Софа протянула мне туго скрученную папироску.

– Я журналистка, – сказала она. – Вы знаете, что эти традиционные восточные танцы в Америке показывают впервые? Это невероятно. Я готовлю материал в журнал.

Затянувшись, я постаралась не поперхнуться. Табак в девятнадцатом веке был очень крепким.

– О чем еще вы пишете?

– В основном памфлеты про то, как я трахаюсь с ангелом.

За свои двадцать пять лет путешествий я наслушалась много всего странного, поэтому мне не составило труда сохранить свой тон нейтральным.

– С каким еще ангелом?

– Я не имела в виду настоящего ангела. Богиня не станет принимать подобные физические воплощения. Но я учу женщин семейному здоровью и брачному ложу, а для них лучше, если они говорят своим мужьям, что читают спиритические трактаты.

– Когда у меня возникли кое-какие женские проблемы, еще в Аризоне, я заказала одну Софину брошюру. Приехав в Чикаго, я первым делом разыскала ее саму.

Переглянувшись, женщины прыснули.

– Ты похожа на «новую женщину». – Софа вопросительно подняла брови. – Чем ты занимаешься?

– Вообще-то, я ищу работу.

– Но ты не танцуешь? – с сомнением промолвила Асиль. – Шить ты можешь? Нам просто жутко нужна портниха.

– Конечно, могу.

– Восхитительно! – выполнила пируэт Софа. – Прелестно! Кажется, сама Богиня привела тебя к нам!

Улыбнувшись, я кивнула, не в силах поверить в свою удачу. Я получила работу именно там, где через несколько месяцев Комсток попытается сокрушить права женщин.

Асиль напоминала всех женщин-начальниц, с которыми мне приходилось когда-либо работать, не важно, куда я отправлялась в путешествие. Формально она ничего не возглавляла (эта честь досталась Солу Блуму, молодому событийному промоутеру из Сан-Франциско, который заведовал всем парком развлечений «Мидуэй»), однако всем было известно, что именно Асиль тот человек, у которого есть ответы на вопросы. Хотя официально никакую должность она не занимала, в «Алжирском театре» на ее плечах лежало все, от бухгалтерского учета и найма сотрудников до режиссуры и хореографии. И, разумеется, платили ей меньше, чем тем ребятам, которые по ее указаниям возводили сцену.

Точно так же, как всех женщин-начальниц, какие только у меня были, такое положение дел ее бесконечно злило. Придя на работу на второй день, я застала Асиль отчитывающей труппу и рабочих.

– Болваны, что вы делаете? Мы открываемся первого мая! Зрительный зал еще не доделан, крыша протекает, а вы все пляшете словно ослы! – Затем она еще какое-то время орала по-арабски, после чего наконец обернулась ко мне: – И что насчет костюмов? Жакет Салины весь в дырах!

Я смиренно склонила голову вместе с остальными. Мы не могли сравниться в компетенции с великой принцессой Асинафой, звездой нашего шоу, грозой работающих под ее началом лентяев.

Тем не менее день прошел для меня довольно приятно. Я добавила несколько скромных длинных рубашек к традиционным курткам, обнажающим живот, которые танцовщицы надевали вместе с юбками с кисточками. Эти добавления должны были быть достаточно прозрачными, чтобы демонстрировать мышцы живота, но в то же время не слишком, чтобы белые порядочные жители Среднего Запада не падали в обморок. Далее мне пришлось заменять на куртках, шароварах, шарфах и сапожках бесчисленное количество крошечных бусин и блестящих монет. Облизнув нитку, я вставила ее в ушко иголки, и в этот момент Асиль со стоном подсела ко мне.

– Каким же длинным выдался день! А уже почти время начинать представление.

– Я полагала, шоу начинается только в мае, – удивилась я.

– Как ты думаешь, почему все костюмы уже порваны и потрепаны? По моему предложению предварительный показ идет на протяжении последних нескольких недель. Берем по два четвертака с носа. Мы уже успели заработать кучу денег, а «Мидуэй» еще даже не открылся! – В ее голосе прозвучала нотка гордости.

Я начала пришивать монетки к лифу, тщательно располагая их так, чтобы они накладывались одна на другую, словно целующиеся пуговицы.

