Вероятно, герои ее картины в глубине души чувствовали то же самое.

***

Очередная деревня на их пути, возле уютно прикрывающего ее от рассветного солнца горного массива. Сколько таких они уже посетили? Марселла успела сбиться со счета. Но в этот раз что-то было не так. Не было слышно людских голосов, собачьего лая, петушиного крика – ничего из обычных деревенских шумов, к которым она, оказывается, успела привыкнуть. Дома выглядели заброшенными. В воздухе витали необратимо въевшиеся в него нотки гари. Амато еле слышно заскулил без слов, как собачонка при приближении жестокого хозяина.

– Ш-ш-ш, – Марселла на ходу повернулась к брату и взяла его за руку. – Все будет хорошо, Амато. Лучшая мечница королевства, помнишь? Все будет хорошо…

– Не будет, – послышался из-за угла ближайшего деревянного дома надтреснутый голос. – Уже никогда не будет…

Правая рука королевы дернулась в сторону рукояти меча, но, не дойдя до нее пол пути, все же вновь опустилась – угрозы в этом голосе не чувствовалось. Обогнув дом, Марселла увидела его обладательницу.

Картина могла бы показаться забавной, но в этой обстановке скорее пугала. Там, на лавке сидела худая, истощенная на вид старуха в лохмотьях. Ее шею наподобие монструозного жабо охватывало черное от копоти колесо, которое подошло бы крупной телеге.

– Доброго дня, почтенная синьора, – осторожно поприветствовала ее Марселла. – Не подскажете, как называется эта деревня?

– Теперь уже все равно, – равнодушно ответила старуха, не поднимая головы. – Теперь осталась только я…

Осторожно приблизившись, Марселла заметила и другие странности. Лицо ее собеседницы было изуродовано страшными ожогами, а ее мутно-белые глаза, очевидно, давно были слепы.

– Что здесь произошло? – тихо спросила королева, не вполне уверенная, что хочет услышать ответ.

Старуха безмолвствовала, лишь слегка покачиваясь из стороны в сторону. Но когда Марселла уже хотела повторить свой вопрос погромче, ее сухие губы разлепились:

– Он… он приходит со стороны гор, по ночам. Сначала он забирал кур. Затем скот. А потом перешел на людей. Никто его не видел. Просто время от времени посреди ночи в очередном доме раздавались ужасные крики, такие, что никто не решался прийти на помощь, и не прекращались до самой зари. Наутро этот дом был уже пуст и залит кровью от пола до потолка… А теперь, когда никого не осталось, он просто приходит и смотрит на меня. Всю ночь напролет я слышу его тяжелое дыхание…

– Он? – Марселла поправила на плече перевязь с мечом и сглотнула. – Кто это? Грендель?

– Дьявола можно называть любым именем, – после еще одной паузы проговорила старуха. – Это не важно. Важно лишь то, что мы сами его создали. Надо было послушать Старую Дженну…

Дженна? Марселлу будто ледяной водой окатили. Вот уже много лет она не слышала этого имени.

«Господь не позволит меня убить».

Эти слова были первым, что Марселла услышала, осторожно выглянув из окна материнских покоев. За полчаса до этого принцессу заперли в ее собственной комнате, окна которой выходили в другую сторону, но разве может простой дверной замок остановить любопытного ребенка, вооруженного длинной заколкой?

«Посмотрим, – донесся снизу холодный голос Габриэллы. – Бернардо!»

Огромных габаритов мужчина в спадающем на глаза капюшоне молча поклонился и поднес факел к костру у ног ведьмы. Марселла сглотнула. Ей не нравилось происходящее, и еще больше не нравилось спокойствие приговоренной. Она будто наперед знала, что должно было произойти. А произошло совершенно невероятное.

Вспыхнуло пламя. Но не на конструкции из сухого дерева и соломы, нет. Вспыхнуло одеяние Бернардо. Марселла никогда, ни до, ни после не слышала более истошного крика, чем издал палач, прежде чем его повалили на землю и затушили, накрыв плащом ближайшего солдата.

«Господь не даст меня убить», – спокойно повторила Дженна, глядя прямо в глаза стоявшей на возвышении Габриэлле.

Даже не видя лица матери, Марселла почувствовала, как оно потемнело. Королева шагнула вперед. Советник Коррадо попытался было ее остановить, но, едва встретившись с ней взглядом, поспешно отступил.

