— Да, мама…

Слова матери сразу испортили настроение, ужин в ресторане стал чем-то недозволенным: действительно, какое у него право выбросить сегодня пятьсот рублей — а именно такую сумму прикинул он, зная ресторанные цены, — когда впереди только пенсия и стипендия, которые вместе составят, наверное, не больше того, что он задумал истратить.

«А ладно, какого черта! — подумал он. — Провоевать почти всю войну, остаться живым и не иметь права посидеть с женщиной в ресторане. Вон они, нашивки за ранения — два легких, два тяжелых! Это же кровь! Чего еще раздумывать!» — отбросил он сомнения и прибавил шагу.

Около кафе «Националь» стояла очередь, человек тридцать… Не успел он спросить, кто последний, как подошла Майя и, схватив его за рукав, отвела в сторону.

— Я совсем забыла, Володька… Здесь могут попасться знакомые. Пойдем в другое место.

— В «Коктейль»? — спросил он.

— Туда тоже не стоит.

— Куда же?

— Не знаю… Пойдем пока просто прогуляемся, — она взяла его под руку, и они пошли вверх по Тверской.

Володька любил старые названия московских улиц, да и неудобно было говорить: «пойдем по Горького». Надо было прибавлять «улице», а это лишнее слово всегда выпадало, и получалась нелепость.

— Володька, ты очень дружил с Сергеем. Где он сейчас? — спросила Майка.

— Жив. Но еще не демобилизовался.

— Мы встретились в сорок втором… Он был в штатском при «звездочке» и вроде не собирался воевать.

— Он пошел, Майя.

— А его отец? Сергей говорил что-то о посылках… без которых…

— Отец сам отказался от его помощи, — перебил Володька. — Через два года он должен выйти… Сережке повезло, его взяли в школу военных переводчиков.

— Повезло? — усмехнулась она. — Наверное, сам объявил, что знает немецкий.

— Возможно… — безразлично протянул Володька.

— Он тебе ничего не рассказывал… про меня? — Майка взглянула прямо в глаза Володьке.

— Про тебя? Говорил, что ты стала роскошной женщиной, — улыбнулся он. — И был прав.

— Терпеть не могу этого слова! Больше ничего не говорил?

— Ничего.

Ему показалось, что она облегченно вздохнула, но он не придал этому значения.

— Куда же нам зайти? Я настроился посидеть где-нибудь.

— Володька, у тебя, наверно, не так много денег? Давай просто пошатаемся по Москве…

— Может, зайдем в самотечную «Нарву»?

— В эту забегаловку? Нет, Володька, погуляем. Разве тебе не приятно бродить по Москве… победителем, — досказала она.

— Да, победителем, — задумчиво сказал Володька. — Правда, Вовка Деев при нашей встрече высказался: войну-то выиграли, а мы с тобой калеки…

— Не смей об этом! — резко прервала Майка.

— Знаешь, когда шла война, не страшно было никакое увечье, а вот сейчас… На параде-то не мы прошлись, — закончил он.

— Впереди вся жизнь, Володька. Неужели ты этого не понимаешь?

— Умом понимаю, но вот почувствовать это душой что-то не получается, — задумчиво произнес он.

— Получится, — она дотронулась до его руки и слегка пожала.

Они вышли к Страстному бульвару, повернули направо и двинулись к Трубной. Возле пивной, где сегодня напророчили Володьке скорую смерть, он остановился…

— Зайду куплю папирос. Подожди меня.

Через несколько минут он вышел с пачкой в руках. Около Майки стоял какой-то пожилой, хорошо одетый мужчина и, держа ее за локоть, что-то говорил. Володька подошел и с недоумением уставился на него.

— Володька, я этому гражданину очень понравилась. Приглашает в ресторан. Скажи ему пару слов, — спокойно проговорила она, усмехнувшись.

— А ну пшел! — процедил Володька, отрывая руку мужчины от Майкиного локтя. — Пшел! — повторил он, надвигаясь на него.

Тот растерянно скривил рот, потоптался на месте, ища выхода из создавшегося положения, но, когда Володька отвел руку для удара, пробормотал:

— Извините, я не знал, что дама не одна… — и отошел от них.