– Ты давно танцуешь с этой труппой?

Порывшись в плошке с монетками, Асиль протянула мне несколько штук нужного размера.

– О, я с ними не гастролировала. Я пришла только в конце прошлого года, когда Сол дал объявление в газете о том, что ему требуется управляющий со знанием арабского языка.

– Он нанял тебя в качестве управляющего?

– Ну, формально я у него танцовщица. Но затем Сол сообразил, что я говорю по-английски и по-арабски и знаю, как поставить шоу. Мои родители из Египта, у них был салун в Аризоне. Я научилась африканским танцам, чтобы развлекать гостей, но отец также показал мне, как вести дела. – Внезапно погрустнев, Асиль опустила взгляд. – Он был хорошим человеком. Всегда относился к девочкам так же, как к мальчикам.

– Почему ты перебралась в Чикаго?

– После смерти отца моя мать снова вышла замуж, и… Ну, думаю, ты сама можешь догадаться. Не все мужчины одинаково хорошие.

– Это уж точно. – Аккуратно пришивая очередную монетку, я подумала о своем прошлом, которое ждало меня в будущем, подобно невскрывшемуся нарыву. – Наверное, уйти из дома было лучше, чем альтернатива.

– Альтернатива… Я об этом думала. – Асиль окинула меня оценивающим взглядом, и у меня мелькнула мысль, не говорим ли мы обе про убийство. Однако затем она улыбнулась и подмигнула. – Но теперь я здесь, со своим собственным шоу.

В гримерку сунул голову Сол, с толстой сигарой во рту.

– Я так думаю, ты имеешь в виду мое шоу. Асиль, пора начинать предварительный показ.

Асиль встала, лицо ее снова было разглаженным лицом профессионала.

– Мы готовы.

Усмехнувшись, Сол хлопнул ее по спине.

– Разумеется, готовы. Разумеется!

После чего вручил ей два дополнительных доллара. Как я уже успела узнать, этот жест был для него характерным – он забирал себе все лавры, но также следил за тем, чтобы мы знали, что он знает, кто в действительности стоит за его успехом. Подобные мелочи имели большое значение. Никто из труппы не ставил под сомнение то, что настоящим боссом была Асиль.

Сама я зарабатывала полтора доллара в день, что для портнихи в ту эпоху было очень неплохо. Борьба за избирательные права для женщин помогала новому поколению девушек покинуть родительский дом и выбрать для себя профессию из весьма ограниченного списка: уход за детьми, пошив одежды, преподавание, садоводство и искусство. Новые учебные заведения, такие как Калифорнийский университет в Беркли и Чикагский университет, открывали свои двери для студенток.

Подобно многим другим незамужним женщинам той эпохи, я сняла комнату в доходном доме в трехэтажном кирпичном здании на Дирборн-стрит, который мне посоветовала Софа. Ее консультативный салон находился на том же этаже в конце коридора, и это означало, что мимо моей двери постоянно проходили посетительницы, ищущие спиритического наставления.

В тот день я лежала в своей комнате на жесткой койке и читала «Трибьюн», краем уха подслушивая разговор двух хорошо одетых дам, судачащих о том, что Софа способна исцелить молитвой разбитое сердце. Через час вернулись три женщины, работающие в швейной мастерской, – осунувшиеся, с распухшими пальцами. Одна из них плакала.

– Да смилостивится надо мной бог, но я не могу оставить этого ребенка! – дрожащим голосом прошептала она. – Его отец – плохой человек. После того, что он со мной сделал… – Она снова начала всхлипывать, охваченная меланхолией.

– Софа поможет, – принялась утешать ее другая женщина. – Мы будем молиться. Ей известны тайны ангелов.

– Ты хочешь сказать, она знакома кое с какой акушеркой, – презрительно фыркнула третья.

Дни сливались в сплошную череду, каждый последующий теплее предыдущего. Я наблюдала практически забытые грани женской культуры Золотого века. Большинство американских женщин были спиритистками – последовательницами таинственной смеси язычества, оккультных верований и христианства. А Софа была одной из самых известных наставниц в Чикаго.