- Странно... - сказал Джальма, говоря сам с собою и пристально глядя на метиса с той же добротою.
- Что странно, повелитель?
- Ничего... Но если твои советы были мне так полезны в прошлом... что скажешь ты мне насчет будущего?
- Будущего... принц?
- Ну да... через час я увижу мадемуазель де Кардовилль.
- Это важно... Все будущее зависит от этого первого свидания.
- Об этом, я и говорил сейчас.
- Поверьте мне, принц, женщины страстно любят только тех мужчин, которые избавляют их от неприятности отказа.
- Говори яснее.
- Они презирают робкого любовника, смиренно умоляющего о том, что ему следует взять силой...
- Но я увижу сегодня мадемуазель де Кардовилль в первый раз!
- Вы тысячу раз видели ее в своих мечтах, и она вас также, потому что она вас любит... Нет ни одной вашей любовной мысли, которая не отдалась бы в ее сердце... Ваша пылкая любовь к ней не сильнее ее страсти к вам... Любовь обладает одним только языком... и между вами все уже сказано без слов... Теперь... сегодня... ведите себя, как властелин, и она будет ваша...
- Странно... очень странно! - снова повторил Джальма, не сводя глаз с Феринджи.
Ошибаясь в смысле этих слов, метис продолжал:
- Поверьте, как это ни странно, но это умно... Вспомните прошлое... Разве потому что увидите у своих ног эту гордую девушку, что играли роль смиренного, робкого влюбленного? Нет... это случилось потому, что вы притворились любящим другую... Итак, не надо слабости!.. Льву не пристало ворковать, как нежному голубку... гордый владыка пустыни не обращает внимания на жалобный рев львицы, которая не столько разгневана, сколько благодарна за его дикие, грубые ласки... и уж скоро, робкая, счастливая, покорная, ползет по следам своего господина. Поверьте мне... будьте смелее... и сегодня же вы станете обожаемым султаном для этой девушки, красотой которой восхищается весь Париж...
После нескольких минут молчания Джальма, с нежным состраданием покачав головой, сказал метису своим звучным, приятным голосом:
- Зачем ты мне изменяешь? Зачем советуешь употребить насилие и зло... в отношении к ангелу чистоты и невинности... женщины, которую я уважаю, как мать? Разве тебе недостаточно, что ты перешел на сторону моих врагов, которые преследовали меня даже на Яве?
Если бы Джальма бросился на метиса с налитыми кровью глазами, с гневным лицом, с поднятым кинжалом, метис был бы менее поражен, менее испуган, чем теперь, когда он услыхал, как кротко упрекает его принц в измене. Феринджи даже отступил на шаг, как бы приготовляясь к защите.
Джальма продолжал с той же снисходительностью:
- Не бойся... вчера я бы тебя убил... уверяю тебя... но сегодня счастливая любовь внушила мне милосердие... я только жалею тебя, без всякой злобы. Должно быть, ты был очень несчастен... что сделался таким злым?
- Я, принц? - с изумлением произнес метис.
- Ты, значит, сильно страдал, к тебе были, вероятно, безжалостны, несчастное существо, если ты так безжалостен в своей ненависти и даже вид такого счастья, как мое, тебя не обезоруживает?.. Право... слушая тебя сейчас, я искренне тебя пожалел, когда увидел столь упорную и печальную жажду зла...
- Повелитель... я не знаю...
И метис, заикаясь, не находил, что ответить.
- Скажи... какое зло я тебе сделал?
- Да никакого, господин... - отвечал метис.
- За что же ты меня так ненавидишь? Зачем так яростно стремишься повредить мне?.. Не довольно разве было того коварного совета, какой ты дал мне, - притвориться влюбленным в ту девушку... которая ушла... ей стало стыдно исполнять навязанную постыдную роль?
- Ваша притворная любовь, однако, победила чью-то холодность... сказал Феринджи, отчасти возвращая себе, наконец, хладнокровие.
- Не говори этого, - прервал его кротко Джальма. - Если я теперь и пользуюсь блаженством, дающим мне силу даже тебя жалеть, возвышающим мою душу, то только потому, что мадемуазель де Кардовилль знает теперь, как нежно и почтительно я всегда ее любил... Твоя же цель была навеки нас разлучить... и ты чуть было не достиг ее.
- Принц... если вы это думаете обо мне... вы должны тогда смотреть на меня, как на смертельного врага...
- Не бойся, говорю тебе... я не имею права тебя порицать... В безумии отчаяния я тебя послушался, последовал твоим советам... я был твоим сообщником... только признайся: видя, что я в твоей власти, убитый в отчаянии... не жестоко ли было с твоей стороны давать мне столь пагубные советы?
- Меня ввело в заблуждение излишнее усердие...
- Хорошо... А как же теперь?.. Опять те же злые советы! Ты не пожалел моего счастья, как не жалел меня в несчастии... Сердечная радость, в которую я погружен, внушила тебе только жажду заменить радость отчаянием?
- Я... повелитель...
- Да, ты... ты надеялся, что, если я последую твоим коварным внушениям, я погибну, обесчещу себя навсегда в глазах мадемуазель де Кардовилль... Послушай... Скажи, за что эта ожесточенная ненависть? Что я тебе сделал? Скажи?..
- Принц... повелитель... вы дурно обо мне судите... и я...
- Слушай, я не хочу, чтобы ты был изменником и злым человеком, я хочу тебя сделать добрым... На нашей родине очаровывают самых опасных змей, приручают тигров: вот и я хочу тебя покорить добротой... Ведь ты человек... у тебя есть разум, чтобы руководить собой, и сердце, чтобы любить. Этот день подарил мне высшее счастье... и ты благословишь этот день... Что могу я для тебя сделать? Чего ты хочешь? Золота? У тебя будет золото... Хочешь ли ты больше чем золота? Хочешь иметь друга, нежная дружба которого утешит тебя, заставит забыть о страданиях, ожесточивших твое сердце, сделает тебя добрым? Я буду этим другом... да, я... несмотря на все зло, какое ты мне причинил... Нет, именно за это самое зло я буду самым верным твоим другом и буду счастлив, думая: "В тот день, когда ангел сказал мне, что он меня любит, мое счастье было неизмеримо: утром я имел жестокого врага, а вечером его ненависть сменилась дружбой..." Поверь мне, Феринджи! Несчастье творит злых, счастье делает добрых: будь же счастлив...
В эту минуту пробило два часа.
Принц вздрогнул. Наступило время ехать на свидание с Адриенной. Прелестное лицо Джальмы, сделавшееся еще красивее под влиянием кроткого чувства, с каким он обращался к метису, светилось счастьем. Подойдя к Феринджи, он протянул ему руку движением, полным грации и снисходительности, говоря:
