В Италии же наступил март, ознаменовав начало нового цикла жизни. В воздухе витал тонкий аромат распускающихся растений, расцветали сады, оживлялись деревья, заливисто пели птицы. Пробуждалась природа, и вместе с ней воскресали желания грешных и праведных людей. Настроение весны передавалось и чёрному крупному почтовому голубю породы карьер. Он активно крутил длинной узкой головой, косясь в сторону открытого окна. Чистил перья в ожидании желанной свободы и переступал высокими ногами в плетёной клетке, стоящей на специальной полке в углу спальной комнаты. Рядом с домиком птицы лежало небольшое кольцо-депешник, предназначенное для передачи небольших записок на дальние расстояния.

– Что, мой милый colombo viaggiatore, заждался? Не терпится тебе в Лигурию, к милым горным голубкам! – тихо, как-то воркующе проговорил шестидесятилетний сухощавый мужчина среднего роста с седой длинной бородой до пояса.

Птица, настороженно косясь, задвигала тёмно-розовым горлом, повела широкой грудью и до пола опустила хвост, соглашаясь с хозяином. Открытые, большие ярко-красные глаза преданно посмотрели на человека, пытаясь понять, шутит он или говорит правду. Карьер взмахнул сильными длинными крыльями и доверительно просунул голову навстречу руке хозяина. Человек отсыпал в крупную жилистую ладонь из маленького мешочка, стоящего рядом с клеткой, пшеничных зёрен и дал птице. Та бодро начала клевать угощенье.

Мужчина был одет в свободный длинный кафтан с колоколообразными рукавами, штаны до колен и чулки. На ногах присутствовали башмаки с пряжками. Седые длинные волосы, собранные в пучок на затылке, были перевязаны чёрной тесёмкой. Высокий морщинистый лоб говорил об уме, глубоко посаженные пронзительные глаза свидетельствовали о проницательности. Длинная белая борода была пышной, ухоженной, сужалась к окончанию. Это и был городской аптекарь мастер Йорно, хозяин каменного дома на восточной окраине города. Как известно, восток – это именно та сторона света, которая наиболее предпочитаема тёмными силами мироздания. Йорно специально поднялся на второй этаж к себе в комнату, чтобы покормить своего надёжного друга – почтового голубя. Его посещали беспричинные тяжкие мысли, и аптекарь пожелал отвлечься. Карьер клевал, забавно подбирая зёрна с человеческой руки, и это радовало. Строгое, морщинистое, сухощавое лицо аптекаря разгладилось, и на нём появилась гримаса, напоминающая беззаботную улыбку.

– Наверное, в ближайшее время ты отнесёшь добрую весть моему другу и наставнику Антонио. Расскажешь, что скоро власть вернётся к нам. Нас обязательно посетит долгожданная удача, – тихо заявил Йорно, продолжая разговаривать с молчаливой птицей.

Однако беззаботная радость недолго присутствовала на лице мастера, вскоре он вновь погрузился в тяжёлые раздумья. Высыпал остатки корма в клетку и молча направился на первый этаж. Там он подошёл к аптекарскому прилавку и заглянул внутрь. Затем достал из тайного внутреннего ящичка особые пергаментные карты мамлюков, или марсельских триумфов, ещё называемые картами Tarocchi. Удивительные кожаные прямоугольные куски гнущегося, но крепкого материала отличались позолотой и особым тиснением. На них ярко играли исполненные от руки рисунки вельмож, рыцарей, животных, птиц и многие другие причудливые символы. Эти замысловатые карты стоили очень дорого и были не по карману даже многим обедневшим дворянам. Сравнительно недавно, чуть больше двухсот лет назад, оригинальную колоду мамлюков завезли мусульманские воины, захватившие на некоторый период времени земли Италии, Испании и Сицилии. Будучи вдалеке от родных просторов, турецкие солдаты использовали мистический «шёпот» посланий арканов, дабы узнать свою судьбу и получить весть от близких. С тех пор карты прижились в Италии, Испании и Франции: у властной богемы, ворожеев, чародеев, алхимиков и прочих людей, желающих управлять будущим.

Отобрав из колоды только великие и младшие арканы, аптекарь положил их перед собой отдельными стопками. Затем, перетасовав великие арканы, не глядя выбрал из них три карты и положил на аптекарский прилавок. Позже, немного подумав и что-то загадав, открыл первую. На карте был изображён мужчина на виселице, подвешенный вниз головой за одну ногу и со страшным лицом мученика. Это была карта «повешенный». Она говорила о том, что тот человек, на которого гадают, уже сейчас находится между двумя мирами – миром живых людей и мёртвым миром духов.

