незрелость. И ничего. Фартит ей по ходу пьесы, выносит ее течение вместе со всем этим бредом.
– А что у нее, кариес?
– Какой кариес? С простым кариесом – это
к Генке. Тут куча всего – и лечим, и прикус правим, и виниры ставим, она машину по весне поменяла, теперь улыбку поменять захотела.
– Завидуешь?
– Я?! Даже если и так, то не по-хорошему…
«Попрыгунью Стрекозу» помнишь? Вся в креди-тах, что в шелках, и все веселится.
– Может, тебе бросается в глаза то, что ты себе
позволить не можешь?
– Предположим. Но, если честно, она грузит
меня своими откровениями.
– Расскажи подробней! Откровения незнакомых людей – это всегда так интересно!
– Да не о чем тут рассказывать. Любят некоторые с мазохистским удовольствием копаться у себя
в башке. Притягивают друг к другу несвязанные
между собой вещи.
– Например?
– Например, танцы у нее, оказывается, ассоци-ируются с гневом и раздражением. Это она мне как
великое открытие сегодня влепила! Типа, как-то
в детстве, случайно, на кухню ночью зашла, там
мать на столе танцевала, а пьяный отец ухмылялся
и смотрел. Ты представляешь, сколько людей на
воздухе деньги зарабатывают? Те, кто за приличные бабки придумывают несуществующие причин-но-следственные связи?
26
РОВНО ПОСРЕДИНЕ, ВСЕГДА ЧУТЬ БЛИЖЕ К ТЕБЕ
– И с чем тут связь?
– Типа с тем, что все, что связано с телом, вызывает у нее зажатость. Мужиков вокруг табун, красивая, далеко не глупая…
– Она пытается что-то в себе понять. Разве за
это можно осуждать?
– Надюша, что там понимать? Все мы, сорня-ки, как-то приспособились и живем со своими по-резами, раз живы до сих пор. Эти травмы детства, неосознанное, усыпленное и бла-бла-бла – одно
словоблудие! Психологию я еще в институте не
любила и прогуливала, ибо не фиг людям и без
того туманное туманными словечками голову мо-рочить. Хлам это лишний как картонные упаковки
таблеток и мазей: уж и препарат годами в бою, и аннотацию к нему наизусть знаешь, но некоторые с этим хламом расстаться не могут, копят подобный мусор, а еще открытки и коробки из-под
обуви. Вообще-то, я думаю, она пытается найти
причину отсутствия способности кого-то, кроме
себя, любить. Но это ведь не каждому дано! И на-ркоманами, и алкоголиками, и поэтами, и любя-щими – ими рождаются.
– А если это не отсутствие способности, а просто ее время еще не пришло?
– Я тебя умоляю! Ее время скорее уже ушло…
Родилась она уже без этого органа, а он, фантом-ный, нет-нет да подсасывает, вот и развлекается
она, лишь бы в этом самой себе не признаваться.
Чем бы дитя ни тешилось…
– По-моему, она борется. А к борьбе может мо-тивировать только живой орган.
27
Полина Елизарова
– Хм… Если она и борется, то только с собственной духовной пустотой. Ну а ты, чего одну во-ду-то пьешь? Ты сама как вода.
– Настолько обычная?
– Настолько от погоды зависимая.
– Так сносная погода сегодня.
– Что у тебя с Лешкой? Отпустила дурь?
– Не было никакой дури, а потому и отпускать
нечему.
– Нерв в тебе появился. Только я понять не
могу, откуда он мог взяться в твоей-то сытости?
Надь, если закрутила романчик – нет-нет, ты можешь не признаваться, даже лучше не признавай-ся, все-таки он мой брат, – но я все же скажу… Ой, аккуратней, на, возьми салфетку, у тебя шоколад
по подбородку течет… Так вот… Да дослушай ты!
Отвечать не надо, я просто скажу, и все. В браке
всяко бывает, это просто надо пережить. Ты основной ориентир, главное, не теряй. Кстати, хочешь
историю? Как ты любишь – про незнакомых тебе
людей.
– Хочу.
– Соседка у меня есть, тезка почти, Вероника.
