Литмир - Электронная Библиотека

Появляется автомобиль, мигает фарами, сигналит. «Хонда Сити» развернулась в неположенном месте и мчится теперь прямо на меня, будто сбить хочет. За рулем Пинки-мадам, она скалит зубы и восторженно подвывает, рядом с ней сидит мистер Ашок с улыбкой во все лицо.

Точно ли он беспокоился за меня — как будто даже морщинка озабоченности прорезалась на его челе — и перехватил баранку, направив машину немного в сторону?

Мне хочется так думать.

Визжат шины, пахнет паленой резиной, «Хонда» останавливается. Бедные мои покрышки!

Пинки-мадам открывает дверь и с ухмылкой высовывается наружу:

— Господин магараджа, ты правда думал, что мы тебя бросили?

— Нет, мадам.

— Ты ведь не сердишься?

— Совсем нет, мадам. — И для убедительности добавляю: — Хозяева ведь как отец с матерью. Разве можно на них сердиться?

Сажусь на заднее сиденье. Машина опять разворачивается где попало и на предельной скорости мчится по проспекту, только красные огни светофоров мелькают. Хозяева визжат, хохочут, пихают друг друга, а я смотрю и помалкиваю.

Внезапно что-то темное бросается прямо под колеса. Удар — нас подбрасывает — что-то хрустит — машина перекатывается через препятствие передними колесами, задними — и катится дальше.

С проезжей части не слышно ни звука. Никто не скулит, не лает. Значит, обошлось без мучений.

Она до того пьяна, что даже на тормоз нажимает не сразу, и мы успеваем проехать двести-триста ярдов до полной остановки. Руки у нее вцепились в руль, рот широко открыт.

— Собака? — спрашивает меня мистер Ашок. — Собака, так ведь?

Я киваю в знак согласия. Хорошенько не разглядеть. В тусклом свете фонарей чернеет на асфальте неподвижный бесформенный ком. Да и далеко.

Ни единой машины вокруг. Ни души.

— Точно, собака, сэр. Кто же еще. Поехали, мадам. Едем скорее домой.

Вцепившиеся в руль пальцы разжимаются, руки медленно обхватывают голову, зажимают уши…

И она срывается на визг:

— Это была не собака! Это была не… Не сговариваясь, мы с мистером Ашоком действуем четко и слаженно. Он обхватывает ее руками, зажимает рот, вытаскивает с водительского сиденья. А я перебираюсь на свое законное место. Хлопает дверь, я включаю зажигание и гоню во весь дух до самого Гургаона.

Поначалу она вроде успокаивается, но когда мы уже подъезжаем, опять впадает в истерику:

— Надо вернуться!

— Не сходи с ума, Пинки. Мы уже почти приехали. Балрам везет нас домой. Все позади.

— Мы сбили кого-то, Ашоки, — шепчет она. — Надо отвезти пострадавшего в больницу.

— Нет.

Она опять широко разевает рот — вот-вот закричит. Мистер Ашок загребает сразу горсть салфеток из шкатулки и одну за другой пихает ей в рот. Она отплевывается. Хозяин срывает у нее с шеи косынку, туго завязывает кляп и придерживает рукой.

Когда он втаскивает ее в квартиру — дверь открываю я, — рот у нее по-прежнему завязан и заткнут.

Приношу ведро воды и мою машину. И бампер мою, и колеса — на них больше всего кровавых ошметков.

По четвертому разу оттираю покрышки, когда появляется хозяин.

— Ну что?

Показываю ему обрывок зеленой ткани, перемазанный в крови, с кусочками прилипшей плоти.

— Дешевая материя, — говорю. — Так бедняки одевают детей.

— Думаешь, ребенок… — Он не договаривает.

— Хоть бы один писк, сэр. А то ведь ни звука. И тело не шевелилось.

— Господи, Балрам, что же нам теперь делать, что делать? Как это дети бегают по Дели одни в час ночи и никто за ними не смотрит?

И тут замечаю, у него глаза вспыхивают.

— Так, значит, наша жертва из бездомных?

— Из тех, кто живет под эстакадами и мостами, сэр. Я так полагаю, сэр.

— Получается, ее не хватятся?

— Скорее всего, нет, сэр. Вы же знаете, какие они, эти люди Мрака, у них по восемь, девять, десять детей, у некоторых и имен-то нет. Родители — даже если они в Дели и все знают — вряд ли побегут в полицию.

