Вот что должно, согласно пророчеству Леонтьева, произойти дальше. «Само собою разумеется, что Царьград не может стать адми­нистративной столицей для Российской империи, подобно Петербургу. Он не должен даже быть частью или провинцией импе­рии. Великий мировой центр этот с прилегающими округами Фракией и Малой Азией должен лично принадлежать государю- императору (наподобие Финляндии или прежней Польши). Там само собою при подобном условии и начнутся те новые порядки, которые могут служить высшим объединяющим культурно-государственным примером для юоо-летней, несомненно уже уставшей и с 6i года заболевшей эмансипацией России»89.

Таким образом, архаический, «уставший» и «заболевший» византизм уступит место византизму новому. Старая Российская импе­рия станет лишь формой, лишь пустым сосудом, предназначенным вме­стить в себя вторую, ревизантинизированую Россию. Ибо «будуттогда две России, неразрывно связанные в лице государя; Россия-империя с административной столицей (в Киеве) и Россия - глава Великого Восточного Союза с новой культурной столицей на Босфоре»90.

Знай Леонтьев отечественную историю получше, он и сам бы, наверное, увидел, что изобрел уже изобретенное. А именно оприч­нину. Иван Грозный ведь тоже создал «две России, неразрывно свя­занные в лице государя». И одна из них тоже принадлежала лично царю. Та первая страшная попытка «византинизировать» страну обо­шлась ей непомерно дорого. Когда цена была подсчитана поздней- *

шими историками, оказалось, что она стоила жизни каждому десято­му россиянину. Впрочем, то было в реальной истории, а мы говорим всего лишь о несбывшемся пророчестве.

Но говоря о нем, читатель не должен упустить из виду знамена­тельный факт, что новая административная столица империи плани­руется вовсе не в чиновничьем Петербурге и даже не в славянофиль-

QQ

Там же. С. 422 (выделено автором).

Там же (выделено автором).

Там же. Т 5. С. 432 (выделено автором).

ской Москве, но в южной колыбели отечественного византизма. Это не оговорка (у Леонтьева оговорок не бывает), а важная часть все того же плана «ревизантинизации» страны. На самом деле Леонтьев непрочь вообще отдать Германии весь прибалтийский Северо-Запад, обменять, так сказать, Финский залив на Босфор. «Нет разумной жертвы, которой нельзя было бы принести Германии на бесполезном и отвратительном северо-западе нашем, лишь бы этой ценой купить себе спокойное господство на юго-востоке, полном будущности и неистощимых как вещественных, так и духовных богатств»91.

Тем более, что вместе с Прибалтикой отдадим мы Германии и «петровское тусклое окно в Европу», через которое и проникла к нам «эгалитарная зараза», окно, которое «тогда потемнеет и обра­тится в простой торговый васисдас»92. И «чем скорее станет Петербург чем-то вроде балтийского Севастополя или балтийской Одессы, тем, говорю я, лучше»93.Еще важнее, однако, что ценой Прибалтики и Финского залива покупаем мы союз с Германией, которую нужно использовать сразу для двух целей. Во-первых, для удара по Франции - чтобы вызвать окончательный ее распад, анархию и превращение во вторую Польшу (тут Леонтьев, как видим, согласен с Достоевским). А во-вто- рых, Берлин должен развязать нам руки для разгрома «самого коварного врага славянства» (тут он согласен с Иваном Аксаковым).

Что до первой цели, то «я не знаю, почему бы людям, желающим России идеального блага (то есть духовной независимости), не желать от всего сердца гибели и окончательного унижения той стра­не или той нации, которой дух и во дни величия и во дни падения представлял и представляет собой квинтэссенцию западной культу­ры, хотя и отжившей, но еще не утратившей своего авторитета в гла­зах того отсталого большинства русской интеллигенции, которое и теперь еще имеет наивность верить в какое-то демократическое и благоденствующее человечество». Тем более, что «разрушение Парижа сразу облегчит нам дело культуры даже и внешней

Там же. Т. 6. с. 88.

Там же. Т. 5- С. 462.