«Я не знаю, что за темные силы тебя защищают, Дженна, – королева вышла вперед и подняла с земли горящий факел. В ее голосе звучала самая настоящая ненависть. – Но я отказываюсь им подчиниться! Услышь меня, Господь, Я ОТКАЗЫВАЮСЬ!»

И факел полетел прямо в костер. Бешеные языки пламени заплясали вновь – на этот раз, под ногами у ведьмы.

«Что ж, ты сделала свой выбор, Габриэлла, – с прежним спокойствием проговорила Дженна. – И заплатит за него тот, кто дорог тебе больше всех, хоть сейчас ты о нем и не знаешь. Да разорвет его тело и душу Грендель».

Над толпой повисло тяжелое молчание. Дженна, за чью плоть, очевидно, уже взялся огонь, неотрывно смотрела в глаза Габриэлле, сжав сухие старческие губы. Та смотрела на нее в ответ. Со спины было неясно, была ли в этом взгляде столь же спокойная сила, или же королева просто не могла оторвать взгляд от своей жертвы. Отчетливо запахло паленым мясом. Марселла почувствовала, что ее вот-вот стошнит, и отошла от окна на подгибающихся ногах. Она уже жалела, что не осталась в своей комнате.

Вскоре после того проклятого дня стало ясно: Габриэлла беременна. Слуги шептались между собой о проклятии Дженны – всем было ясно, кто стал его нерожденным носителем – но поднимать эту тему открыто никто не решался.

При родах королева умерла. Формально власть, как и было заведено, перешла от матери к дочери, а фактически обязанности по воспитанию отпрысков Габриэллы и управлению делами королевства взял на себя советник Коррадо. К этим задачам (как, впрочем, и к любым другим) он отнесся со всей возможной ответственностью.

Амато рос тихим и робким, но совершенно нормальным ребенком – до еще одного злополучного дня.

«Держи щит выше!» – выкрикнула Марселла, изображая боевой азарт.

Амато с трудом поднял уже плохо слушающуюся от усталости руку, а второй, в которой был крепко зажат деревянный меч, совершил внезапный выпад, легонько шлепнув им сестру по бедру. Само собой, ей бы не составило труда отбить эту атаку, но она хотела, чтобы ее брат почувствовал, что тоже может побеждать.

«Отлично! – Марселла ловко перекинула свое деревянное оружие рукоятью вверх в руку со щитом и потрепала Амато по непослушным волосам. – Ты сражаешься, как настоящий рыцарь! Я знала, что то проклятие тебе будет не страшно».

«Какое проклятие?» – неуверенно улыбнулся принц, вытирая пот со лба тыльной стороной ладони.

«Я думала, ты знаешь… – растерялась юная королева. – О проклятии той ведьмы. Про Гренделя…»

О, этот момент она запомнила очень хорошо. Стоило с ее губ слететь имени неведомого чудовища, что-то неуловимо изменилось в лице ее брата. Оно побледнело, будто бы чуть вытянулось, а глаза… Впервые в жизни Марселла видела в чьих-то глазах столь неконтролируемый, животный ужас.

«Ты чего, Амато? – она присела перед маленьким принцем на колено. – Это же просто бредни сумасшедшей старухи. Выкинь их из головы! Хочешь, я почитаю тебе что-нибудь вслух, как прежде, когда ты был совсем маленьким?»

«Он разорвет меня… – прошептали синеющие, как на морозе, губы Амато. – Грендель… Грендель меня разорвет».

С той поры это и началось. Принц замкнулся в себе, перестал чем-либо интересоваться и чего-либо желать. Несмотря на все попытки сестры его расшевелить, он проводил дни, уставившись в пустоту круглыми, красными от чудовищного напряжения глазами, и лишь бормотал время от времени слова своего проклятия, ни к кому конкретно не обращаясь. В конце концов Марселла не выдержала. Эту пытку необходимо было прекратить. Так или иначе.

– Надо было послушать старую Дженну, – повторила старуха с колесом на шее. – Она пыталась нас уберечь. Даже когда мы подвели ее, она защищала нас, пока не…

Она замолчала, не договорив, но Марселла знала окончание этой истории.

– Если никого не осталось… – королева сглотнула. – Как же выжили вы?