Казалось, он не слышал отдаленного звона погребального колокола... А между тем два дня тому назад счастье, спокойствие, здоровье и радость господствовали в этих деревнях, через которые он медленно проходил, оставляя их после себя печальными и опустошенными.

А он продолжал свой путь и думал печальную думу.

"Приближается 13 февраля... приближаются дни, когда потомки моей бедной возлюбленной сестры, последние отпрыски нашего рода, должны собраться в Париже... Увы! в третий раз уже, полтораста лет тому назад, гонения разбросали по белому свету эту семью, за которой я с любовью следил год за годом в течение восемнадцати столетий, - среди ее изгнаний, переселений, перемен религии, состояния и имен! О! сколько величия, сколько унижении, сколько мрака и сколько света, сколько горя и сколько славы пало на долю этой семьи, происходящей от моей сестры, сестры бедного ремесленника! (*4) Сколькими преступлениями она себя запятнала, сколькими добродетелями прославила!

История этой семьи - история всего человечества.

Кровь моей сестры, пройдя через столько поколений, переливаясь по жилам богатых и бедных, государей и разбойников, мудрецов и сумасшедших, трусов и храбрецов, святых и атеистов, сохранилась до сих дней.

Кто остался от этой семьи?

Семь отпрысков!

Две сироты, дочери матери-изгнанницы и отца-изгнанника. Принц, лишенный трона. Бедный аббат-миссионер. Человек среднего достатка. Молодая, знатная и богатая девушка. Рабочий.

В них соединяются все добродетели, мужество, пороки и нищета нашей расы!

Сибирь... Индия... Америка... Франция... вот как раскидала, их судьба!

Инстинкт меня предупреждает, когда кто-нибудь из них в опасности... Тогда я иду к ним, иду с севера на юг, с востока на запад, иду... Вчера я у полярных льдов, сегодня в умеренном поясе, завтра под знойным небом тропиков. И часто в ту самую минуту, когда мое присутствие могло бы их спасти, невидимая рука толкает меня, какой-то вихрь увлекает и...

- _Иди!.. Иди!_

- Дайте мне хотя бы выполнить свой долг!

- _Иди!_

- Один час только... только час отдыха!

- _Иди!_

- Увы! я оставляю на краю пропасти тех, кого люблю!

- _Иди! Иди!_

Такова кара!.. Тяжка она... Но еще более тяжек мой грех!..

Я был ремесленником, обреченным на лишения и нужду. Невзгоды озлобили меня. О! проклят, проклят тот день, когда я работал, мрачный, полный ненависти и отчаяния, - потому что, несмотря на упорный труд, моя семья нуждалась во всем... Христос прошел мимо моей двери!

Измученный, избитый, оскорбляемый, Он изнемогал под тяжестью Своей ноши! Он просил меня позволить Ему отдохнуть на каменной скамье...

Пот струился по Его челу, ноги были в крови, Он падал от усталости. С раздирающей душу кротостью Он сказал:

- Я страдаю!..

- Я тоже страдаю!.. - ответил я, отталкивая Его с гневом и жестокостью. - Я страдаю, и никто не хочет мне помочь. Безжалостные плодят безжалостных! _Иди!.. Иди!.._

Тогда, вздохнув с глубокой грустью, Он мне сказал:

- _И ты будешь ходить не останавливаясь, пока не придет день искупления: такова воля Господа Бога, сущего на небеси!_

И с той минуты началось мое наказание...

Слишком поздно прозрели мои глаза... Слишком поздно познал я раскаяние... Слишком поздно познакомился я с милосердием... Слишком поздно понял я те слова, которые должны быть законом для всего человечества:

"_Любите друг друга_".

Напрасно в течение столетий, стараясь заслужить прощение и черпая силу и красноречие в этих Божественных словах, учил жалости и любви людей, сердца которых исполнены гнева и зависти. Напрасно зажигал в душах священный жар ненависти к насилию и несправедливости. День прощения еще не настал!..

И как первый человек, падение которого обрекало его потомство на несчастье и горе, я, простой ремесленник, обрек своих братьев, ремесленников, на вечные страдания. Они искупают мое преступление. Они одни в течение восемнадцати столетий не получили освобождения. Восемнадцать веков сильные мира сего говорят труженикам то, что я сказал страдающему и молящему Христу: "_Иди!.. Иди!.._" И этот народ, как Он, изнемогая от усталости, как Он, неся тяжелый крест, как Он, молит с горькой печалью:

- О! сжальтесь!.. Дайте минуту отдыха... мы выбились из сил!..

- _Иди!_

- Но если мы умрем под тяжестью непосильного труда, что станется с детьми, со старыми матерями?

- _Иди!.. Иди!.._

И вот уже сотни лет и они, и я - мы идем, мы страдаем, и не раздается милосердного голоса, который сказал бы нам: "_Довольно!_"

Увы! таково наказание... Оно ужасно... Вдвойне ужасно...

Я страдаю за все человечество при виде несчастного народа, осужденного на бессрочный неблагодарный и тяжелый труд. Я страдаю за свою семью, так как, нищий-скиталец, я не могу прийти на помощь моим близким, потомкам любимой сестры!

Но когда страдание превышает силы... когда я предчувствую для близких приближение какой-нибудь неведомой опасности, тогда мысль моя, пролетая миры, ищет женщину... проклятую, - как и я... дочь царицы (*5), приговоренную, как и я, сын ремесленника, к тому же наказанию: она тоже должна идти... идти до дня искупления.

Один раз в столетие, как две планеты в своем круговом обращении, мы можем встречаться с этой женщиной... в течение роковых дней Страстной недели.

И после этого свидания, исполненного страшных воспоминаний и безысходной горести, мы снова, как блуждающие светила вечности, продолжаем наш беспредельный путь.

И эта женщина, единственная, кроме меня, свидетельница конца каждого века, провожающая его словом: "Еще!!!" - эта женщина с одного конца мира на другой отвечает мне...

Она, единственная в мире, кто разделяет мою участь, пожелала разделить и единственную привязанность, утешающую меня в течение долгих веков... Она так же полюбила потомков моей сестры... она так же им покровительствует. Для них так же приходит она с востока на запад, с севера на юг... она идет... она приближается...

Но, увы! ее, как меня, отталкивает невидимая рука... вихрь уносит и ее... И...

- _Иди!_

- Дайте мне хотя бы выполнить свой долг! - так же говорит она.

- _Иди!_

- Один час... только час отдыха!