Псина все заляпала своими фекалиями. На полу – разгрызенные и распотрошенные упаковки с едой.

Эйра мечтала стать таким полицейским, который, осмотрев место преступления, способен интуитивно понять, что здесь произошло, но пока ей было до этого далеко. Она могла уповать лишь на свою тщательность и аккуратность. Наблюдать, заносить каждую мелочь в протокол, связывать одну деталь с другой.

Остатки кофе на дне чашки подернулись пленкой. Пустое блюдечко с крошками от съеденного бутерброда. Разложенная на кухонном столе газета датирована понедельником. То есть четыре дня назад. Последним, что читал в своей жизни Свен Хагстрём, была статья о взломах летних домиков в их округе. Подозревались несколько местных наркоманов, выпущенных на свободу после прохождения курса лечения. Ей было это известно, равно как и то, что пока газетчики строят догадки по поводу воровских шаек, прибывших к нам в страну из-за Балтийского моря, краденые вещи, скорее всего, хранятся в каком-нибудь сарайчике в Лу.

Когда же они двинулись в ванную, Август Энгельгардт старался держаться позади нее. Ничего, привыкнешь, подумала Эйра, и гораздо быстрее, чем думаешь.

Перед распахнутой дверью образовалось небольшое озерцо.

В том, что предстало их взору, было что-то неизъяснимо печальное. Мужчина выглядел таким беззащитным в своей наготе. Его белая кожа напоминала мрамор.

Еще до того, как Эйра прошлой зимой переехала жить обратно в свой родной Одален, ей пришлось иметь дело с трупом, который две недели пролежал в ванной одной из квартир в Блакеберге. Когда криминалисты дотронулись до него, кожа самостоятельно отделилась от тела.

– Разве нам не следует пригласить врача? – раздался голос Августа за спиной.

Она пропустила его вопрос мимо ушей. А ты что думал, парень, разве это не наша работа – выяснить, что здесь произошло, иначе зачем я тогда тут торчу, уткнувшись носом в труп нескольких суток давности? Вдыхаю трупный смрад и вонь разложения, которое началось, едва выключили воду.

Эйра осторожно повернула стул, на котором сидел старик. Один из тех стульчиков, которыми обычно пользуются в больницах, чтобы мыть под душем тех, кто на своих ногах не держится. Сталь и пластик. Отверстие в сиденье.

Стараясь рассмотреть живот и грудную клетку, она обогнула труп на полусогнутых. Крови не было, и все же рана была глубокой. Разрез поперек верхней части живота. Эйра могла различить края раны и видневшиеся внутри органы.

Приступ головокружения настиг ее, стоило ей выпрямиться.

– Что думаешь? – спросил напарник, когда они снова оказались в гостиной.

– Из того, что мне удалось разглядеть, только одна-единственная рана.

– Хочешь сказать, сработал профессионал?

– Пожалуй.

Эйра изучила входную дверь, но никаких видимых следов взлома не обнаружила.

– Думаешь, это сделал кто-то знакомый? – спросил Август и попятился к окну, из которого была видна подъездная дорожка и стоявшая на ней американская тачка. – Кто-то, кто мог запросто сюда войти. Следов взлома, судя по всему, нет, но, быть может, злоумышленник знал, где лежит ключ.

– Если это случилось в понедельник, – сказала Эйра, – то в тот день старик выходил из дома, чтобы забрать газету. После этого он мог оставить входную дверь незапертой. А замок в туалете легко открыть с помощью ножа или отвертки, если старик вообще его запирал. Впрочем, зачем ему это делать, если он жил один?

– Вот черт!

Август вылетел из гостиной в прихожую, а оттуда во двор. Эйра успела догнать его на крылечке. Улофа Хагстрёма больше не было в машине. Дверца со стороны водителя стояла распахнутой.

– Я не увидел его в окно, – запыхавшись, объяснял напарник. – Смотрю, машина стоит пустая. Он не мог далеко уйти, только не с такими габаритами.

Разве они не просили соседей разойтись по домам? Как бы то ни было, Кьелль Стринневик не послушался, и теперь они были этому только рады. Старик стоял чуть подальше на дороге и при виде полицейских показал им вниз, на лес, тянувшийся в сторону реки.

– Куда он направился?

– Сказал, что ему нужно отлить.