Там же. С. 434.

в Царьграде»94.

Ну, а главная цель, для которой понадобится Германия, так же естественна, как разрушение Парижа, - для просвещения «отсталого большинства русской интеллигенции». Мы ведь намерены уничто­жить для «идеального блага России» не только Францию, но и Турцию. То есть не одну лишь Оттоманскую империю, угнетающую «братьев-славян», против которой всегда негодовали славянофилы, но и саму страну. Просто не повезло ей. Оказалась она на том самом месте, где предназначено по нашему проекту быть «второй России», иначе говоря, царьградскому округу, принадлежащемулично госуда- рю-императору (тут Леонтьев согласен с Данилевским). А без нейтра­лизации Австрии это, как мы уже по опыту знаем, невозможно. И отбить у нее раз и навсегда охоту вмешиваться в наши проекты можно лишь с разрешения Германии, за которое мы и вручаем ей «бесполезный и отвратительный наш северо-запад».

Суммируем, однако. Прогноз Леонтьева о том, как предстояло в перспективе развиваться европейской и российской политике, включает в себя следующие аспекты:

Договор с Германией, подталкивающий ее к новой франко-гер­манской войне (подобно тому, как Бисмарк когда-то подталкивал Россию к войне с Турцией).

Вызванную германским ударом анархию во Франции и разруше­ние Парижа.

Перенесение административной столицы империи в Киев и уступку Прибалтики немцам в обмен на «Скорую войну с Австрией» и устранение ее с линии дунайских коммуникаций.

Нейтрализацию или принуждение Румынии и Болгарии (с тем чтобы они открыли нам проход на Балканы).

Уничтожение Турции.

Основание на ее месте «второй России» с культурной столицей в Царьграде.

Расцвет новой «славяно-азиатской цивилизации», способной бросить вызов «отжившей» Европе.

У нас есть все основания считать именно этот проект политиче­ским завещанием Леонтьева, его, если хотите, пророчеством.

Консервативный проект и реальность

Мы видели, что пришел Леонтьев к своему прогнозу, беспо­щадно ревизуя самые фундаментальные основы славянофильства, но неизменно стараясь сохранить при этом верность славянофиль­скому способу политического мышления. И вот что из этого получи­лось.

С точки зрения охранительной доктрины, которой руководилось контрреформистское правительство Александра III, его проект дей­ствительно означал революцию, что с порога делало его утопиче­ским. Современные националисты с упоением повторяют популяр­ную декларацию этого царя, что у России есть лишь два союзника - русская армия и русский флот. На самом деле, как мы сейчас уви­дим, первая же мысль, которая пришла в голову царю при известии о союзе между Германией и Австрией была о том, что для предстоящей войны против них ему понадобится не эффектные афоризмы, а дей­ствительные союзники. И что вы думаете? Нашел он их именно в рес­публиканском Париже, который по мнению Тютчева и Достоевского был ножом в сердце России и который, согласно прогнозу Леонтьева, следовало разрушить, дабы «облегчить нам дело новой культуры в Царьграде».

С точки зрения «лестницы Соловьева», знаменовал леонтьев- ский проект переход русского национализма в следующую, «беше­ную», его фазу, предвещавшую новую войну за передел Европы и, следовательно, «самоуничтожение России». Здесь, в анализе леонть- евского проекта, была у нас редкая возможность увидеть, как имен­но это происходило, заглянуть, так сказать, в лабораторию трансфор­мирующегося национализма.

Глава седьмая Три пророчества

Но как бы то ни было, проект, предусматривающий уничтожение двух суверенных государств ради «идеального блага» России, не оставляет ни малейшего сомнения в том, что интенсивность в нёмнационального эгоизма сопоставима в русской литературе разве что с агрессивными фантазиями Тютчева и Погодина в николаевские времена и с геополитическим счетоводством Данилевского в постни­колаевские. Более того, открытая пропаганда войны предвещала, что, как и в случае Данилевского, следующее за ними поколение националистических молодогвардейцев неизбежно окажется дер- жавническим и до кончиков ногтей милитаристским.