Наутро я спросил у уборщика, наводившего порядок в общей спальне:
— А здесь отдельных комнат нет?
— Есть пустое помещение в том конце подвала, но там никто не хочет жить, — отвечает. — Кому нужна камера-одиночка?
Камера и есть. Жуткая. Пол бетонный, на неровной штукатурке следы рук строителей, крошечная хлипкая кровать (даже я на ней с трудом помещался) прикрыта грязно-бурым накомарником…
Ничего, сойдет.
На следующую ночь я отправился спать в одиночку. Подмел пол, четырьмя гвоздями закрепил на стене накомарник и лег. Посреди ночи меня разбудил шорох. Тут-то я понял, почему одиночка пустовала. Вся стена была усыпана тараканами, которые лакомились штукатуркой, — что-то в ее составе, минералы какие-нибудь или известь, пришлось им очень по вкусу. Жующие челюсти издавали постоянное шуршание, а усы дрожали от удовольствия. На накомарнике тоже было полно тараканов, их черные силуэты резко выделялись на белесой сетке. Я раздавил одного, но другие не заметили потери и продолжили восхождение — слепо перли вперед навстречу гибели.
«Наверное, в городе все такие, — с улыбкой подумал я. — Тупые и упрямые».
— Как спалось с тараканами? — спросили меня поутру в очереди в общий туалет.
В общую спальню не вернусь ни за что, решил я. Насекомые насекомыми, зато людей нет, никто надо мной не потешается, сплю как человек. Одно нехорошо: звонков в одиночке не слышно. Хотя с какой стороны посмотреть. Вовремя встать — всего лишь вопрос самодисциплины.
По утрам, отстояв положенное в очередях в общую уборную и в общий душ, я поднимался по лестнице на один пролет, выходил на подземную парковку и направлялся к своей «Хонде Сити». Машину следовало протереть снаружи и изнутри, вставить палочку благовоний в отверстие на фигурке богини Лакшми, приносящей удачу в делах (фигурка была закреплена на приборном щитке и приносила двоякую пользу: запах отпугивал комаров и навевал благочестивые мысли), почистить чудесные мягкие кожаные сиденья, смахнуть пыль с панели, вытрясти кожаные коврики, обтереть три картинки на магнитах, изображавшие богиню-мать Кали[26] (наследие Рама Парсада), и болтавшегося на зеркале заднего вида страшилу с надутыми щеками и высунутым красным языком — его привез из Америки сам мистер Ашок и лично повесил в машине, чтобы приносил счастье. Аисту страшила пришелся очень по душе. Надлежало еще проверить картонную шкатулку с бумажными салфетками у заднего сиденья — впрочем, раззолоченную и покрытую изысканным узором, будто реликвия августейшей семьи, — и убедиться, что салфетки в наличии. У Пинки-мадам они среди расходных материалов первой необходимости — говорит, воздух в Дели очень уж грязный. Смятые использованные бумажки она бросала на пол, и мне следовало их собрать и выкинуть в бак для мусора.
Звонок разносится далеко по стоянке. Голос из динамика объявляет:
— Водитель Балрам. Подогнать машину к парадному входу.
И я сажусь в «Хонду Сити», и еду вверх по пандусу, и выезжаю на солнечный свет. Сегодня я солнца еще не видел.
Братья в шикарных костюмах стоят у входа в здание и мирно беседуют.
Садясь в авто, Мангуст бросает мне:
— Штаб-квартира Партии конгресса[27], Балрам. Мы там недавно были. Надеюсь, ты запомнил дорогу.
Преданно смотрю на мистера Ашока и говорю про себя: «Сегодня я вас не подведу, сэр».
В Дели час пик. Легковушки, мотоциклы, мотороллеры, моторикши, черные такси плотно заполняют дороги. Воздух до того грязный, что мотоциклисты закрывают лица платками, словно грабители банков в кино, — у каждого светофора твою машину окружают люди в черных очках и с масками на лицах, будто чуть не весь город подался сегодня в налетчики.
