И Роден поднял свою корзинку, которую он поставил возле себя на пол.
- Дайте-ка мне корзинку: она вам мешает, - отбирая у Родена корзину, заметила Пышная Роза. - А сами обопритесь на меня: на лестнице так темно... вы можете оступиться.
- Спасибо, милочка, принимаю ваше предложение... Я уже не слишком бодр...
И, отечески опираясь на правую руку Пышной Розы, которая несла корзинку, Роден спустился по лестнице и вышел на двор.
- Вон видите, там, на четвертом этаже, толстую рожу, приклеившуюся к стеклу? - спросила Родена Пышная Роза, указывая на свое окно. - Это Нини-Мельница и есть... Узнаете?.. ваш ли?
- Мой, мой! - отвечал Роден и благосклонно махнул рукой Дюмулену, который с изумлением отскочил от окна.
- Бедняга!.. я уверен, что теперь... после своей глупой шутки, он меня боится... - улыбаясь, заметил Роден. - Он ошибается.
Сказав "он ошибается", Роден зловеще закусил губы, но Пышная Роза этого не заметила.
- Ну, а теперь, моя милая, бегите домой, утешьте вашу подругу добрыми вестями... Ваша помощь мне больше не нужна, - сказал Роден, когда они вошли под ворота.
- Отлично, я горю нетерпением рассказать Сефизе о вашей доброте!..
И Пышная Роза побежала к лестнице.
- Тише, тише, шалунья, а корзинку-то мою, корзинку-то куда утащили?
- Ах! и в самом деле!.. извините! вот она!.. Нет, как Сефиза будет рада, бедняжка. До свидания!
И хорошенькая фигурка Пышной Розы исчезла за поворотом лестницы, на которую она взбежала быстрыми и нетерпеливыми шагами.
Роден вышел из-под ворот.
- Вот ваша корзина, хозяюшка, - сказал он, останавливаясь на пороге лавки матушки Арсены. - Очень вам благодарен за вашу любезность.
- Не за что, я всегда к вашим услугам. Хороша ли была редька?
- Великолепная, хозяюшка, сочная и превосходная.
- Очень рада! Скоро ли мы вас увидим опять?
- Надеюсь... Не можете ли вы мне указать, где здесь ближайшая почта?
- Налево за углом.
- Тысячу благодарностей.
- Верно, любовное письмецо! - засмеялась привратница, которую привели в игривое расположение духа шутки Пышной Розы и Нини-Мельницы.
- Ай, ай, ай! хозяюшка! - ухмыляясь, отвечал Роден.
Затем, сразу сделавшись серьезным, он низко поклонился и сказал:
- Ваш покорный слуга!
И вышел на улицу.
Мы поведем теперь читателя в больницу доктора Балейнье, где до сих пор заперта мадемуазель де Кардовилль.
5. СОВЕТЫ
Адриенну де Кардовилль еще строже заперли в доме доктора Балейнье после того, как Агриколь и Дагобер пытались освободить ее ночью, после того, как солдат, довольно тяжело раненный, смог только благодаря беззаветной храбрости Агриколя, которому геройски помогал Угрюм, достигнуть маленькой калитки монастыря и выбежать на наружный бульвар вместе с молодым кузнецом.
Пробило четыре часа. Адриенну со вчерашнего дня перевели в комнату третьего этажа дома умалишенных; решетчатое окно, защищенное снаружи навесом, скудно пропускало свет в комнату. Девушка после разговора с Горбуньей со дня на день ожидала освобождения, рассчитывая на вмешательство друзей. Но ее сильно тревожила неизвестность по поводу участи Дагобера и Агриколя.
Совершенно не зная, чем кончилась борьба между ее освободителями и сторожами больницы и монастыря, она напрасно осаждала вопросами своих сиделок. Они оставались немы. Конечно, эти обстоятельства еще больше восстанавливали Адриенну против княгини де Сен-Дизье, отца д'Эгриньи и их клевретов. Грустно сидела она у столика, перелистывая какую-то книгу и опершись головой на руку, причем ее бледное лицо, с глубокой синевой под глазами - признаком тревоги и утомления - почти совсем скрывалось под спустившимися на лоб длинными локонами золотистых волос.
Дверь отворилась, и в комнату вошел доктор Балейнье. Светский иезуит, служивший покорным и пассивным орудием в руках ордена, доктор не вполне был посвящен, как мы уже говорили, в тайны княгини и аббата д'Эгриньи. Он не знал ни о том, почему Адриенну лишили свободы, ни о резкой перемене в положении аббата д'Эгриньи и Родена, происшедшей вчера после вскрытия завещания Мариуса де Реннепона. Он только накануне получил строгий приказ отца д'Эгриньи (уже подчинившегося Родену) покрепче запереть мадемуазель де Кардовилль, обращаться с ней строже и заставить ее - дальше будет видно, какими способами, - отказаться от мысли преследовать их по суду.
При виде доктора Адриенна не могла скрыть презрения и отвращения, внушаемых ей видом этого человека. Господин Балейнье, напротив, был, как всегда, слащав, сиял улыбками и совершенно спокойно и уверенно приближался к девушке. Он остановился в нескольких шагах перед нею, как бы желая внимательнее разглядеть ее, и, сделав вид, что совершенно удовлетворен наблюдениями, заметил:
- Ну, слава Богу, несчастное приключение предпоследней ночи не оставило тех дурных последствий, которых я боялся... Вам сегодня лучше: свежее цвет лица и спокойнее манеры... Только глаза немножко ярче блестят, чем следует... но совсем не так болезненно, как ранее!.. Как жаль! Вам было гораздо лучше, а теперь из-за этого неприятного ночного происшествия ваше выздоровление должно затянуться, потому что вы снова вернулись к тому же состоянию экзальтации, тем более досадному, что вы себе не отдавали в нем отчета... Но, к счастью, благодаря нашим заботам ваше выздоровление не затянется на слишком продолжительный срок.
Как ни привыкла Адриенна к нахальству служителя иезуитов, она все-таки не удержалась и заметила с улыбкой горького презрения:
- Как опрометчива ваша искренность! Сколько бесстыдства в вашем усердии честно заработать обещанную награду!.. Ни на миг вы не сбросите своей маски. Вечно ложь и хитрость! Знаете, если вам так же утомительно играть роль в постыдном фарсе, как мне отвратительно на это смотреть, так, пожалуй, вам платят не так уж и много!
- Увы! - проникновенно заметил доктор. - Все те же фантазии, что вы не нуждаетесь в моем уходе. Считать, что я играю комедию, когда говорю о том печальном положении, которое заставило меня привезти вас сюда помимо вашей воли! Если бы не это маленькое проявление владеющего вами безумия, можно было бы надеяться, что вы на пути к совершенному выздоровлению. Позднее ваше доброе сердце поможет вам разобраться в этом, и судить меня вы будете иначе: как я того заслуживаю.