Соседка – это не подруга, но особое звание. Только
ей можно курить у тебя в квартире. Тебе-то не понять – ты в полный дом бежишь… С соседкой во
внешнем мире может ничего не связывать, но раз —
вечер, выдох, скорый ужин на плите, масло у нее
закончилось или просто тревожно, и изо всех этих
кухонных шкафчиков, тарелок и чашек глядит твое
привычное настоящее, которое не замаскируешь
ничем, да и не получится, ты уже в домашнем хала-28
РОВНО ПОСРЕДИНЕ, ВСЕГДА ЧУТЬ БЛИЖЕ К ТЕБЕ
те. Потому и откровенность глотками горькими
под кофе, а случается – и густая, слезная, под ви-нишко.
Соседка – это большие уши и незакрывающий-ся рот. И еще полная безопасность: уши со ртом
постоянно чередуются! И летят в тебя просрочен-ные обиды, прокисшие воспоминания и заморо-женные любови, но случается – еще теплое, вполне
съедобное тебе швырнут. А завтра наступит твоя
очередь. Так и живем. Ну вот, отвлеклась я… Делал
ей молдаванин ремонт, суть да дело – втрескалась
она в него. Мужик в самом расцвете, все в руках горит, сила брызжет, сама понимаешь, баба незамуж-няя, так, случайно и иногда кто-нибудь заночует…
Но у нее планка высокая: не столько материально-го, сколько совпадения, понимания она искала.
И нашла полуграмотного женатого молдаванина.
– А кто она?
– Представь себе, психолог. Сиди, не падай —
детский психолог в школе! Короче говоря, прому-чилась она в невыносимых сомнениях, потом в голове что-то подкрутила, все сама себе объяснила
и полностью в нем растворилась.
– А жена?
– Что жена? Под Кишиневом где-то… Говорил, что жена только денег от него ждет. По ходу еще
и ребенок у него нарисовался. Но это, знаешь, в ее
устах было незначительным дополнением, как будто он безвинно отсидел полжизни, а встретив ее, на
свободу вышел. Мазок трагизма к его почти без-упречному портрету. Вот уж воистину влюбленные
глаза творят чудеса! Она ко мне даже заходить пе-29
Полина Елизарова
рестала, а если сталкивались на лестнице – без
преувеличения говорю, – я встречала богиню! Своего огня ей на двоих хватало. И почему для этого
нам всегда нужен мужик?!
В общем, ремонт она за год худо-бедно закончила, чашечки-полотенчики пошли, трусы-носки
и билеты в кино. Он отъезжал на родину, мигран-там же по закону положено, ну и с семьей пови-даться, с матерью больной, старой. Нет, она всегда
понимала, что хеппи-энда не получится, никаких
условий ему не ставила, пари ла с ним, понимаешь?
Прекрасно зная, но совсем не беспокоясь о том, что
ее круг никогда его не примет, только вот если кому
смеситель поменять, и что все свои заработки он
будет сыну с женой и старухе-матери отправлять.
Надя, ну сделай лицо попроще! Тебя Лешка не
тем тоном за ужин поблагодарил – ты отчаянье
вселенское давишь, а у многих вообще ничего нет, представляешь? И не все, как я, могут осознанно
эту дверку захлопнуть! Против природы не попрешь. Одним словом, уехал он по весне, но обещал вернуться.
– А она красивая?
– Хм… Интересная. С богатым внутренним миром. И вечными бытовыми проблемами, с которыми удачно разбирался молдаванин, правда, как
я между делом уточнила, полностью за ее счет.
– Он не вернулся.
– Нет, вернулся! В город. И в одну минуту этой
встречи стянулось все, от чего она так упорно отма-хивалась, все, о чем я ее предупреждала. Что-то ей
на строительном рынке понадобилось, а может, то-30
РОВНО ПОСРЕДИНЕ, ВСЕГДА ЧУТЬ БЛИЖЕ К ТЕБЕ
ска туда привела, и видит она у одного павильон-чика счастливейшую пару: своего молдаванина
с женой. А жена, если ее переодеть, провинциаль-ность сбить, настоящая красавица: дородная, фигу-ристая, не то, что моя анорексичка, а главное – до
неприличия счастливая!
– Неужели она к ним подошла?!
– Конечно нет. Они за руки держались, плин-тусы какие-то громко обсуждали, наверное, он давно уже был в городе и получил очередную работу.
– И что, он совсем ей ничего не объяснил?
– Практически нет. Еще раньше что-то стало