Они обогнули дом, каждый со своей стороны. Улофа Хасгтрёма нигде не наблюдалось. За домом скала резко обрывалась вниз и дальше начинался лес, густой, светло-зеленый, еще совсем молодой лес, выросший здесь после вырубки примерно двадцатилетней давности, вперемешку с зарослями малинника и иван-чая. Эйра на ходу вызвала подкрепление, пока они, спотыкаясь и соскальзывая, в спешке спускались со склона, огибая каменные глыбы и заросли.

– Мой косяк, – призналась Эйра. – Я сочла его не склонным к побегу.

– Зачем же тогда он дожидался нас, если хотел сбежать?

Эйра выругалась, когда ветка упавшего дерева больно оцарапала ей лодыжку.

– Добро пожаловать в реальный мир, – иронически откликнулась она. – Здесь не все поддается законам логики.

Сначала они увидели пса. Тот стоял позади березовой рощи, зайдя на несколько метров в воду. Следом мужчину. Он сидел на бревне на берегу реки, совершенно спокойно. Напарник Эйры шагнул напрямик сквозь метровые заросли крапивы. В небо с криком взмыло несколько чаек.

– Мы должны попросить вас следовать за нами, – строго обратился Август Энгельгардт к мужчине.

Улоф Хагстрём пустым взглядом смотрел на реку перед собой. Ветер морщил водную гладь, и отражавшееся в ней небо дробилось на мелкие осколки.

– Здесь раньше лежала вытащенная на берег лодка, – сказал он, – но теперь ее, конечно, уже нет.

– Нет, мама, сам по себе канун дня Середины лета был вчера, – в третий раз повторила Эйра, откручивая крышку на банке с селедкой. – Ну а мы будем праздновать его сегодня, я же говорила!

– Да, да, не вижу особой разницы.

Эйра сорвала пластиковую оболочку с упаковки с ломтиками лосося, нарезала зеленого лука и накрыла на стол. Уговорами заставила свою маму сесть и начать мыть картошку. Сопричастность. Возможность заниматься привычными и хорошо знакомыми делами. Вот те вещи, которые нужны, чтобы крепко держаться за жизнь.

– А мы не мало накопали картошки? – обеспокоенно спросила Черстин Шьёдин. – Разве этого хватит на всех?

– Так ведь кроме нас больше никого не будет, – возразила Эйра и посмотрела в окно на заросшее сорняком картофельное поле и увядшую ботву. Она не стала говорить матери, что молодая картошка куплена в местном супермаркете.

– А как же Магнус? Дети?

Едва ли это правильно – завернуть реальную жизнь в вату и при встрече с прогрессирующей деменцией выдать ее за настоящую.

– Я пригласила его, – сказала Эйра, – но он не приедет. Магнус пока что не в форме.

Первая часть была ложью. Она не звонила своему брату. Остальное – чистая правда. Несколько недель назад она видела его мельком на центральной площади Крамфорса.

– Так, значит, он не привезет детей на выходные?

Энергичное шкрябанье ножом затихло. Мамин взгляд стал тяжелым и отрешенным. Руки безвольно упали в грязную воду, где мылся картофель.

– На эти – нет, – отрезала Эйра.

Их тени падали на стол, накрытый только для них двоих. Букетик из герани и лютиков выглядел так по-детски. Но ведь я-то здесь, хотела сказать Эйра, хотя и знала, что это вряд ли поможет.

– Помнишь Лину Ставред? – вместо этого спросила она, пока на плите закипала картошка, а они потихоньку с вороватым видом ели клубнику. Эйра открыла бутылки с пивом, низкоалкогольное для мамы и светлое для себя из новой фермерской пивоварни в Нассоме. Чего только не сделаешь ради смельчаков, которые решили отважиться открыть свое дело в их округе. – Ну ты знаешь, та девочка, что пропала.

– Нет, не знаю я…

– Да знаешь, мама. Это случилось летом 1996 года, ей тогда было всего шестнадцать. Все произошло неподалеку от деревни Мариеберг, на тропинке, что тянется вдоль русла реки, где еще стоит замок и находится склад бревен Мариебергской лесопилки, там еще душевая для рабочих была.

Она очень подробно расписала это место. Конкретно и со всеми деталями, представив его таким, каким мама знала его раньше, и сейчас могла опереться на эти самые воспоминания. Мамин отец, дедушка Эйры, в шестидесятые годы трудился на этой лесопилке, пока ее не закрыли, и мамин дом, в котором она выросла, находился неподалеку. Эйра вдруг осознала, что почти все, что есть у них в округе, можно охарактеризовать как старое или бывшее. Воспоминанием о том, что было здесь раньше.