Мягко, как пар над чайником, пыхнул клочок серого тумана, оставив в воздухе стремительно вертящееся ... ведро.
С грохотом оно рухнуло на край выжженного в мостовой черного круга, в центре которого торчал перекрученный, как свернутая веревка, фонарь.
Митя наклонился, подобрал ведро, с лязгом, от которого вздрогнула вся улица, уронил в него топор. Разжал руки и позволил и тому и другому исчезнуть.
- И лицо сделайте... поживее, - пробормотал бочком подобравшийся к нему Ингвар. - А то, простите, оно ... череп. Еще за фомора примут.
Митя обеими руками потер лицо и тяжело привалился к перекрученному фонарю:
- Нет, ну право же, лучше бы мисс все же урок провела, чем вот так ...
А когда отнял руки от лица, рядом стоял княжич Урусов и пренебрегая этикетом и приличиями пристально его рассматривал:
- Вы ведь все повторяли, что не Мораныч, верно, Митенька?
- Неоднократно, княжич ... - Митя поглядел на него настороженно.
- И что Аркадий Валерьянович - ваш отец, породивший вас в законном браке с ... с ... - голос у княжича прервался и с благоговейным ужасом он выдохнул, - с вашей матушкой ...
- И это так ... - еще больше насторожился Митя.
Губы и ресницы Урусова задрожали, а потом он вдруг согнулся пополам, и совершенно неприличным образом захохотал:
- И ведь правду же, чистую правду говорили ... вы и не были Моранычем ... еще не были... а мы-то здесь: «незаконнорожденный Белозерский ...» - явственно передразнил он кого-то и перестав смеяться, с чувством добавил. - Какие же мы все-таки дураки... А еще гордимся... Кровные... - и надрывая горло, в полной тишине заорал. - Славься, Истинный Князь!
- Який ще ... Истинный Князь? То ж сказка! - потерянно пробормотал Вовчанский.
- Первый за полтысячи лет! И это сказка стоит рядом с вами, вахмистр! Слава Новой Крови! Слава!
Пару мгновений голос Урусова звучал в тишине, а потом вдруг вся толпа дружно заорала. Орали уцелевшие городовые, потрясая оружием, орали уланы, взмахивая саблями, рычали оборотни, свесившиеся из окон обитатели окрестных домов махали руками и тоже орали, орали, орали ... Вряд ли все они слышали слова Урусова, а кто слышал - вряд ли многие поняли, но торжествующий победный клич перекатывался из улицы в улицу, взмывая над в очередной раз уцелевшим городом. И разве у них не было повода торжествовать?
Митя ухватил Ингвара за рукав, заставляя пригнуться к себе:
- Присмотрите за отцом. И Йоэлем. И Даринкой. И вообще присмотрите тут, а мне надо еще кое-что сделать.
Он метнулся к приведенному Ингваром автоматону, и сходу поддав пару, погнал его в ближайший переулок.
Глава 29. Наказание за преступление
- Ты глупец! Я даже не могу поверить, что ты такой глупец! Как, вот как ты мог себя настолько глупо повести? И ради чего?
- Потому что я их ненавижу! Я хотел, чтоб они оба страдали! И этот ублюдок Митя, который думал, что, если у него Кровная родня, так он выше меня! И его папаша, полицейский шпик, ради своей жалкой карьеры давший чужому ублюдку имя! Я видел, как Митька подыхает! И сделал так, чтоб он меня тоже видел! А еще я хотел, чтоб и наш бесценный сосед, прежде чем сдохнет, знал, что Митька - уже мертв! И что это сделал я!
Горячечную сумбурную речь оборвал звук звонкой пощечины.
- Что ж, ты своего добился - теперь он знает. Ты ему об этом сказал! – произнес презрительно-ледяной голос. - А еще тебя слышали городовые, казаки, княжич Урусов, и не удивлюсь, что даже сам губернатор, если он, конечно, уцелел в той бойне.
- Я в плаще был и шляпе!
Новый звук пощечины.
— Это только в романах героя под плащом никто не узнает!
- Пусть докажут! Митька меня в этом плаще на бабайковском подворье видел – и молчал, потому что доказательств никаких!
- Тебя все видят! Тебя везде видят! Боже, зачем ты послал мне сына-идиота! – и снова пощечина.
