- Мне кажется, ты очень запоздал, дитя мое, - сказала Франсуаза, направляясь к маленькому очагу, где стоял приготовленный скромный ужин сына: - Я уже стала беспокоиться...

- Обо мне, матушка, или о еде? - весело вымолвил Агриколь. - Черт возьми... Ты мне не простишь, что я заставил тебя ждать из-за хорошего ужина, который ты мне приготовила, потому что боишься, как бы он не стал хуже... Знаю я тебя, лакомку!

И, говоря это, кузнец пытался еще раз обнять мать.

- Да отстань ты, гадкий мальчик... Я из-за тебя опрокину котелок!

- А это будет уж обидно, мама, потому что пахнет чем-то очень вкусным... Дай-ка взглянуть, что это такое.

- Да нет же... подожди немножко...

- Готов об заклад побиться, что тут картофель с салом, до чего я такой охотник!

- В субботу-то, как же! - сказала Франсуаза с нежным упреком в голосе.

- Ах, правда! - произнес Агриколь, обменявшись с Горбуньей простодушно-лукавой улыбкой. - А кстати, о субботе... - прибавил он, получай-ка, матушка, жалованье...

- Спасибо, сынок, положи в шкаф.

- Ладно, матушка.

- Ах! - воскликнула молодая работница в ту минуту, когда Агриколь шел с деньгами к шкафу, - какой у тебя чудесный цветок, Агриколь!.. Я таких сроду не видала... да еще в разгар зимы... Взгляните только, госпожа Франсуаза.

- А! каково, матушка? - сказал Агриколь, приближаясь к матери, чтобы дать ей посмотреть на цветок поближе. - Поглядите-ка, полюбуйтесь, а главное - понюхайте... Просто невозможно найти более нежного, приятного запаха... это какая-то смесь ванили и флердоранжа (*13).

- Правда, дитя мое, замечательный запах! Бог ты мой, какая красота! сказала Франсуаза, всплеснув руками от удивления. - Где ты это нашел?

- Нашел, мама? - отвечал Агриколь со смехом. - Черт возьми! Ты, пожалуй, думаешь, что такое можно найти по дороге от Мэнской заставы до улицы Бриз-Миш?!

- Откуда он у тебя? - спросила Горбунья, разделявшая любопытство Франсуазы.

- А! Так вот!.. Вам, верно, очень хочется узнать... Ладно уж, сейчас я удовлетворю ваше любопытство... заодно ты узнаешь, мама, почему я так поздно вернулся... Правда, меня еще одно задержало: сегодня поистине день приключений... Я спешил домой, дошел до угла Вавилонской улицы, вдруг слышу слабый, жалобный визг. Было еще довольно светло... Гляжу... на тротуаре воет хорошенькая, маленькая собачка, какую только можно представить; не больше кулака, черная с подпалинами; уши и шерсть по самые лапки.

- Верно, заблудившаяся собака, - сказала Франсуаза.

- Именно. Взял я эту крошечную собачонку, и она принялась лизать мне руки. На шее у собачки была надета широкая пунцовая лента, завязанная большим бантом. Но кто же ее хозяин? Заглянул я под ленту, вижу узенький ошейничек, сделанный из позолоченных или золотых цепочек с маленькой бляхой... Вынул я из моей коробки с табаком спичку, чиркнул и при ее свете прочитал: "_Резвушка_, принадлежит мадемуазель Адриенне де Кардовилль, Вавилонская улица, дом N_7".

- К счастью, ты как раз был на этой улице, - сказала Горбунья.

- Совершенно верно. Взял я собачку под мышку, осмотрелся, поравнялся с длинной садовой оградой, которой, казалось, конца не было, и очутился, наконец, у дверей небольшого павильона, несомненно принадлежавшего громадному особняку, находящемуся на другом конце ограды парка, - так как этот сад явно похож на парк, - и, подняв голову, увидал надпись: дом N_7, недавно подновленную на дверях небольшой калитки с окошечком. Я позвонил; через несколько мгновений, во время которых, вероятно, меня разглядывали, мне казалось, что сквозь решетку смотрит пара глаз, - дверь отворилась... Ну, а что произошло дальше... Вы просто мне не поверите...

- Почему, сынок?

- Да потому, что это будет похоже на волшебную сказку.

- На волшебную сказку? - спросила Горбунья.

- Несомненно. Я до сих пор ослеплен и поражен тем, что видел. Осталось как бы смутное впечатление сна.

- Ну, дальше, дальше, - сказала добрая женщина, до такой степени заинтересовавшись, что не заметила даже, как ужин сына начал слегка пригорать.

- Во-первых, - продолжал кузнец, улыбаясь нетерпеливому любопытству, который он возбудил, - мне открыла дверь молоденькая барышня, такая хорошенькая, мило и кокетливо одетая, что ее можно бы было принять за очаровательный старинный портрет. Я еще не сказал ни слова, как она воскликнула: "О, сударь, да это Резвушка; вы ее нашли, вы ее принесли; как будет счастлива мадемуазель Адриенна! Пойдемте скорей, пойдемте; она будет очень сожалеть, если не сможет доставить себе удовольствие поблагодарить вас лично!" И, не давая мне времени ответить, девушка сделала знак следовать за ней. Ну, мама, поскольку она шла очень быстро, мне трудно было бы описать все то великолепие, которое поразило меня в маленькой зале, слабо освещенной и полной аромата. Но открылась другая дверь... Ах! что это было! Я был сразу ослеплен. Я не могу ничего вспомнить, кроме какого-то сверкания золота, света, хрусталя, цветов, а среди всего этого блеска - девушка необыкновенной красоты! О! красоты идеальной, но с волосами совсем рыжими... то есть скорее блестящими, как золото... Это было. Я в жизни таких волос не видал! При этом черные глаза, пунцовые губы и ослепительная белизна, вот все, что я могу припомнить, потому что, повторяю вам, я был так удивлен, так поражен, что видел точно сквозь дымку. "Госпожа, - сказала провожавшая меня девушка, которую я уж никак бы не принял за горничную, так изящно она была одета, - вот Резвушка, этот господин ее нашел и принес!" - "Ах, господин, как я вам благодарна! сказала мне нежным, серебристым голосом девушка с золотыми волосами. - Я до безумия привязана к Резвушке! - Затем, решив, вероятно, по моей одежде, что она может и даже должна меня поблагодарить не только словами, она взяла лежащий возле нее шелковый кошелек и, я должен сознаться, не без колебания прибавила: - Вероятно, сударь, возвращение Резвушки доставило вам беспокойство; быть может, вы потеряли дорогое время... позвольте мне..." И с этими словами она протянула мне кошелек.

- Ах, Агриколь! - грустно промолвила Горбунья: - как она могла так ошибиться!

- Выслушай до конца... и ты ее простишь, эту барышню. Заметив, вероятно, сразу по моему лицу, как меня задело ее предложение, она взяла из великолепной фарфоровой вазы, стоявшей возле нее, этот роскошный цветок и с выражением, полным любезности и доброты, обратилась ко мне и сказала, желая показать, как ей досадно, что она меня оскорбила: "По крайней мере не откажитесь принять от меня этот цветок!".