- Что? Вам стирать? - прервал речь Бланш старый солдат. - Чтобы я вам дал испортить стиркой ваши маленькие ручки! Что и говорить! Точно в походе солдат не сам стирает свое белье! Я, знаете, считался лучшей прачкой в эскадроне! А разве я плохо глажу? Ну-ка, скажите! Право, без хвастовства сказать, отлично глажу.
- Это правда... ты прекрасно гладишь!..
- Разве только иногда подпалишь! - засмеялась Роза.
- Да... если утюг очень горяч... Видите... я хоть и подношу его к щеке, чтобы узнать степень жара... да кожа-то у меня уж слишком груба... ничего не чувствует, - с невозмутимо серьезной миной отвечал Дагобер.
- Да разве ты не видишь, что мы шутим, добрый Дагобер!
- Ну, а если вам ваша прачка нравится, то не отнимайте у нее работу! Оно и экономней выйдет... а в дороге бедным людям все пригодится... Надо, чтобы нам хватило до Парижа добраться... а там уж за нас все сделают наши бумаги и медаль, что вы носите... надо по крайней мере надеяться, что так будет...
- Эта медаль для нас святыня!.. Нам ее дала наша мама, умирая...
- Так не потеряйте же ее, смотрите! Время от времени поглядывайте, тут ли она.
- Да вот она, - сказала Бланш.
И она вытянула из-за лифа маленькую бронзовую медаль, висевшую у нее на шее.
По обеим сторонам бронзовой медали были выбиты следующие надписи:
Victime de L.C.D.J.
Priez pour moi.
Paris le 13 fevrier 1682
A Paris Rve St.Francoisn 3
Dans vn siecle et demi vovs serez
Le is fevrier 1832.
Priez pour moi.
[Жертва О.И. - Общества Иисуса.
Молитесь за меня.
Париж 13 февраля 1682 г.
В Париже улица св.Франциска, д. N 3.
Вы будете через полтораста лет,
13 февраля 1832 г.
Молитесь за меня.]
- Что это значит, Дагобер? - спросила Бланш, разглядывая эти мрачные надписи: - Мама не могла нам разъяснить.
- Вот сегодня на ночлеге обо всем потолкуем, - отвечал Дагобер, - а теперь уже поздно... спрячьте медаль, да и в путь... Нам еще остается с час идти до гостиницы... Ну, взглянем в последний раз на этот холм, где был ранен ваш отец, да и в дорогу... живее на лошадь!
Сироты бросили последний благоговейный взор на место, вызвавшее ряд грустных воспоминаний у их спутника, и с его помощью взобрались опять на Весельчака. Благородное животное ни на минуту не попыталось куда-нибудь отойти, как испытанный ветеран оно воспользовалось задержкой, чтобы пощипать сочной зеленой травы на чужой Земле, возбуждая аппетитом зависть в Угрюме, который спокойно лежал на траве, уткнув морду в лапы. Затем, когда все двинулись в путь, собака снова заняла место за хозяином. Почва становилась все более и более сырой и болотистой, так что Дагобер вел лошадь с большой осторожностью, исследуя сначала землю концом длинной палки; через несколько шагов он был вынужден сделать обход влево, чтобы попасть на большую дорогу.
Прибыв в Мокерн, Дагобер справился о самой недорогой гостинице. Ему ответили, что имеется только одна гостиница "Белый сокол".
- Ну, нечего делать, едем тогда в "Белый сокол", - отвечал солдат.
3. ПРИБЫТИЕ НА НОЧЛЕГ
Не раз Морок нетерпеливо открывал ставню чердачного окна, выходившего на двор гостиницы "Белый сокол", чтобы подстеречь прибытие сирот и солдата. Видя, что они еще не приехали, он снова принимался медленно ходить, опустив голову и скрестив руки, выискивая способ выполнения задуманного им плана, причем, вероятно, расчеты эти были очень нелегки, так как черты его сурового лица принимали все более и более мрачный оттенок.
Несмотря на свирепую внешность, Морок не был лишен ума; смелость, которую он выказывал во время упражнений со зверями и которую благодаря ловкому шарлатанству он приписывал своему недавнему обращению, его речь, то мистическая, то торжественная, его суровое лицемерие - все это дало ему известного рода влияние на тех людей, которых он встречал во время путешествий.
Конечно, задолго еще до обращения Морок хорошо ознакомился с нравами диких зверей... Действительно, уроженец северной Сибири, он с молодых лет был одним из самых неустрашимых охотников на медведей и оленей. Позднее, в 1810 году оставив это занятие, он попал в проводники к одному русскому инженеру, посланному с научной целью в северные районы.
Морок последовал за ним в Санкт-Петербург, где после многих неудач попал в число императорских курьеров, железных автоматов, которых малейший каприз деспота бросал в легкие сани, летавшие по всему необъятному пространству империи, от Персии до Ледовитого океана. Для этих людей, которые путешествуют день и ночь с молниеносной быстротой, не существует ни времен года, ни препятствий, ни опасностей, ни усталости. Эти люди, несущиеся как камень из пращи, должны достигать цели или погибать; представьте же себе смелость, силу и дисциплину людей, привыкших к подобной жизни.
Теперь мы не считаем возможным пояснять, при каких обстоятельствах Морок оставил это трудное ремесло для другой профессии и поступил в качестве новообращенного в одно из духовных обществ во Фрибурге и как, наконец, окончательно обратившись, он стал хозяином неизвестно откуда взявшегося зверинца и принялся за кочевую жизнь.
Морок все еще продолжал ходить по чердаку. Надвигалась ночь. Нетерпеливо ожидаемые путешественники не появлялись. Походка укротителя делалась все более и более нервной и порывистой. Вдруг он разом остановился и, наклонив голову к окну, начал прислушиваться. Этот человек обладал тонким слухом дикаря.
- Вот они! - воскликнул он.
Дьявольская радость сверкнула в его красноватых зрачках.
Он услышал шум лошадиного топота и человеческих шагов. Осторожно приоткрыв ставень, он увидел, Как во двор въехали на лошади две девушки в сопровождении их спутника, старого солдата.
Наступила темная, облачная ночь. Сильный ветер колебал пламя фонарей, с которыми встречали новых приезжих. Приметы, имевшиеся у Морока, были так точны, что ошибиться он не мог. Уверенный, что добыча не ускользнет из его рук, он прикрыл ставень и, после нескольких минут размышления, окончательно продумав свой план, наклонился над люком, где стояла лестница, и позвал:
- Голиаф!
- Что, хозяин? - ответил хриплый голос.
- Поди сюда!
- Сейчас... я вернулся от мясника, принес мясо...
