Хаст посмотрел на ручные часы, перехватил усмешку Воскова и удалил обоих парней в безрукавках.

— Забудем этот инцидент, — сказал он. — Гангстеров вышлем. Это может вас удовлетворить?

— Десять процентов, — напомнил Семен.

Хаст встал, дав понять, что разговор окончен.

— Да, — спохватился он. — В приемной ожидает окружной прокурор. Сообщите ему, пожалуйста, что вас… что вы… Одним словом, я приношу вам извинение, мистер Восков. Поверьте, это была пустая угроза, мы пошутили.

…Забастовка в Бруклине длилась около месяца. В ней участвовали тысячи рабочих: столяров и плотников, строителей и ремонтников. Ежедневно заседали правления союзов и директораты кампаний.

— Вопрос идет о том, у кого крепче нервы, — говорил Восков. — И еще… У всех у нас есть дети. Я уверен, наши отделы в Филадельфии, Питтсбурге, Сант-Луисе помогут бруклинцам.

— У них есть дети, — успокаивал в это же время группу директоров Хаст. — Они должны уступить.

Но он не знал, что помощь из других городов Америки уже в пути. Что газета «Новый мир» оповестила трудовую Америку о тяготах бруклинцев.

Директорат нанял отряды штрейкбрехеров. Но рабочие патрули преградили им дорогу. На помощь была вызвана полиция. Тогда руководители трех нью-йоркских отделений рабочих союзов заявили, что в случае вмешательства вооруженных сил прекратят всякое движение транспорта в городе и работы в порту…

— А ведь мы победили! Победили!

С этим возгласом вбежал в правление союза строителей адвокат Ричардсон. Он размахивал газетами и всем пожимал руки.

Семен не считал, что борьба окончена. Он только приступал к разоблачению предателей из своего же союза. Он приводил точные и страшные факты.

Профсоюзные боссы знали, что компромисса здесь ждать не приходится. Они пошли на отчаянный шаг. Они решили изолировать Воскова и его сторонников в дни проведения всеамериканского съезда строительных рабочих. Догадываясь, что нью-йоркскую делегацию на съезд низовые организации поручат возглавить Воскову, они заранее послали Ричардсона и Грайва в центральное правление, чтобы договориться о провокации. Выезд Воскова и других делегатов был под смехотворным предлогом «опустошенности кассы правления» задержан на сутки.

…И вот в маленьком южноамериканском городке, где собрались лидеры строителей со всех концов САСШ, происходит фарс. Мистеру Воскову и его группе, оказывается, не обеспечен ночлег. Мистеру Воскову и его группе, оказывается, не хватило пригласительных билетов.

— Вернемся домой, — гневно говорит один из делегатов.

— Напротив, — Восков тверд и спокоен. — Чем плох для нас коридор перед залом съезда? Чем не трибуна?

Они рассаживаются в коридоре, как если бы они сидели в зале. То и дело выходят делегаты, оживленно комментируя речи. Оказывается, выступал и Ричардсон, якобы представляющий делегацию штата Нью-Йорк. Они отозвались только репликой:

— Увидеть бы его лицо, когда он увидит нас.

Они затевают «свой» съезд — тут же. К ним стекаются любопытные — с улицы и из зала. Среди делегатов — волнение: в коридоре какая-то группа функционеров утверждает, что избрана на съезд. Боссы вынуждены прервать заседание и начать переговоры с Восковым.

— Кто вы такие, джентльмены? Мы вас не знаем.

— Ложь! Знаете. А не знаете — спросите у Ричардсона.

— Это не меняет дела. Чего вы хотите?

— Своих законных мест в зале съезда.

— Джентльмены, допустим, мы исправим ошибку… О чем вы хотите говорить?

— О чистке руководства в союзе.

— Благодарим за прямоту. Мы вас не впустим.

— Благодарим за быстрое решение. Мы возьмем зал приступом.

Им не понадобилось вторгаться в зал — съезд вышел к ним. Они сказали все, что хотели, посланцы столяров американского севера. Поднялся страшный шум. Появился шериф, выслушал объяснения, пряча усмешку, заметил:

— Мистер Восков, не знаю, что приведет к большим беспорядкам — силой удалить вашу делегацию или силой втолкнуть вас в зал.

Семен от души рассмеялся.

— Вы человек с юмором, шериф. Но после того, что вы слышали, нам уже нечего здесь делать. Мы уезжаем.

