– Устроила истерику в омнибусе, – простонала я. – Как хочется пить. Сколько времени?
– Середина ночи.
Значит, воды не дадут до утра. Что ж, веселая выдастся ночка.
– А истерика была хотя бы достойная?
– Не очень. Я видела Кортни.
– А, эту напыщенную стерву.
– Она не напыщенная и не стерва, – возразила я собственной галлюцинации.
– И почему тогда она ни разу тебя не навещала?
Я промолчала, уставившись в стену. Все равно я надолго запомню эту вылазку. Даже стало как-то легче, увидев жизнь, которая не остановилась с начала моего заключения. И пусть Кристина больше никогда не попросит о помощи, я сохраню в памяти запах кондитерской, ощущение дождя на лице и мела на пальцах.
– А где ты была? – спросила я.
– Не знаю. – Хейвен пожала плечами. – Где-то.
Вдвоем нам было тесновато, хоть я и знала, что не могу прикоснуться к Хейвен – она не имела плоти. Но все равно ходить через призрака казалось диким. Я сползла с жесткой койки на мягкий пол. Парадокс – пол в камерах мягкий, чтобы мы не бились об него головой, а койки жесткие. Что ни говори, мне больше нравилась моя камера, там можно было спать везде, в любом положении и месте.
– Как думаешь, почему он их убивает? – вдруг спросила Хейвен.
– Не знаю. Может, кому-то мстит. Может, кого-то ищет. Может, что-то забирает. Не знаю. Мне неинтересно.
– Врешь.
Хейвен легла на койку. Она всегда была одета в один и тот же костюм для верховой езды. Разве что не хватало шлема, да куртка осталась лежать где-то в гостиной дома. Там, где я ее убила.
– А если детектив не вернется, что будешь делать тогда?
– Хейвен, я не знаю, отстань! Я не хочу, чтобы он возвращался.
– Но ты хочешь еще разок выйти.
Девушка свесилась с койки и заговорщически прошептала:
– А давай притворимся, что ты что-то знаешь? Они будут тебя выпускать!
– Кристина, как и ее брат, – менталист. Думаешь, она не поймет? Знаешь, я устала, я буду спать. Сделай одолжение, помолчи для разнообразия.
Хейвен насупилась, но заткнулась, и я погрузилась в спасительную тишину. Можно было не думать, не вспоминать и не представлять. Спать не хотелось, но, чтобы Хейвен не доставала, я сделала вид, будто заснула.
Дверь камеры вдруг приоткрылась, впустив слабую полоску света. И зачем меня здесь запирают? Для других пациенток это еще имеет смысл: все живут по двое или по трое. Меня переводить из одиночной камеры в камеру поменьше довольно скучно.
– Ким, у тебя посетитель.
На удивление, пришла не сестра-лекарка и не охранник, а сама Кристина. Я зажмурилась от света, ставшего ярче, и поднялась. Потом вдруг поняла, что Хейвен снова нет. И успела лишь мельком удивиться.
Потому что затем все смешалось.
Надежда.
Сестры? Меня еще никто не навещал с тех пор, как я попала сюда.
Удивление.
Почему ночью? В это время не пускали посетителей.
Разочарование.
Это не сестры, а, скорее, заносчивый, хамоватый детектив.
Это разочарование так испортило настроение, что когда я вошла в комнату для свиданий, даже не взглянула на Ренсома и равнодушно скользнула взглядом по Хантеру у дальней стены. Охранник усадил меня на стул и выжидающе посмотрел. Нехотя я протянула руки, и на запястьях сомкнулись кандалы. Впрочем, это было лишним в комнате с двумя магами, один из которых сильнейший менталист.
Впервые в жизни я рассматривала комнату для свиданий. Ничего особенного она собой не представляла: полутемное помещение, посередине низенький стол с отполированной множеством рук столешницей. Выходов два: один для посетителя, второй для пациента, и у обоих стоит охрана.
Я удивилась, когда Ренсом поставил для охранников завесу. Ждала, что те его одернут или Хантер потребует снять заклятие, но, похоже, они уже обсудили этот момент.
– Обычно люди извиняются, когда посреди ночи поднимают кого-то для разговора, – сказала я.
– Обычно я даже не разговариваю с такими, как ты.
– Зря идешь против принципов.
