– Ну, по маленькой? – подняв стопку с водкой, Виктор дождался, когда Серафим Петрович поднимет свою. – Вздрогнем, – чокнулся с ним и выпил.

Маша, сжимая тонкие губы, пронзающим взглядом пилила «невестку», сидящую рядом с ее сыном, и глубоко дышала.

– Маш, пой, – подтолкнула ее Катя. – Пой, когда еще сын на празднике побудет.

– Ой, моро-оз, моро-о-оз… – затянула Маша, не сводя глаз со Светы.

Та перешептывалась с Гришей и улыбалась. То прильнет носом к его плечу, то отпрянет и прикроет рот рукой. Хихикает.

– Злыдня, – бросив подпевать, Мария стиснула зубы.

– Маш, только не сейчас, слышишь? Не вздумай, Маш, – Катя зорко следила за своей соседкой. – Не порть праздник. Хватит и прошлого. А сейчас забудь и пой.

– Не до песен мне, – процедила сквозь зубы Маша. Ее нервы были на пределе. – Так бы и вцепилась в нее, оттаскала за космы и измазала навозом. Мне эта семейка поперек горла.

Ей не давала покоя старая история, которую помнят все жители села Сорокино. Тогда еще и Светланы с Гришкой в проекте не было, а сельские страсти уже вовсю будоражили местные окрестности.

Уставившись на веселую девицу, Маша сверлила ее глазами и вспоминала своих родителей.

– Из-за вас они погибли. Из-за вашего семейства я осталась одна, – шипела она, насупив брови.

Было это давно. В ту пору и солнце светило ярче, и пшеница была колосистее. Что ж, детство… Маленькая Маша улыбалась миру и не знала горя. Ее холили и лелеяли, берегли и души в ней не чаяли. Девочка росла в абсолютной любви и счастье.

– Манькоу! – бабушка испекла ржаных лепешек и звала внучку обедать. – Где ты, прыгальница?

Трёхлетняя Маша сидела на траве за домом и разглядывала божью коровку, медленно ползущую по свежему срубу. Какая интересная букашка. Спинка красная, а на ней черные точки. Ползет себе куда-то и не боится.

– Манька! – Ефросинья заглянула в огород. А вдруг внучка клубнику ест? Эх, нет ее там. – Иди сюда! Да где тебя носит-то?

Бабуля была доброй. Наверное, добрее ее на свете не было. Поругается немного и тут же улыбнется. Делала вид, будто строгая, но это у нее плохо получалось.

– Маня! – обойдя весь двор, бабушка вернулась к дому и всплеснула руками. – Вот ты где! А что ж не откликаешься? Зову, зову, а ты молчком. Манька, айда в хату. Поешь и спатюшки.

– Не хочу, – Маня сидела на корточках, осторожно трогая пальчиков притихшее насекомое.

– Кто у тебя там? А-а, коровка. Не беспокой ее, девонька. Надо отпустить. У нее тоже есть детки. Они ждут свою мамку.

Фрося подошла, подставила ребро ладони, и божья коровка как будто поняла, что надо взобраться на руку. Она шустро переползла на загорелую кожу и вновь замерла. Бабушка взяла внучку за руку, отвела на солнышко и вытянула руку вверх.

– Божья коровка, лети на небо. Принеси нам хлеба…

Повторив два раза детский стишок, женщина прижала к себе девочку.

– Только не горелого. – с грустью произнесла Маша.

Насекомое расправило крылышки и поднялось в воздух.

– Принесет? – спросила девочка.

– Принесет, – подтвердила Фрося.

Дедушки у Маши не было. Он погиб на войне. Молодая Фрося, получив похоронку, поклялась, что никогда в жизни не выйдет замуж, будет одна растить единственную дочь Веру и напоминать ей, кто был ее отец. Вера выросла, в семнадцать лет вышла замуж по большой любви за местного работягу Николая, который тоже полюбил ее, вернувшись из армии. А что, раньше Вера была обыкновенной девчонкой, а теперь девушка на выданье. Красивая, статная, зубы белые, обворожительная улыбка, хозяйственная, умеет шить и вязать, а как песни поет – заслушаешься. Вера, всю жизнь слушая материнские рассказы о вечной любви, верила, что и у нее сложится судьба таким образом – она с Николаем будет как одно целое.

Коля был настоящим мужем. Помогал по хозяйству, не ленился, умел и забор поставить, и крышу починить. Истинный хозяин дома. Соседи нахваливали молодую семью, а может и завидовали. Что не день, то от дома Ивановых слышен стук молотка или топора.

