— Почему сразу мои?

— Так всегда во всём виноваты немцы, не? — уточнил я.

— Вообще не всегда. И я не немец. Я только временно оказался в теле немца, а в душе я совсем не он, — протестовал Фриц.

— Ладно-ладно, шучу я. Итак, — я посмотрел на облака, которые всё ещё лезли в нашу сторону. — Что нам тут нужно?

С другой стороны поля боя застучал пулемёт. Фриц невозмутимо увеличил свой щит и прикрыл нас от пуль, которые с весёлым «вжиком» начали от него отскакивать.

— Да вроде трёх пиздюков должны найти.

Я заглянул в окоп, по нему волной бежала куча сине-серых людей в сине-серых шинелях, кто в противогазах, кто нет. Они как крысы пытались убежать от преследующего их газа.

— А тут их что-то слишком дохрена, — увидел я, когда споткнулся один из них, упал, противогаз слез, под ним тоже было лицо молодого парня. — Они же реально все почти дети, — скривился я. — Это что за война-то такая дебильная!

Кажется, я сказал это вслух.

— Вечная, вечная война! — завопил один из молодых, пытаясь подняться. — Во имя Императора, присоединяйтесь к правому делу!

— Это ты мне что ли? — уточнил я у него.

— Да, это говорю я вам, полковник Пупкин!

— Слышь, полковник, тебе сигареты в магазине уже без паспорта дают? — уточнил Фриц.

А я утвердительно кивнул.

— Что-то ты слишком молодой для полковника.

— Империя требует жертв! Каждый подданный Императора должен выполнить свой долг!

— И умереть? — уточнил я.

— Если придётся, то да, — ударил себя в грудь молодой вербовщик.

— Слышь, а ты случаем не комиссар? — уточнил у него Фриц.

— Нет, комиссара убили, — сказал он. — От него методички остались. Я вот, что успел, выучил.

Он осторожно посмотрел на моего друга.

— А хотите, будете у нас комиссаром. Я вижу, что вы очень начитаны, — он обернулся, увидев подползающее облако. — Только поторопитесь! Иначе мы все умрём и у полка не будет ни полковника, ни комиссара.

Я почесал затылок.

— Ла Виста, сделай что-нибудь.

— Как трахать, так я женат, — пробурчала Ла Виста. — А как сделать что-то, так Ла Виста.

— Давай не бурчи, тебе зачтётся, — хмыкнул я.

— Когда это? — навострила уши Ла Виста.

— Когда-нибудь, — сказал я. — Может в следующей жизни, — увидев её неудовлетворение, я добавил: — А может и раньше.

— Ладно, — Ла Виста взлетела и часто-часто заработала крыльями, создавая поток воздуха, который собрал все эти облака ядовитого газа, и они плавно потекли через короткую нейтральную полосу, заполнив окопы вероятного противника.

Теперь кашель и маты понеслись оттуда.

— Ого! — сказал полковник Пупкин, высунувшись за бруствер. — Вот это нам повезло! Неужели свершилось пророчество, и с неба спустились боги? Вас как зовут? — посмотрел он на меня с такой собачьей преданностью и надеждой, что я не сдержался.

— Ну, Волк меня зовут.

— Не знаю такого бога, — сказал Пупкин и повернулся к моему товарищу. — А вас?

— А меня Фриц.

— Хенде-хох! — заорал Пупкин, пытаясь достать из кобуры пистолет, но он там застрял.

Фриц среагировал быстрее, протянул руку и выдернул у него пистолет.

— Пушка детям не игрушка, — назидательно сказала он и я заржал.

— Во, видишь, не только я тебя за врага принял. А сами-то вы кто?

— А мы имперцы, — сказал Пупкин, надул губы и посмотрел на Фрица. — Отдай пистолет, пожалуйста. Он за мной закреплён и у меня проблемы будут.

— Отдам, — сказал Фриц, — но потом.

— А Империя у вас какая?

— Как какая? Империя может быть только одна! — сказал Пупкин.

Мне внезапно стало смешно, и рядом со мной начал хихикать и Фриц.

— Слышишь? Говорит, Империя может только быть одна. А ты сколько помнишь?

— Хер его знает, — покачал головой я. — Вообще я уже больше их забыл, чем запомнил. Так что молодой человек заблуждается. Итак, — повернулся я к нему, — нам надо три маленьких пиздюка.

— Чего? — спросил Пупкин.

Я внезапно понял, что понятия не имею, кто мне нужен. Что там лысый кот говорил?

