- Мне, брат, ружья не надо... У меня коса так отточена, что любо... Это оружие садовника... и следует сказать - не худое оружие.
Невольно встревоженная этими нечаянно подслушанными словами, Горбунья робко позвонила и попросила ее выпустить.
- Вы это откуда взялись? - подозрительно спросил привратник, показавшись на пороге двери с ружьем, которое он заряжал.
- Я от матушки-настоятельницы, - робко ответила Горбунья.
- Правда? - грубо сказал Николя. - Что-то вы не похожи на важную птицу... Ну, да ладно... все равно... проваливайте... да поживее!
Ворота отворились, и Горбунья вышла. Как только она очутилась на улице, к ней, к ее великому изумлению, подбежал Угрюм, за которым торопливо следовал Дагобер. Горбунья поспешила навстречу солдату, как вдруг ее окликнул молодой и звонкий голос:
- Эй! милая Горбунья!
Девушка обернулась: с противоположной стороны к ней бежал Агриколь.
5. ВСТРЕЧИ
При виде Дагобера и Агриколя Горбунья в изумлении остановилась в нескольких шагах от ворот монастыря.
Солдат еще не увидел работницу. Он быстро шел за Угрюмом, который, несмотря на свои впалые бока, на грязный и взъерошенный вид, казалось, дрожал от радости, поворачивая время от времени свою умную голову к хозяину, к которому он тотчас же вернулся, после того как приласкался к Горбунье.
- Да, да, я тебя понимаю, старина, - говорил с чувством солдат. - Ты оказался вернее меня. Ты ни на минуту не оставлял их одних, моих милых деток. Ты за ними пошел, ждал их день и ночь, не евши, голодал у того дома, куда их отвезли, и, наконец, не дождавшись их возвращения, побежал домой, искать меня... Я бегал, как бешеный дурак... ты же делал то, что я должен был, конечно, сделать: ты открыл, где они находятся... Ну что же? Что это доказывает? Что животные лучше людей?.. Это давно известно... Так наконец-то я их увижу... Как я подумаю, что завтра 13-е число и что без тебя все бы погибло, меня просто дрожь берет... Скоро ли мы дойдем?.. Какое пустынное место... и ночь уже приближается...
Дагобер держал речь, не сводя глаз с собаки, поспешно бежавшей впереди... Вдруг Угрюм бросился от него, и Дагобер, подняв голову, увидал, что он ласкается к Горбунье и Агриколю, встретившимся у ворот монастыря.
- Горбунья! - приветствовали отец и сын молодую работницу, с удивлением смотря на нее.
- Прекрасные известия, господин Дагобер! - с невыразимой радостью проговорила Горбунья. - Роза и Бланш найдены... - Затем, повернувшись к кузнецу, она прибавила: - Прекрасные известия, Агриколь! Мадемуазель де Кардовилль вовсе не сошла с ума... Я сейчас с ней виделась!..
- Она не помешана! Какое счастье! - сказал кузнец.
- Дети мои!! - дрожащим от волнения голосом воскликнул старик, пожимая руки Горбунье. - Вы их видели?
- Да, сейчас... они очень печальны и огорчены... я не могла с ними поговорить.
- Уф! - сказал Дагобер, как бы задыхаясь от полученного известия и прижимая к груди руки. - Уф! Я никогда не думал, что мое старое сердце может так шибко биться. А между тем, благодаря Угрюму, я почти приготовился к этой вести... Но все равно... Меня просто ослепила радость... голова закружилась.
- Видишь, батюшка, какой славный денек сегодня выдался, - сказал Агриколь, с благодарностью смотря на молодую работницу.
- Обнимите меня, славная и достойная девушка, - прибавил солдат, крепко обнимая Горбунью; затем, сгорая от нетерпения, воскликнул: - Ну, пойдемте за девочками!
- Милая Горбунья, - сказал глубоко тронутый Агриколь, - ты возвращаешь покой, быть может, даже жизнь отцу... А как ты узнала... о мадемуазель де Кардовилль?
- Чисто случайно... А ты как здесь очутился?
- Угрюм остановился и лает! - воскликнул Дагобер и поспешно двинулся вперед.
Действительно, собака, не менее своего господина жаждавшая поскорее увидеть сирот, но лучше его знавшая, где они находятся, уселась у ворот монастыря и залаяла, чтобы привлечь внимание Дагобера. Последний понял этот призыв и спросил Горбунью, указывая на дом:
- Они здесь?
- Да, здесь.
- Я был в этом уверен... Славная собака! О, да! животные лучше людей... исключая вас, дорогая Горбунья... вы лучше людей и зверей!.. Наконец-то я увижу моих бедных малюток! Наконец-то я буду с ними!..
Говоря это, несмотря на свои годы, Дагобер бегом побежал к Угрюму.
- Агриколь! - воскликнула Горбунья. - Не давай твоему отцу постучаться в дверь, иначе он все погубит...
В два прыжка Агриколь был возле отца. Тот уже готов был взяться за молоток.
- Батюшка, не стучись! - воскликнул кузнец, хватая его за руку.
- Какого черта ты толкуешь?
- Горбунья сказала, что все будет потеряно, если ты постучишься.
- Что-о?!
- Вот она тебе все объяснит.
В это время Горбунья, менее проворная, чем Агриколь, подошла к ним и сказала солдату:
- Господин Дагобер, надо отойти от ворот... их могут открыть... заметят вас, заподозрят... Лучше пройдем у стены...
- Заподозрят? В чем заподозрят? - с удивлением спрашивал Дагобер, не отходя от ворот.
- Умоляю вас... не оставайтесь тут! - с такой настойчивостью сказала Горбунья, что Агриколь невольно прибавил:
- Батюшка, раз Горбунья это говорит, значит, у нее есть основательная причина. Послушаемся ее... Бульвар Госпиталя в двух шагах... там никого нет... Мы можем там спокойно переговорить...
- Черт меня возьми, если я что-нибудь понимаю! - воскликнул Дагобер, все-таки не отходя от ворот. - Девочки тут... я их беру... увожу с собой... вот и все... и дела-то всего на десять минут!
- О, не думайте так, господин Дагобер! - сказала Горбунья. - Дело совсем не так просто... Идемте... уйдем отсюда скорее - слышите, голоса за воротами...
Действительно, послышался какой-то шум на дворе.
- Идем, батюшка... идем, - сказал Агриколь, почти силой увлекая старика.
Угрюм, очень удивленный, по-видимому, этим промедлением, полаял немного, оставаясь у ворот, как бы выказывая нежелание покидать свой пост и протестуя против подобного отступления, но по знаку Дагобера собака присоединилась к армейскому корпусу.
Было около пяти часов вечера. Поднялся сильный ветер. Небо покрылось тяжелыми и темными дождевыми тучами. Мы уже сказали, что бульвар Госпиталя, примыкавший к монастырскому саду, почти никем не посещался. Дагобер, Агриколь и Горбунья могли, следовательно, держать здесь совет в совершенном уединении.