– Работает Коля, – Марфа Васильевна вешала белье на улице и вслушивалась в посторонние звуки, – молодец парень. Редко какая семья в один кувшин сливается. Повезло Фросе, такого зятя заимела. Будет Верка на всю жизнь счастливая.

Сглазили соседи чужое счастье. Так сглазили, что Маша в пятилетнем возрасте сиротой осталась, когда в село приехала семья, состоящая из трех человек: мать Анна, отец Митя и их дочь, шестнадцатилетняя Татьяна. Молоденькая девушка сразу бросилась в глаза местным жителям. Она разительно отличалась от их ребятишек, потому выглядела, как цыганка. Удивительно, родители русые со светлой кожей, а девчонка смуглая с черными волосами. Село мгновенно наполнилось слухами, будто девочку эту у бродячих цыган забрали. Ведь кроме нее у Анны и Мити детей не было. Поселились они в заброшенном домике за рекой. В селе появлялись редко, поэтому их прозвали отшельниками. Анна огородом занималась, хозяйство развела, а ее муж в лесу охотился, рыбу в реке ловил – тем и питались. Таня нигде не училась, не работала, друзей не завела, но каждый праздник в местный клуб бегала, чтобы посмотреть, как люди развлекаются. Вот там она и познакомилась с отцом Маши – Николаем. Он с первого взгляда ей приглянулся: высокий, красивый, нос с горбинкой, а походка-а-а – закачаешься. И черноглазая девица решила, быть этому мужчине ее мужем. Любыми путями, мыслимыми и немыслимыми.

Собираясь в клуб, Таня заплела косу, надела единственное выходное платье, завязала на голове косынку и босиком помчалась по тропинке к переправе.

– Опять она к сельским убежала, – Анна несла воду в сарай, когда Таня проскочила мимо нее.

– Пущай бежит. – Митя точил косу, стоя под крышей. – Ей одной скучно.

– А если ее обидят? – взволнованная жена, поставила ведро рядом с мужчиной. – Она ж у нас жизни еще не знает.

– Да кому понадобится к молодой девке пристать? Я слыхал, что в этом селе люди добрые. Драк здесь не бывает, живут дружно.

– Не скажи. В Пяткино тоже дружные были, а как слух прошел, что цыгане ночью коня украли, то весь люд ополчился. Коня не нашли, цыган прокляли.

– Не нагнетай. Не везде цыган не любят. И это… – Митя остановился. – Лучше никому не говорить, что у нас в роду есть цыганские корни, иначе…

– Ой, боязно мне, Митенька. А вдруг прознает кто? Танька-то у нас всю кровь предков собрала. На нее взглянешь, ну точно – цыганка.

– Пусть докажут. Все. Хватит воду в ступе толочь. Пора косить. – закинув косу на плечо, Митя отправился в поле.

Таня, переплыв через реку на плоту, который соорудил ее отец, чтобы было проще добираться до местного рынка, привязала веревку к колышку и поспешила через поле к клубу. Издалека слышны народные песни. Это местные девушки идут парами и поют. Ох, как красиво они поют, что каждая фраза за душу берет. Выскочив на дорогу, черноволосая красавица отдышалась, сняла косынку и набросила на плечи. И почему родители не захотели жить среди людей? Здесь ведь так весело! Выпрямив спину, Татьяна медленно зашагала за вереницей, плавно двигающейся в сторону клуба.

– Привет! – к приезжей подскочили две девчонки и радостно подхватили под руки. – А мы тебя давно приметили!

– Я Соня! – представилась светленькая девушка.

– А я Юля! – рыженькая подпрыгнула и встала перед Таней.

– А ты откуда?

– Я за речкой живу, – смущенная неожиданным приветствием, Таня слегка покраснела.

– Это мы знаем, – хором заговорили подруги, – а приехала откуда?

– Сонька! – подъехавший на велосипеде парень отвлек девиц. – Быстро домой! Батька сказал, что ты сегодня никуда не идешь!

– Ага, ври больше! – расхохоталась Соня. – Я за тебя твою работу делать не буду! Сегодня твоя очередь гряды поливать!

– Ну и дура! – ругнулся мальчишка, развернув велосипед. – Завтра сама корову в поле погонишь.

Уезжая, он услышал:

– И не подумаю!

И погрозил сестре кулаком.

– Вот ведь – братец мой, – жеманно повела плечами Соня, – ленивый, спасу нет. – и девушки двинулись дальше.