Местные репортеры рассказали о съезде правду. Семен выложил газеты на стол перед членами своего правления. После долгих дебатов председатель вынес вердикт:

— Мы должны извиниться перед мистером Восковым за неправомочные действия некоторых членов правления. Мы вынуждены обязать мистеров Ричардсона и Грайва, как ни прискорбно это, испросить у нас продолжительный отпуск для восстановления своего здоровья.

…Илья Фишкарев, рассказывая Семену о пожертвованиях в фонд России, вдруг вспомнил:

— Чудеса, да и только! Акционерное общество столярных и ремонтных мастерских предоставило Ричардсону у себя место. Адвокат рабочих стал адвокатом хозяев!

— Жаль, нет Рида, — сказал Семен. — Он бы его разделал. Но Джон на Балканах или в России. Отнеси информацию Эллерту.

Рид писал с фронтов. Восков жадно следил за событиями в Европе. Стал ярым приверженцем ленинской позиции о превращении империалистической войны в войну гражданскую. Написал об этом статью для «Нового мира». Но Эллерт уклончиво сказал:

— Милый Восков, я не хочу стать предметом насмешек в Америке, России пока далеко до революции.

— Близко, — твердо возразил Восков. — Печатайте, Эллерт!

Когда он появлялся в редакции, раздавались реплики:

— Сейчас нам сообщат, что вчера большевики взяли в России власть в свои руки.

— Так и будет, — он тряс друзей за плечи, — потому что курс большевиков — революция.

— Я с большевиками, — повторял он с трибуны. — Прочитайте, как Ленин пишет о положении детей рабочих.

Илья Фишкарев отвел его в сторону.

— Семен, ты все за детей печешься. У тебя самого трое. Ты когда их видел в последний раз?

— Подожди, подожди, — Семен оторопел. — В воскресенье… Нет, в воскресенье я выступал в Сант-Луисе. В субботу… в субботу мы дрались с владельцами чикагских боен. В пятницу… — Он развел руками. — Ты же сам меня затащил в пятницу на вечер памяти русских каторжан…

Первого марта клуб русских эмигрантов устраивал семейный пикник рабочих. Семен решил посвятить весь день детям.

Илья увидел Воскова на платформе метро. Он бежал, размахивая пачкой газет, широко улыбаясь, не замечая, что становится предметом насмешливого интереса пассажиров. Чуть не налетел на Илью, схватил его за руку:

— Читал «Ивнинг джорнэл»^[16]? Свершилось! Свершилось! В России революция! Николашку свалили!

Он обнял Илью, рассыпал по платформе пачку газет, бросился их подбирать, не переставая твердить:

— Свершилось! Завтра же едем, Илья! Едем!

— Не дави меня криком! — пошутил Илья и грустно сказал: — Помнишь эмигрантскую песенку: «В Россию из Америки уходит пароход. В долг нищему поверит кто? Кто в путь нас соберет?» Много ты накопил в Америке?

Семен призадумался.

— Пусть так, — вздохнул он. — Но у нас есть друзья.

Он не ошибся. В течение трех недель знакомые и незнакомые рабочие люди собрали из своих скудных сбережений небольшую сумму. Но ее могло хватить только на несколько билетов в Россию. И первым из русских эмигрантов, которому они пожертвовали эти доллары и центы, был назван Самуэль Питер Восков.

Узнав о том, что Восков готовится уехать, бруклинские столяры направили к нему большую делегацию.

— Мы тут поговорили между собой, — сказал руководитель районного союза, — и решили просить тебя не уезжать, Самуэль. А чтобы ты не оставался на бобах, решено за счет отчислений рабочих заработок твой увеличить вдвое.

Восков сидел за столом невеселый.

— А мне, думаете, не жалко уезжать? Мало я вложил в наши баталии с дядей Долларом? Но моя родина — Россия, ребята. И у нас там революция.

Долго они молчали.

— Ладно, — сказал руководитель. — Надо — значит надо. Вот еще что решили. Семью твою отправим следующим пароходом — за свой счет. Молчи, Восков, молчи! Мало ты вложил в баталии?

Наступает 27 марта 1917 года. Океанский лайнер «Христиане» принимает на свой борт пассажиров, мало подходящих по своим взглядам к названию судна. Поднимается по трапу группа известных большевиков, несколько сотрудников «Нового мира». Восков на палубе, но снова спускается на набережную Гудзона, одного за другим поднимает в воздух своих малышей.