Он сжимает мне плечо — точно так же, как давеча тискал плечи Пинки-мадам.

— Ты прав, Балрам. Это ведь с какой стороны посмотреть. Со своей стороны ты совершенно прав. Но пока все не уляжется…

Он прижимает палец к губам. Я киваю:

— Разумеется, сэр. Доброй ночи, вечер-то нелегкий вышел для вас и Пинки-мадам.

Снимаю свой наряд магараджи и ложусь. Я устал как собака — но на губах у меня играет довольная улыбка слуги, оказавшегося на высоте в трудную для хозяев минуту.

Наутро я, как заведено, протер сиденья в машине, смахнул пыль с ликов богини и со страшилы, покурил в салоне благовониями и еще раз помыл колеса — вдруг просмотрел давеча кровь.

Потом вернулся к себе в комнату и принялся ждать. Только вечером один из шоферов передал мне распоряжение явиться наверх в вестибюль.

В вестибюле меня дожидался Мангуст. Как это он успел так быстро примчаться? Наверное, нанял машину и гнал всю ночь. Мангуст встретил меня широкой улыбкой и хлопнул по плечу. Мы поднялись с ним на лифте в квартиру.

Усевшись за стол, Мангуст сказал:

— Присаживайся, Балрам, располагайся поудобнее. Ты же нам как родной.

Душа у меня наполнилась гордостью. Я присел на корточки, на седьмом небе от счастья. Ну-ка, дорогой хозяин, похвали меня еще раз.

Мангуст закурил (никогда не видел его с сигаретой) и, прищурившись, взглянул на меня.

— Главное, чтобы ты пару дней никуда носа не высовывал из «Букингемского Дворца, корпус В», даже в корпус А. И никому ни слова о том, что случилось.

— Да, сэр.

Он затянулся, не сводя с меня глаз. Повторил:

— Ты нам как родной.

— Да, сэр.

— А теперь ступай вниз и жди в помещении для слуг.

— Да, сэр.

Прошел час, и меня снова вызвали наверх.

Рядом с Мангустом за обеденным столом сидел человек в черном костюме, читал какой-то печатный текст, беззвучно шевеля красными, измазанными в паане губами. Мистер Ашок за закрытой стеклянной дверью говорил по телефону, дверь в комнату Пинки-мадам тоже была закрыта. Распоряжался исключительно Мангуст.

— Присаживайся, Балрам. Располагайся.

— Да, сэр.

Опять я сижу на корточках. На редкость неудобная поза.

— Хочешь паана, Балрам? — спросил Мангуст.

— Нет, сэр.

Он улыбнулся:

— Да ты не стесняйся, Балрам. Ты ведь жуешь паан, правда?

И, повернувшись к черному костюму:

— Угостите его, пожалуйста.

Тэт полез в карман, двумя пальцами достал крошечный зеленый сверточек и уронил в мою протянутую ладонь.

— Это тебе, Балрам. Угощайся.

— Да, сэр. С удовольствием. Благодарю. — Значит, к делу, — произнес костюм. Красная слюна пузырилась у него на губах. — Хорошо.

— Судья позаботился обо всем. Если ваш человек исполнит что положено, нам не о чем беспокоиться.

— Мой человек сделает все, что надо, какие могут быть сомнения. Он нам как родной. Он хороший малый.

— Отлично.

Человек в костюме посмотрел на меня:

— Читать умеешь, парень?

— Да, сэр.

— Так читай. — Он протянул листок бумаги.

К СВЕДЕНИЮ ВСЕХ ЗАИНТЕРЕСОВАННЫХЛИЦ

Я, Балрам Хальваи, сын Викрама Хальваи, место рождения деревня Лаксмангарх, провинция Гая, чистосердечно заявляю о нижеследующем:

В ночь на двадцать третье января сего года я находился за рулем автомобиля, сбившего неустановленное лицо, или лиц, или лиц и неодушевленные предметы, после чего скрылся с места происшествия, не оказав потерпевшей стороне необходимой помощи. При совершении ДТП иных лиц со мной в машине не было, вся вина за случившееся ложится исключительно на меня. Клянусь всевышним, что настоящее заявление сделано мною добровольно безо всякого принуждения.

Подпись или отпечаток пальца.

(Балрам Хальваи)

Заявлено в присутствии свидетелей:

Кусум Хальваи, проживающей в деревне Лаксмангарх, провинция Гая

Чамандаса Вирмы, адвоката, суд первой инстанции, Дели

26
{"b":"834746","o":1}