- Прекрати меня бить! Ты не лучше! Ты говорил, что все получится! И про Бабайко так говорил, и про варягов! Ты говорил - за нами сила! Обещал, тебя наместником сделают! Все рудники и заводы нашими будут! «Такой куш, такой куш!» И что? Удираем теперь?
- Да, удираем! - к звукам перебранки прибавился звук торопливых шагов - похоже, увлекшиеся взаимными упреками собеседники вспомнили, что они действительно удирают. - Скажем, что уехали в имение еще вчера. Анна подтвердит - куплю ей новую побрякушку. Слуги болтать не осмелятся. Против нас только фонари, которые мы поставили, но, если твердо стоять на своем... - шаги совсем приблизились, и из-за угла почти бегом выскочили двое. Первый остановился так резко, что торопящийся за ним следом второй с размаху врезался ему в спину, охнул, выглянул из-за плеча и закричал, содрогаясь от ненависти:
- Ты же был мертв! Он был мертв, отец, клянусь тебе, я видел, как он упал, я ...
- Право же, не так громко. После битвы, знаете ли, хочется тишины, - не переставая в манере ротмистра Богинского разглядывать собственные ногти, Митя чуть поморщился - то ли шум раздражал, то ли состояние ногтей не нравилось. И правда, два, вон, вовсе ободрал - до живого мяса! И больно, и ужасный mauvais tоn. - Не сердитесь на Алексея, Иван Яковлевич, он и правда старался. У него даже почти получилось - не его вина, что некоторым смерть ничуть не мешает в жизни. Даже помогает.
- Если тебя городское быдло не добило, так я сейчас закончу! - взвизгнул Алешка Лаппо-Данилевский, выхватывая из-за пазухи паро-беллум. Палец его дернулся на курке...
Алешку прибило ведром. Оно грохнулось сверху, по касательной долбануло его по голове, отлетело и загремело по мостовой. Алешка пошатнулся, рука с паро-беллумом пошла вниз, пуля ударила в булыжник, со звонким клацаньем отрекошетив в сторону.
Двигаться Митя начал раньше, чем Алешка сунул руку за отворот сюртука. Нырок вниз, длинный шаг и появившийся в его руке пожарный топор черенком с силой толкнул Алешку в грудь, опрокидывая того на мостовую. Лезвие топора прижалось Алешке к горлу, а ногой Митя наступил ему на грудь, придавив к мостовой. Тот рванулся и замер, опасливо косясь на сверкающую у самых глаз сталь.
- Ничего не скажешь, удобств и выгод в таком оружии немало, - косясь на ведро, себе под нос пробормотал Митя - под его взглядом ведро исчезло. - Но все равно как-то по-плебейски, - и уже в полный голос бросил выхватившему паро-беллум Лаппо-Данилевскому. - Не стоит, Иван Яковлевич. Я, конечно, понимаю, что от такого, как вы выражаетесь, идиота-сына не грех и избавиться ...
- Мразь! - прохрипел Алешка. - Поганый ублюдок!
- Но не рассчитываете же вы справиться там, где проиграли фоморы? - не обращая внимания, мягко продолжил Митя. - Да и сами вы недалеко ушли от сынка ...
- Простите? - ледяным тоном переспросил Лаппо-Данилевский. Паро-беллум он не опускал, мечась глазами между топором у горла сына и стоящим над ним Митей.
- Вряд ли в этой ситуации вам стоит надеяться на прощение, - вздохнул Митя.
- Не понимаю, о чем вы говорите, - ледяным тоном бросил Лаппо-Данилевский.
— Это, знаете ли, пока вы против подданных отечества нашего злоумышляли, можно было рассчитывать на недостаточность улик или поддержку покровителей. А к делу о государственной измене подход иной будет. О ваших денежных затруднениях известно многим, так что причину предательства искать не придется. Неужто и впрямь надеялись, что фонари, выставленные руной призыва, и массовое кровавое жертвоприношение удастся выдать за случайность? Да и Алешку видели: в той самой пещере, где он сговаривался с лазутчицей фоморов. Собирались поставить там пару фоморьих фонарей и подготовить «засадный полк»? Ударили б на город не только изнутри, но и снаружи? Любопытно, кого в жертву готовили? – Митя поглядел на Алешку, на старшего Лаппо-Данилевского и устало покачал головой. - Впрочем, нет, не любопытно. Неплохой план, как и все иные ваши планы. Даже удивительно, что при такой предусмотрительности они всегда заканчиваются неудачей, - равнодушно добавил он.
