В ночную смену в больнице всегда было слишком тихо. Мёртвая тишина могла очень часто давить на пациентов, но только не на опытных врачей частной больницы "МедикСтаркрент”, какими являлись патологоанатом Агафона Бояровская и в больнице также присутствовал детский хирург Еванжелина Зайцева. Никто даже и предполагать, не мог что две красивых девушки врача противоположных специализаций столкнутся в этот роковой час на нижнем этаже на пути в буфет. Ночное дежурство ещё никогда не было столь захватывающим как в этот день.

Двери лифта открылись перед Агафоной как раз именно в этот момент, когда Еванжелина с тяжёлой отдышкой преодолела последнюю ступеньку главной лестницы. Как только девушки увидели друг друга, то обе инстинктивно подобрались поближе столкнувшись лицом к лицу. Агафона считала свою коллегу слишком мягкой и чувствительной для такой сложной работы детского хирурга, а Еванжелина из-за холодности и горького пессимизма Боярской иногда могла спутать ту с пациентами отделением морга.

— Доброй ночи, – с вежливой улыбкой поздоровалась Еванжелина.

— Ну и тебе не хворать, – слегка скривив губы, ответила Агафона.

Общаться девушка ни с кем не любила. Еванжелина же, наоборот, всегда была дружелюбной готова к общению, однако такое открытое пренебрежение со стороны коллеги убивало на корню все её дружелюбие. Поэтому они проследовали в сторону буфета в гробовом молчании, которое так любила Агафона.

Внезапно шум в подсобке заставил замереть Агафону и Еванжелину на полушаге.

"Может, в подсобку забежала бродячая кошка?" – озадаченно произнесла Еванжелина.

А вдруг "Маньяк”, – мысленно подумала Агафона и с силой сжала скальпель в своём белом халате.

Еванжелина отважно двинулась к подсобке и уверенно распахнула дверь. Еванжелина попробовала включить ламповый свет, но тот не зажёгся. Отчетливый шорох раздался в очередной раз и на этот раз был гораздо громче.

"Нарастающее начало типичных фильмов ужастика", — констатировала потопнуло Еванжелина.

Но у Агафоны по поводу этого были более оптимистические мысли.

— Кис-кис-кис. – Еванжелина не страшаясь, ступила ногой в тёмную подсобку.

— Эй, белый заяц, куда пропала? – нервным, голосом окликнула коллегу Агафона. Эта кличка с давних времен напрочь закрепилась за педиатром, но вслух её решалась произносить только прямолинейная Бояровская.

— Ищу кошку. Они часто забегаюь сюда через открытое окно, – ответила та.

"Любопытство сгубит не только саму её, но и кошку", – пессимизм Агафоны напрочь зашкаливал, впрочем, как это было и всегда.

— Здесь что–то такое яркое светится! – Еванжелина начала оттаскивать большие коробки, закрывающие проход.

— Ага, в конце тоннеля тоже что-то яркое светится, – буркнула Бояровская, но Зайцева на это никак не отреагировала. А дальше раздался её вскрик – и наступила тишина.

Агафона напряглась, непроизвольно заглядывая внутрь подсобки. Темнота — хоть пойди и глаз выколи. И, конечно же, ни Еванжелины, ни кошки нигде не было видно. Агафона оглянулась по сторонам, вознамерившись позвать кого — нибудь на помощь, но коридор был всё также по — прежнему пуст, а до поста охраны идти было слишком далеко.

— Зайцева, ещё не успела помереть? — осторожно спросила Агафона.

На её вопрос Агафона услышала ответную тишину, говорила, что подозрения ещё не обеспеченны. "Придётся идти следом за Белым зайцем. Лишь –бы только исходная ситуация была другой".

С тяжёлым вздохом и скальпелем в кармане наперевес Агафона шагнула внутрь подсобки. Вспышка света, неожиданное притяжение — и девушка уже летит куда-то в самую тьму, а впереди мелькает форменный халат коллеги по работе.

"Ну судя по всему теперь мы точно умрём".

***

Мужские лодочки, возникшие перед глазами Еванжелины, были угрожающе близко, как и нагретая брусчатка, на которой она лежала. Но разглядеть владельца обуви Еванжелине так и не удалось: что–то резко придавило её обратно к земле своим немаленьким весом. И это что-то знакомо материлось. Бояровская!

Агафона же, продолжая сыпать своими проклятиями, скатилась с Зайцевой и затем села, оглядывалась вокруг. Вокруг неё теснились невысокие дома, а мимо проходили люди в старинных одеждах. За одним из мужчин, нарушая все законы земной гравитации, плыл по воздуху кожаный портфель на заклепках. У дамы рядом круглое зеркальце летело перед самым её лицом, а она, глядя в него, аккуратно поправляла и без того свою идеальную дамскую прическу. И подобный хвост творился повсюду.

"У нас глюки", — мелькнуло в голове у Агафоны.

— Ох жуть моя спина, — тем временем простонала Еванжелина, пытаясь подняться, но с первого раза у неё ничего не вышло.

Однако в следующую секунду чьи–то крепкие сильные руки подхватили её, как маленького ребёнка, под мышки, вернув в вертикальное положение. Давно она не ощущала себя такой маленькой и беззащитной. Еванжелина едва качнулась и схватилась за грудь незнакомца, случайно отрывая пуговицу от его темной рубашки. Звон серебряной пуговицы, покатившейся по брусчатке, совпал с сокрушенным вздохом её бывшего хозяина.

— Извините, – пискнула девушка, и наконец подняла взгляд.

Блондин, смотревший на неё с высоты своего немалого роста, был относительно молод и мрачен. Его темно–голубые прищуренные глаза выражали явное недовольство, а широкие ноздри раздувались от гнева или раздражения.

— Очередные попаданки. — И мужчина знакомо скривился. Так иногда делала Агафона, когда хотела прекратить общение. – Это значится по твоей части.