Я поднялась, повернувшись к охранникам, чтобы они увели меня в палату. Но… они остались безмолвными и неподвижными.
– Ким, сядь, – мягко произнес Хантер, но в его голосе на секунду прозвучали стальные нотки.
– Я предполагал, что твое хорошее настроение от прогулки испарится. Кристина предупредила, что иногда ты бываешь… агрессивна.
– А она не предупредила, что среди моих жертв был детектив? – улыбнулась я.
– Он снова убил. Я хочу, чтобы ты еще подумала над мотивами и целями.
– Катись.
– Ты невменяемая.
– Это не новость в наших краях, придумай что-то еще.
Ренсом полез во внутренний карман куртки, и я напряглась. Но детектив извлек небольшой серебряный портсигар и толкнул ко мне. Я поймала и почувствовала тонкий запах табака.
– Это первое, что я хочу тебе предложить.
Никогда не любила сигары и в юности не курила. Но сейчас почему-то очень захотелось, и я повременила уходить. Ренсом помог мне закурить, но сам не стал.
От едкого горького дыма я закашлялась. В голове немного прояснилось.
– Ты написала кое-что на доске в кондитерской. Зачем?
Я пожала плечами, выпустив колечки дыма.
– Я всегда так делаю. Пишу записочки. Пугаю людей.
Ренсом смотрел с отвращением, которое плохо пытался скрывать. Я же готова была рассмеяться. Сигара медленно тлела в руках, и дымок, поднимающийся от кончика, завораживал.
– Что ж, его ты не напугала. Скорее заинтриговала. Он убил хозяйку. И оставил для тебя вот это.
Ренсом вытащил небольшую коробочку, напоминающую ювелирную, только чуть больше размером. Я замерла, и впервые рука с сигарой дрогнула. Я не спешила брать предложенное. Долго смотрела на красный бархат и гадала, чем аукнется мне эта история.
Потом все же взяла. Хуже быть не могло.
В коробочке оказался небольшой цветок, красивый, с красными шелковистыми лепестками и сочными зелеными листьями. Мастерская миниатюрная копия цветка кордера. Но едва я коснулась цветка, тот сразу же почернел и опал. В нос ударил легкий запах гнили, в ярости я отбросила шкатулку и ударила по столу рукой.
Охранники бросились ко мне, но Хантер жестом их остановил.
– И третье, – как ни в чем не бывало продолжил детектив, – я хочу предложить тебе выйти со мной на сутки и посетить места преступлений. Он клюнул на тебя. Я хочу это использовать. А ты получишь возможность гулять и вкусно есть за мой счет.
Он улыбнулся, и мне вдруг захотелось стереть эту улыбку с лица детектива.
– Воспоминания об этом деле скрасят тебе остаток жизни.
Я вернулась к сигаре, которая, на удивление, не потухла.
– Не боишься оставаться со мной наедине? Я ведь ненормальная.
Ренсом поднялся и подошел к моему стулу. Обоняние учуяло тонкий запах его парфюма. Приятный, тяжелый аромат. Я не двинулась с места, лишь подняла глаза.
– Ты ведь не знаешь, насколько нормален я, – сказал Алан.
И уже у выхода, намереваясь закрыть дверь, обронил:
– У тебя час, Кордеро. На размышления и сборы. Второй раз я не приду.
– И почему он ведет себя так, словно это мне хочется ему помогать? – задумчиво спросила я у охранника.
Тот, конечно, ничего не смог ответить.
* * *
Детектив солгал: он дал меньше часа. Наверное, не допускал даже мысли, что я откажусь, потому что почти сразу же, как мы с Хейвен вернулись в палату, сестра-целительница принесла стопку одежды.
– Не хочешь ничего мне рассказать? – обиженно спросила Хейвен, пока я одевалась.
– Что, например?
– Убийца прислал тебе цветок кордера. Ты его знаешь?
– Нет. – Я пожала плечами. – Но он знает меня.
– И тебе неинтересно откуда?
– Обо мне писали газеты. Наследница рода Кордеро оказалась сумасшедшей убийцей. Это сенсация. Любой мог прочесть.
Хейвен вдруг расхохоталась. Ее смех эхом прокатился по пустым коридорам лечебницы. Я знала, что никто, кроме меня, ее не слышит, но все равно вздрогнула и на секунду испугалась, что сейчас придет дежурная сестра и запретит мне идти с Ренсомом.