- Ничего... К счастью, я знаю, что я ему теперь не нужна... он женился на прелестной девушке... они любят друг друга... и я уверена... что она составит его счастье...

Последние слова Горбунья произнесла уже едва слышно. Вдруг она вздрогнула и дрожащим, робким голосом сказала:

- Сестра... обними меня... я боюсь... у меня в глазах сизый сумрак, и... все кружится передо мной...

И несчастная девушка немного приподнялась, обхватила сестру руками и прижалась головой к ее груди.

- Мужайся... сестра! - слабеющим голосом отвечала Сефиза, прижимая к себе Горбунью. - Скоро конец! - Затем она с завистью и ужасом прибавила: Почему же сестра так быстро потеряла сознание?.. А я еще совсем здорова... голова свежа... Но нет! Это долго не протянется... Если бы я знала, что она умрет раньше меня, я пошла бы и сунулась головой к самой жаровне... да, я так и сделаю, сейчас пойду...

Сефиза сделала движение, желая встать, но слабое пожатие руки сестры удержало ее.

- Ты страдаешь... бедная малютка?.. - спросила Сефиза с дрожью.

- Да... теперь... очень... не уходи... прошу тебя...

- А я ничего... со мной почти ничего не делается... - сказала Сефиза, с гневом глядя на жаровню. - А нет... я начинаю задыхаться, - с мрачной радостью прибавила она. - И мне кажется, голова у меня лопнет... сейчас...

Действительно, ядовитый газ наполнял теперь всю комнату, отравив мало-помалу воздух. Было почти совсем темно!.. Мансарда освещалась только горящими углями, отбрасывавшими кровавый отблеск на обнявшихся сестер. Вдруг Горбунья несколько раз конвульсивно вздрогнула, голова ее откинулась, и она прошептала угасающим голосом:

- Агриколь!.. Мадемуазель де Кардовилль... прощайте... Агриколь!.. Я тебя...

Еще несколько непонятных слов, и она перестала двигаться, а руки, обнимавшие Сефизу, безжизненно упали на тюфяк.

- Сестра моя! - с ужасом воскликнула Сефиза, поднимая голову Горбуньи и заглядывая ей в лицо. - Ты... уже... а я... я-то?

Нежное лицо Горбуньи не казалось бледнее обыкновенного; только полуоткрытые глаза были безжизненны, а на посиневших губах еще блуждала кроткая, грустная полуулыбка, и из них вылетало едва уловимое дыхание... Затем ее губы стали неподвижными, а лицо приобрело ясность великого спокойствия.

- Ты не должна была умереть раньше меня... - говорила с отчаянием Сефиза, покрывая поцелуями холодевшее под ее губами лицо сестры. Подожди... подожди же меня, сестра!

Горбунья не отвечала; голова, которую Сефиза перестала поддерживать, упала на тюфяк.

- Боже мой!.. Клянусь, я не виновата, что мы умерли не разом, не вместе!.. - с отчаянием воскликнула Сефиза, стоя на коленях возле распростертой Горбуньи. - Умерла! - с ужасом повторяла несчастная. Умерла раньше меня... значит, я сильнее... но кажется... к счастью, и у меня в глазах все начинает синеть... О! Я страдаю! Какое счастье... я задыхаюсь... Сестра! - и она обняла за шею Горбунью, - сестра... я здесь... я иду за тобой...

Вдруг на лестнице послышался шум и голоса. Сефиза еще не настолько потеряла сознание, чтобы не слышать этого. Она приподняла голову, продолжая лежать рядом с Горбуньей. Шум приближался. Вскоре у самых дверей послышался возглас:

- Боже! Какой угар!..

И в ту же минуту дверь затряслась от ударов, а второй голос закричал:

- Отворите!.. Отворите!

- Сейчас войдут... меня будут спасать... а сестра умерла... о нет! Я не труслива... я не соглашусь пережить ее!

Это была последняя мысль Сефизы. Собрав остаток сил, несчастная бросилась к окну, открыла его... и в ту минуту, как дверь, уступая мощному удару, слетела с петель, бедняжка бросилась с высоты третьего этажа во двор. В эту минуту Адриенна и Агриколь показались на пороге.

Несмотря на удушливый запах углей, мадемуазель де Кардовилль вбежала в мансарду и, увидав жаровню, закричала:

- Несчастное дитя!.. Она себя убила!

- Она выбросилась из окна! - воскликнул Агриколь, заметивший, когда дверь отворялась, что какая-то женщина исчезла за окном. - Это ужасно! прибавил он, закрывая рукой глаза и оборачиваясь с бледным, испуганным лицом к мадемуазель де Кардовилль.

Не понимая причины его ужаса, Адриенна, указывая на Горбунью, которую она успела уже заметить, несмотря на темноту, повторяла:

- Да нет же... вот она.

И, встав на колени, она повернула к кузнецу бледное лицо швеи... Руки Горбуньи были уже ледяные... сердце, на которое Адриенна положила ладонь, не билось... Однако через несколько секунд, благодаря свежему воздуху, врывавшемуся в комнату через дверь и через окно, сердце Горбуньи, как показалось Адриенне, еле уловимо встрепенулось. Тогда она воскликнула:

- Ее сердце еще бьется... Господин Агриколь... скорее доктора... скорее помощь... Хорошо, что со мной мой флакон...

- Да, да, за помощью для нее... и для той... если еще не поздно!.. - с отчаянием воскликнул кузнец, стремительно выбегая из комнаты, где Адриенна осталась одна на коленях возле бесчувственной Горбуньи.

21. ПРИЗНАНИЯ

Во время описываемой тяжелой сцены от сильного волнения побледневшее и похудевшее от огорчения лицо мадемуазель де Кардовилль порозовело. Ее щеки, такого чистого овала прежде, слегка впали, а синие круги залегли под черными глазами, затуманенными теперь печалью, вместо того чтобы блестеть живым огнем, как бывало прежде. Только ее прелестные губы, несмотря на скорбную складку, были по-прежнему свежи и бархатисты. Чтобы было удобнее ухаживать за Горбуньей, Адриенна отбросила шляпу, и шелковистые волны ее золотых кудрей почти совсем скрывали лицо, склоненное над соломенным тюфяком, возле которого она стояла на коленях, сжимая в своих руках, словно выточенных из слоновой кости, хилые руки бедной швеи. Горбунья была окончательно возвращена к жизни благодаря воздуху и солям из флакона м-ль де Кардовилль. К счастью, обморок молодой девушки был вызван скорее слабостью и волнением, и она потеряла сознание, раньше чем ядовитый газ достиг необходимой концентрации.

Необходимо бросить взгляд назад, прежде чем продолжать описание свидания между работницей и молодой аристократкой. Со времени необыкновенного приключения в театре Порт-Сен-Мартен, когда Джальма на глазах мадемуазель де Кардовилль бросился на черную пантеру с опасностью для жизни, Адриенну волновали противоположные чувства. Забывая свою ревность и унижение при виде Джальмы, дерзко выставлявшего напоказ свою связь с недостойной его особой, Адриенна, ослепленная на мгновенье рыцарским и геройским поступком принца, говорила себе: "Несмотря на внешне ужасное поведение, Джальма все-таки настолько меня любит, что не побоялся рискнуть жизнью, чтобы достать мой букет!" Но затем рассудок и здравый смысл молодой девушки, обладавшей нежной душой, великодушным характером, прямым и ясным умом, указывали ей на суетность подобного утешения, которое не в силах было залечить жестокие раны, нанесенные любви и достоинству.