Вера Слабая
Губы цвета спелой черешни
1
Я шел не спеша до парковки. Кирпичные листья обложили мою машину, запятнали грязью крышу и лобовое стекло. Осень начинала увядать, тускнеть, подгнивать в бурых лужах. Мне нравится это время года: я помешан на старомодных английских плащах и шерстяных балмакаанах, кожаных оксфордах с ручной строчкой и мягких длинных шарфах крупной вязки. Все оттенки осени мне к лицу, опавшие листья становятся брошками и рябыми погонами на плечах моего темно-зеленого пальто. Я ждал ее у машины, высматривал бордовые лоферы средь рядов авто студентов. Мне оставалось только закурить в ожидании, ведь она вечно опаздывает. А может, я закурил от волнения. Как все пройдет? Сказала ли она кому-то, с кем сегодня ей предстоит пообедать? Чего она ждет от меня? Накрасилась ли она чуть ярче обычного, чтобы мне понравиться? Я чувствовал себя в самом центре пряной осени, пьян от собственной настороженности, чувствителен к шепотам листвы. Сигаретный дым пропитывал мороз и таял розоватой пленкой на глянцевых лужах. Хотелось замереть, закрыть глаза и задержаться тут. Ведь дальше все станет другим. Я услышу ее голос не из своих воспоминаний, а наяву, замечу потертости лоферов, зацепку на шерстяных чулках – она любила коричневые оттенки. Далее наступит вечер, темный, с клубами пара легких на щеках – и я стану не так осторожен, отуплюсь, закончу любоваться.
Сара показалась из-за большой старой ели кампуса, которая повидала немало свиданий, подобных нашему. Кровь прилила к ее губам цвета спелой черешни, молочным скулам и вздернутому носику. У нее сбилось дыхание, и иней сахарными жемчужинами обсыпал край шотландского шарфа. Она была очень мила, меня это тронуло.
– Я так виновата, прошу прощения. Меня задержали на хирургии..
– Брось, я бы удивился, приди ты вовремя, – сказал я, докуривая сигарету и бросая ее под колеса соседней машины. Сара накрасилась ярче обычного, я доволен и не злюсь.
Она села вперед, ее пальцы теребили бахромку шарфа, а коленки нервно почесывали друг друга. Саре было неуютно, она волновалась.
– Ты говорила кому-нибудь о нашей встрече? – спросил я, наверно, угрожающе, потому как она сжалась еще больше прежнего.
– Нет, конечно, нет, что вы…
– Хорошо, хорошо, прости, что спросил.
Перед тем, как отъехать, я полюбовался ею. Во внутренних уголках глаз блестели белые кристаллики, похожие на чистые слезы. Сара выглядела, как святая мученица, слегка встревоженная, нежная, мягкая, розовая даже на запах.
– Ты прелестна сегодня, – сказал я и тронулся с места. Краем глаза я заметил, что она улыбнулась.
2
Я привез ее в темный и тихий ресторанчик, неподалеку от ее дома, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Сара здесь раньше не была, и я знал это. К нам подошел официант, тощий и бледный, как засохший сыр в конце вечеринки. Наверно, тоже был студентом, и его здесь даже не подкармливают: уж больно серый у него цвет лица и жалостливые глазки. Официант оглядел нас и настороженно уставился на меня, не зная, кем я прихожусь молодой даме. Я в свою очередь уставился на его сандали. Мне самому стало неловко за свое лицо, старше его собственного и щетину с ранней проседью. А Сара была чудесным цветком, выдыхающая пьянящие юные пара черешни с ее губ. Волосы цвета паутинок на солнце средь лесной травы, и глаза оттенком того самого леса. Иногда я слышал, как птицы щебечут в тумане ее волос. А это она болтала на птичьем и смеялась.
– Что ж, поздравляю нас с первым выходом в свет, – сказал я и поднял вверх бокал с водой.
– Я очень рада, поздравляю и вас, – тихо сказала она и улыбнулась, как заговорщица в монастыре.
– Давай на ты, мы ведь уже не в университете.
– Хорошо.., – она запнулась и снова захихикала, – как прошел твой день?
– До тебя была одна скука. Что может быть примечательного в дне, точно таком же, что и год назад в это число. Я сбился со счета, сколько календарей сменил в том желтом кабинете.
– Тебе неинтересно, а мне все новое. Ты будешь показывать мне свое старое и надоевшее, а я буду восхищаться каждым карандашом в стакане. Так и ты полюбишь свое надоевшее, – ну как же красиво она улыбалась. Я смотрел на нее, как родитель – с умилением – ребенок впервые заговорил. Но ее энтузиазма мне было чересчур. Я хотел просто смотреть и молчать. Я готов был заплатить ей, как слишком молодой проститутке, чтобы, не прикасаясь, наблюдать за ее горем юности.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.