— Два мальчика и одна девочка. Молодые, скорее всего борзые. А ещё подозреваю, что немного посильнее, чем вы. Нет у вас никакой сладкой троицы, что постоянно ходят вместе неразлучные и создают всем неприятности.

— Есть, — внезапно посмурнел Пупкин. — Вот только не у нас.

— В смысле не у вас?

Он кивнул на другую сторону, где все ещё продолжали кашлять и матюгаться.

— Три камрада, три вечных камрада, скорее всего вы про них говорите.

— Вечных камрада? — тут уже удивился я. — Это ты о чем?

— Ну так мы с повстанцами сражаемся, которые против гнёта Империи и вот этого всего, — внезапно оглянулся Пупкин настороженно. Потом лицо его просветлело, и он выдохнул. — А, комиссар-то сдох, — он замялся. — Ну, в смысле погиб смертью храбрых. А то за ересь могут и расстрелять. Ну так вот, была у нас империя, а тут появились три камрада, которые взбаламутили умы и начали войну. Вот она длится уже 1000 лет.

— Прям 1000 лет? — уточнил я, на что Пупкин немножко смутился.

— Не, ну так говорят. Но, подозреваю, поменьше, потому что человечество погрязло в разрухе и когда она на самом деле началась никто не знает. Просто электричества уже нет. Вот порох и только газ остался. Так и воюем. И конца, и края этому не видно, — сокрушённо покачал головой он.

— Ясно, — сказал я. — Так а где этих трёх камрадов-то искать?

— Ну, где-то там, — кивнул Пупкин в сторону. — Должно быть у них там, в окопах сидят.

— В окопах сидят? Так они что ещё сами и в бой ходят? — уточнил я.

— Да, у повстанцев же девиз: «слабоумие и отвага». Они всегда на передовой.

— Точно, наши пиздюки, — одобрительно сказал я. — Пошли, Пупкин, покажешь.

— Куда это пошли? У меня полк, мне нельзя, — начал канючить молодой полковник.

— Да не ссы, — сказал я, — будешь парламентёром. Ты же хочешь войну закончить и стать героем?

— Хочу, — сказал он.

— Ну тебя ещё Император чем-то наградит.

— О, это было бы круто! Я бы у него тушёнки попросил, — мечтательно закатил глаза Пупкин.

— Тушёнки… Капец! — покачал головой я. — Ладно. У тебя есть что-то белое?

— Да, мои подштанники, — достал из рюкзака он.

Я скривился.

— Какие-то они не очень белые и пахнут странно.

— Ну-у-у, — протянул Пупкин, — какие есть. Вы думаете, так просто артиллеристский обстрел пережить, когда тебе на голову снаряды валятся?

— Теперь понимаю, почему они такие жёлтые.

Я нагнулся и поднял винтовку, к которой был прикручен штык.

— Надевай вот на штык, — сказал я. — Я к этому… гхм… флагу и близко руками не прикоснусь.

Пупкин сделал. Я высоко задрал парламентёрский флаг и пошёл вперёд.

— Куча, прикрой малыша.

— Сделаю, — сказал тот и просто задвинул юного полковника за спину.

Ну и мы пошли вперёд, не скрываясь. Первым в нас прилетел артиллерийский снаряд, который ловко был отбит щитом Фрица. Потом ударили одиночные винтовочные выстрелы. За ними щедро полились пулемётные. Я также превратил свой меч в щит и сошёлся бок с боком с Фрицем, и мы продолжали своё движение. Какие-то недружелюбные козлы!

— Эй, ушлёпки! — заорал я, повыше подняв «флаг». — Переговоры! Мы требуем переговоры!

Раздался характерный свист и навесиком к нам полетели мины. Ну, с этим было просто. Шутник ловил их на лету и запихивал себе в рот. Глухие бум-бум-бум внутри него вызывали у него лишь лёгкую улыбку.

— С ума бы не сойти. Это что вкусно? — осторожно уточнил я.

— Это смешно, — категорично сказал шутник.

— Ну да, точно обхохочешься!

Мы шли и шли. А в нас стреляли и стреляли. И, конечно же, ничего не могли сделать. Я не знаю кто затеял эту дебильную войну и для чего, но она была какой-то чрезвычайно… не эпичной.

Где веселые файрболлы летящие с обеих сторон? Где удары молний, испепеляющие целые армии врага? Где, в конце концов, снежная буря, что уносит вражеский штаб вместе с полководцем? К хренам… Где всё веселье, я вас спрашиваю?!