он представил свою записку Особому комитету по восточным делам, обсуждавшему возможные условия мирного урегулирования после завершения русско-турецкой войны[450]. Как российский дипломат высокого ранга Булгари, несомненно, знал о тех оживленных дискуссиях о судьбе Османской империи, которые шли тогда в правящих кругах России. Влиятельная группировка во главе с К. В. Нессельроде придерживалась мнения, что в интересах России выгодно сохранить империю султанов как «слабого соседа», которого легко будет подчинить своему влиянию. Позиция этой группировки, которую поддержал сам царь, была изложена в записке статс-секретаря Д. В. Дашкова «Обозрение главнейших сношений России с Турциею и начал, на коих долженствуют оные быть установлены на будущее время»[451]. Неизвестно, разделял ли Булгари в душе эти взгляды, но как исправному службисту ему отнюдь небесполезно было считаться с мнением начальства.
С другой стороны, Булгари было известно, что Каподистрия по предложению российского МИДа и его наметкам представил альтернативный план политического устройства Европейской Турции в случае распада Османской империи. План этот предусматривал создание из бывших османских владений в Европе конфедерации из пяти независимых государств[452].
Поэтому записка Булгари являлась своего рода симбиозом этих двух взглядов на решение Восточного вопроса. Прежде всего, он поддержал мнение видных сановников в том, что раздел этой империи «нельзя считать ни своевременным, ни обязательным, ни полезным для России». В то же время он не только воспроизвел план Каподистрии о создании федерации из пяти балканских государств в случае распада Османской империи, но значительно усилил территориальные пределы независимой Греции, которая должна была стать членом этой федерации. По плану Булгари, дополнительно к тем территориям, которые были намечены в «федеративном плане» Каподистрии, в состав греческого государства должны были войти большие острова Крит и Самос, а также Фессалия и Эпир (включая Южную Албанию, которая в греческой терминологии фигурировала как «Северный Эпир»). Следует заметить, что предложения Булгари о политическом статусе и территориальных рамках Греции были для нее более благоприятны, чем те, что удалось достичь в этом отношении России в Адрианополе. Сам М. Н. Булгари умер вскоре после возвращения в Россию, 22 октября (4 ноября) 1829 г., в возрасте 41 года.