Аптекарь недовольно ударил кулаком о прилавок и открыл следующую карту. На ней были изображены волосатое по пояс чудовище с бараньими рогами, крыльями летучей мыши, факелом в руках, попирающее алтарь, и два обнажённых хвостатых демона, мужского и женского пола, стоящих рядом с ним. Это был Люцифер, а может, кто-то другой из демонов Ада, и он сулил опустошение, насилие, смерть и никчёмное упорство, однозначный проигрыш и предопределённый физический конец.

Йорно недовольно хмыкнул и открыл третью карту – она была перевёрнута, и на ней был изображён сам обезличенный понтифик, римский папа на троне. Он находился между могучими колоннами, обозначающими Закон и Свободу, или Послушание и Неповиновение. В руке понтифик держал скипетр, а его голову украшала папская тиара. Правая рука, поднятая в благословении, два пальца направляла вверх, а два – вниз, образуя связь между Небом и Землёй. Эта карта в перевёрнутом положении сулила неволю, предательство, лживые истины, замаскированные за благими намерениями.

Аптекарь несколько раз раздражённо потрогал рукой длинную седую бороду и спрятал запрещённые карты. За наличие в доме карт Tarocchi и подозрение в их использовании можно было попасть под расследование и обвинение в еретической греховности, что немедленно приводило к аресту всего движимого и недвижимого имущества. А если инквизиторам удавалось доказать, что обвиняемый действительно неоднократно гадал на картах, тогда судьба человека могла быть и того плачевнее. Йорно вышел на улицу и табличку с надписью: «Открыто» перевернул на противоположное значение: «Закрыто». Затем запер входную дверь изнутри. После взял скатанную циновку, стоящую в одном из углов аптеки, и расстелил посреди помещения. Сел на неё, скрестив ноги, желая погрузиться в медитацию. Аптекарь хотел познать через размышления и внетелесный полёт души, что за беды, предсказанные картами, ждут его впереди. Однако этого сделать не удалось. Как только он решил приступить к самосозерцанию и душа начала выходить из собственного физического тела, последовал толчок в дверь, а затем условный стук. Тотчас зазвенел и колокольчик, сообщая о появлении посетителя.

Йорно некоторое время находился в оцепенении, давая душе время вернуться на место, а затем встал с пола. С некоторой досадой он сложил циновку и, поставив её обратно, направился к двери. Заглянув в узкое окно, расположенное рядом со входом, раздражённо вздохнув, открыл дверь. Вошёл паренёк лет шестнадцати, излишне истощённый болезнью или недоеданием, с короткой стрижкой, несуразно длинными и худыми руками, кисти которых выглядывали из широких рукавов домотканой рубахи. Лицо его было бледным, невыразительным, траурно-страдальческим и истощённым. Всё в этом молодом человеке – одежда, угловатая походка, выражение лица – являлось трагичным и грустным. Только чёрные глаза светились желанием познания мира и некоторой мальчишеской открытой наивностью.

Это был помощник аптекаря Клето, помогающий Йорно в его трудах за одежду, заботу, стол и проживание. Паренёк был единственным, кто остался в живых в одной из городских семей Витербо после чумы, посетившей их местность. Его родители, многочисленные братья и сёстры погибли три года назад от этой напасти. Йорно наткнулся на ребёнка в общей городской могильной яме, осматривая мёртвых. В тот момент, проводя медицинские наблюдения, он пытался определить по внешним признакам мертвецов силу опустошительной чумы, хотел понять, через сколько времени эта ужасная болезнь уйдёт из городов и отступит от людей. В тот день в коллективной могиле умерших от чумы среди сладковатого смрада разлагающихся человеческих тел и зловещей тишины ему послышался тихий стон. Аптекарь, не веря своим ушам, внимательно осмотрелся и увидел мальчонку. Паренёк лежал в общей куче скончавшихся жителей, и по его телу бегали большие чумные крысы-людоеды. Йорно поднял, не боясь заражения, умирающего мальчика и на руках отнёс к себе в дом, а затем выходил его. Болезнь отняла у паренька прошлую и настоящую память, речь, активность ума, сделала его немым и глухим, но оставила жизнь. Он не помнил ни своего прежнего имени, ни прошлого и, возможно, от этого был несчастен.