— Это вы про полицмейстера с Мелковым? Эх, Фан-Фаныч... - покачал головой Потапенко.

- Отражено усилиями Кровных губернии, Азовского казачьего войска, улан, продолжал перечислять отец.

- И еврейского народного ополчения! - почти неожиданно для самого себя вставил Митя.

На него посмотрели - с некоторым сомнением.

- Пусть его, - наконец согласно кивнул губернатор. - Кабы местные меня в дом не втащили, стоптали бы в бою, как есть стоптали! К тому же, их надобно или за склады оружия в домах карать по всей строгости или уж награждать за применение оного противу врагов отечества!

- Тогда и о награждении похлопотать след! - влез Потапенко. - Мои хлопцы еще с варяжского набега заслужили!

- Иудеев награждать петербургские чиновники точно не позволят... А и пусть! Глядишь, так увлекутся, что и не сообразят, откуда у нас Мораныч взялся! - залихватски махнул рукой губернатор. - Но тем каббалисту с инженером - ничего! - строго предупредил он. - Хватит с них оправдания в убийстве полицмейстера!

- Слухи все равно пойдут, - предупредил Урусов.

- Пусть идут, - кивнул отец. - Мы же не собираемся навсегда скрывать Истинного князя от глаз. Если мы получим для моего сына полгода спокойной жизни - неплохо, год - замечательно, а два - и вовсе будет подарком Предков!

- А вы, Митя, что скажете? - обернулся к нему Урусов.

- Я пока не готов ехать в Петербург, - развел руками Митя. - У меня тут мара. Если я с ней в Петербург вот так, сходу, без подготовки явлюсь, могут и не понять!

- Смертевестница? - нервно переспросил губернатор.

- Она самая! Кстати, Михал-Михалыч, вы уж предупредите своих, чтоб ее за обычную нежить не приняли, а то она обижается.

«А на кого она обидится, тому не поздоровится!»

Потапенко в ответ крякнул и огладил усы.

- Да и другие люди в моем окружении требуют внимания

— Это альв-то - люди? - неодобрительно проворчал губернатор. - Хотя ... - он тяжко вздохнул, так что аж ласточины хвосты бороды дернулись. - Раз у нас вражда с фоморами пошла, может, и прав ты, молодой князь. Коли всё решено, отпустим юношу - что ему тут с нами сидеть. А у нас еще дела.

- Если позволите, я провожу сына и вернусь, - отец встал.

- Да он и сам в губернаторском дворце не заблудится, ему теперь тут часто бывать придется, - с усмешкой сказал губернатор. - Но коли ваши светлости желают посекретничать, так извольте.

Оправдываться отец не стал, лишь поклонился коротко и вышел за дверь. Они молча шли по коридорам, при этом настороженно озираясь по сторонам: ни один не исключал, что за какой-нибудь дверью в засаде дожидается губернаторша. Может даже с племянницей. Митя злился: выставили, как будто он не Истинный Князь, а мальчишка несмышленый. Зато уж точно понятно, как бы с ним стали обращаться в Петербурге. Трудно поверить, но так и есть: каких-то пять месяцев назад он мечтал вернуться, а теперь был рад, что это случится нескоро!

- Они точно не сообщат обо мне? - встревоженно спросил он отца.

- Они точно сообщат. Своим родам, но этого мы, собственно, и добиваемся. Тебе ... нам нужна для тебя не только свита, но и влиятельные союзники.

- А если кто-то из них напишет еще кому-нибудь?

- Во-первых, мы узнаем кто это будет и кому он напишет. А во-вторых, - отец вдруг шкодливо усмехнулся. - Ты забываешь, что в губернии по-прежнему военное положение, а значит, вся почта подвергается полицейской люстрации. И курьеров имеем право останавливать. Не беспокойся, - он крепко взял Митю за плечо. – Продержимся, - кивнул и ушел обратно в кабинет.

На улице его ждали Йоэль с Ингваром. Митя остановился рядом, с нетерпением поглядывая на выход.

- Мы кого-то ждем?

- Да. Навряд их надолго задержат.

В тот же миг на ступеньках губернаторского дворца появилась Даринка. Под руку с отцом она неторопливо спустилась и остановилась, глядя на Митю вроде бы снизу вверх. Митя смутился. Он подготовил, что ей скажет, но сейчас понял, что его речь была рассчитана на деревенскую девчонку, или уличную оборванку, а сейчас, в шляпке и розовом салопе она была такая барышня.

- Прошу прощения, Родион Игнатьевич, могу я попросить о небольшом приватном разговоре с Дарьей Родионовной? Мы будем здесь же, у вас на глазах ...

- Нет.

Митя уже протянул руку, подхватить Даринку под локоть и это резкое «нет» от обычно добродушного Шабельского заставило его вздрогнуть и изумленно уставиться на Родиона Игнатьевича.