Дышать через ткань — это не каприз, у жителей столицы есть на то самые серьезные основания. Говорят, здешний воздух отнимает у людей десять лет жизни. Тем, кто раскатывает на хорошем авто, как мы, легче, к их услугам вентиляторы, кондиционеры, фильтры. Сверкая тонированными стеклами, дорогие машины темными яйцами скользят по улицам Дели. То и дело какое-нибудь яйцо вскрывается изнутри, в приоткрытом окне показывается женская рука в золотых браслетах, бросает на дорогу пустую бутылку из-под минералки — и опять ни щелочки на гладкой скорлупе.
Свое темное яйцо я направляю в самое сердце города — по левую сторону виднеются купола Президентского дворца, где вершатся все самые важные дела в стране. Если в воздухе висит дымка, дворца совсем не разглядишь, но сегодня видимость хорошая.
* * *
До штаб-квартиры Партии конгресса я домчал за десять минут. Мимо не проедешь, перед зданием высятся два-три гигантских щита с портретом Сони Ганди[28].
Останавливаю машину, выскакиваю, распахиваю хозяевам дверь.
Мистер Ашок говорит мне:
— Через полчаса вернемся.
Я смущен. В Дханбаде им и в голову не приходило ставить меня в известность, в котором часу их ждать. Разумеется, ни о какой точности речи нет, братья могут заявиться и через два часа, и через три. Но каково — до меня снизошли, назначили время. Видимо, в Дели так полагается.
Группа фермеров подходит к входу, их не пускают, завязывается перепалка, но фермеры скоро сдаются и убираются восвояси. Подъезжает автобус с телевидения, сигналит, его пропускают без звука.
Зеваю. Щелкаю страшилу по красному языку, фигурка раскачивается туда-сюда. Мотаю головой.
Гляжу на огромный плакат с Соней Ганди. Она приветствует меня, подняв руку, — я машу ей в ответ.
Опять зеваю и разваливаюсь на своем сиденье. Магнитные липучки с богиней Кали маячат перед глазами. Вид у темнокожей богини грозный, с кривой-то саблей и связкой черепов. Надо бы повеселее картинку пришлепать. А то очень уж на бабушку похожа.
Часа через два братья выходят. Мукеш-сэр наклоняется ко мне:
— Сейчас в Президентский дворец, Балрам. На вершину холма. Знаешь, где это?
— Да, сэр. Я видел.
В Дели я уже много чего видел — Парламент, Джантар-Мантар[29], Кутуб[30], — но в самом важном месте еще не бывал. Еду к холму Раисина, дорога идет вверх, нас то и дело останавливают охранники, осматривают салон, заглядывают в багажник. И вот я торможу перед огромным, увенчанным куполом зданием, одним из тех, что окружают Президентский дворец.
— Жди в машине, Балрам. Вернемся через тридцать минут.
Первые полчаса боюсь нос высунуть из машины, затем потихоньку приоткрываю дверь, выбираюсь наружу, осматриваюсь. Совсем рядом высятся башни и купола. Совсем рядом — рукой подать — государственные деятели (премьер, президент, министры, высшие чиновники) обсуждают важнейшие вопросы, выносят решения, скрепляют документы печатью. Кто-то предлагает «пятьсот миллионов рупий на строительство плотины», а кто-то другой кипятится: «Отлично, подвергнем Пакистан бомбардировке!»
Мне хочется сорваться с места и завопить: «Балрам тоже здесь! Балрам тоже здесь!»
Но я возвращаюсь в машину в надежде, что не успел ничего нарушить и меня не за что арестовывать.
Уже темнеет, когда братья выходят из правительственного здания. С ними толстый мужчина. Они о чем-то договариваются, братья жмут толстяку руку и прощаются.
Мистер Ашок садится в машину мрачнее тучи.
— Домой, — велит мне Мангуст. — И не вздумай опять заблудиться, ясно?
— Да, сэр.
Едем в молчании, что совсем меня сбивает с толку. Да если бы мне довелось попасть в Президентский дворец, я бы прыгал от радости! Опустил бы стекла и кричал о своем счастье каждому встречному!
Первым подает голос мистер Ашок:
— Погляди-ка.
— А? Куда?
— На этот памятник.
Гляжу украдкой в окно. Мы едем мимо знаменитой бронзовой скульптурной группы (будете в Дели, вам ее обязательно покажут, господин Цзябао) — Махатма Ганди, опираясь на посох, ведет за собой народ Индии из мрака к свету.