По лицу Шабельского пробежала гримаса, он явно собирался с духом:

- Не знаю, и впрямь ли вы Истинный Князь, как об этом говорят ... Если такие люди как его превосходительство в это верят, что ж... Признаем, что и в древних сказках может оказаться зерно истины, - тон Шабельского был полон сомнений. - Но кем бы вы ни были, я пока еще хозяин в своем семействе! И если вы пренебрегли словами моего сына, то уж с моими вам придется считаться - я запрещаю вам приближаться к моим дочерям! Ни к Лидии, ни к Зине, ни к Аде, ни ... – Шабельский задохнулся, затряс красными от гнева щеками и наконец выдохнул. - От вас им одни беды!

- Не беспокойтесь, Родион Игнатьевич, - в глазах у Мити потемнело от злости, но он старательно держал себя в руках. - Барышни Шабельские меня более не интересуют... кроме младшей, - он перевел взгляд на Даринку.

Шабельский даже приподнялся на носках, нависая над Митей, и процедил:

- Но вот ее-то вы никогда и не получите ... ваша светлость ... - с непередаваемым сарказмом закончил он. - Идем! - и дернул Даринку за руку, едва не заставив упасть.

- Так и пойдете, Дарья Родионовна? - вслед им бросил Митя. - К папеньке и братцу? Пусть они вас снова отправят хоть к лавочнику богов пробуждать, хоть к конскому барышнику гнедого выкупать.

- Да как вы сме... - начал Шабельский, но Даринка лишь похлопала его успокаивающе по руке.

- Я - ведьма Шабельских, для того рождена и от предназначения своего не бегаю, - она окинула Митю исполненным сарказма взглядом.

У, ведьма ...

- И Шабельские более не нуждаются ни в каких гнедых! У нас теперь такие кони будут, что из самих императорских конюшен приезжать станут! И платить не серебром, а золотом! Засим позвольте откланяться. Мою долю ценных бумаг пришлёте с нарочным, - она повернулась на каблуках, махнув подолом и под руку с отцом горделиво направилась прочь.

Красный от негодования Шабельский что-то бурно и нервно ей выговаривал.

- Как полагаете, может ей стоит сказать, что в ближайшее время у нее не выйдет скрестить пойманного ею фоморского кельпи с тем загнанным гнедым? - глядя ей вслед, спросил Йоэль.

- Потому что кельпи - не кобыла, а жеребец?

- У кельпи это не имеет значения, они же - вода. Кем захотят, тем и будут. Просто это не кельпи. Те - речные, а от коня соленые брызги летели. Это мог быть эхушкье, но тогда бы мы с милой барышней не беседовали - они людоеды. Так что агиски, - и отвечая на Митин взгляд, пояснил. - Они как раз от Самхейна до Йоля по полям бегают, скот жрут

- Конец бедняге гнедому. И новой лошадиной породе – тоже, - криво усмехнулся Митя.

- После Йоля у нее был бы шанс.

Митя еще подумал и покачал головой:

- Не говорите. Не стоило им вот так грубо отказываться от предложения Истинного князя.

Ингвар посмотрел на Митю возмущенно, а Йоэль лишь криво усмехнулся:

- А вы мерзавец, ваша светлость. - не понять, с одобрением или осуждением сказал он.

- Хоть кого-то не приходится в этом убеждать!

Глава 31. Финал, но не конец

Карета, присланная за князьями Белозерскими, подъезжала к Екатеринославу. В душе главы рода, Кровного Князя и генерала от артиллерии Сергея Белозерского кипели нетерпение, вкупе с сильнейшим раздражением. Как тут не злиться? Билеты на чугунку они до самого Екатеринослава брали, а тут оказалось, что на полпути между местечком с названием Хацапетовка и губернском городом рельсы обрывались прямиком в поле ... хотя и отнюдь не чистом! А наоборот, изрытом канавами, засыпанном щебенкой, и поверху размытом дождями. Вокруг гремела стройка, звенел металл и бухали ножищами глиняные големы. Выглядели те не очень хорошо - будто по ним из орудий лупили! - но дело свое исполняли. На только выпустившегося из Михайловского училища двоюродного племянника Санечку впечатление произвели поистине сокрушительное. Санечка немедленно полез знакомиться с командовавшим глиняными великанами молодым каббалистом, а еще через пару минут тот уже осведомлялся не та ли они родня, что ожидают в «доме на Тюремной». Дальнейшие переговоры установили, что «дом на Тюремной» — это дом зятя, Аркадия Меркулова, после чего багаж Белозерских был нагружен на одного голема, а сами они усажены на плечи остальных – и буквально в пару десятков шагов глиняные громадины преодолели жидкую строительную грязь, доставив их к присланной местным губернатором карете.