— Вот видишь, — рассмеялась Майка. — А ты говорил — в армию…

— Надо было врезать… Сколько сволочей развелось, — угрюмо проворчал Володька.

— Ты все такой же, — ласково потрепала она его по щеке, вспомнив, видно, школьные «подвиги» и частые отметины на Володькиной физиономии.

— Я сегодня на этом самом месте уже дал одному…

И рассказал про утреннее происшествие.

Ты уверен, что он из твоей роты? — немного помедлив, спросила Майка.

— Черт его знает!

— Забудь об этом. Просто какой-то псих, — сказала Майка.

Пройдя дальше по бульвару, они присели на скамейку и закурили. Володька с наслаждением тянул дымок «Казбека», казавшийся таким ароматным после махры, которую он постоянно курил.

— Скажи, Володька, у тебя был кто-нибудь на фронте? — вдруг спросила она.

— Не было… Я же в пехоте воевал, а там… — о Клаве он умолчал. — Почему ты спрашиваешь?

— Так… Не переживай, у тебя все будет.

— Я и не переживаю, — улыбнулся он. Потом поднялся и решительно произнес: — Пойдем в ресторан.

— Нет, — покачала она головой, — не хочется. Погуляем еще.

~~~

Домой Володька вернулся не поздно, чему мать, видевшая его приготовления перед уходом, удивилась:

— Ты уже пришел? Давай ужинать.

За скудным ужином — немножко хлеба, жидкий чай с полкусочком сахара — мать опять спросила, когда же он пойдет к Юлькиным родителям.

Володька сразу сжался и пробормотал, что пока ему очень трудно.

— Знаю, но это нужно, — настойчиво сказала она.

— Мама, я четыре года делал только то, что надо… Я устал от этого.

— Володя, ты думаешь, если окончилась война, это слово потеряло свое значение? Нет, оно на всю жизнь, — она вздохнула и внимательно поглядела на него.

Он поднялся из-за стола и, закурив, стал ходить по комнате. Вдруг остановился, осененный новой для него мыслью.

— Знаешь, мама, наверно, сейчас я имею право делать все, что хочу. И к черту всякие «надо»! По крайней мере, пока, до института, — он смотрел на мать, ожидая ответа, но она отвечать не спешила, покачала головой, взяла папиросу, прикурила от Володькиной и только потом сказала:

— Это может тебя далеко завести.

— Нет, мама, — горячо возразил он. — Просто нужно немного расслабиться. Сама же говорила…

— Я говорила о другом, Володя, — перебила она и, помедлив, спросила: — Как ты себя вообще чувствуешь?

— Хорошо. Почему ты вдруг?..

— Так… — неопределенно ответила мать, еще раз поглядев на него. И он понял, что она не поверила в его «хорошо».

~~~

Вовка Деев выписался из госпиталя и позвонил Володьке.

— Ну вот я и вышел на волю, так сказать, — сказал он в трубку, — а посему приглашаю долбануть по этому поводу.

— Куда пойдем?

— Заходи ко мне, решим… Куда-нибудь недалече от дома, а то ковылять на этих чертовых костылях трудновато.

— Приду.

Недолго размышляя, они решили отправиться в самотечную «Нарву» — и от Деева недалеко, и место знакомое… Деев долго рассматривал меню.

— Мясца охота… Давай по бифштексу по-гамбургски?

— Валяй, — согласился Володька, ощутив, как рот наполнился слюной.

— Так… По стопочке, конечно, и пивка холодного, — чмокнул губами Деев.

Жареного мяса Володька не ел с тридцать девятого года, не считая лошадиной губы, которую, проткнув штыком, поджаривал на костре под Ржевом. И Вовка Деев, наверно, тоже давно не едал такого, а потому проглотили они залитое яйцом мясо в один присест, не ощутив сытости. Деев, немного помявшись, все же решился выбросить еще пару сотен — заказал по второй порции и еще по стопке. В головы немного ударило, и Деев начал:

— Ты же знаешь, с отцом у меня еще до войны были сложные отношения, гулял он, бабник невозможный, а тут совсем распоясался — начальничек же… Ведь, считай, с дочками спал, с девчатами нашего с тобой возраста, меня не стеснялся. Короче, мне эта тыловая, прифронтовая жизнь, как передохнул и отъелся после училища, осточертела, плевать я на нее хотел, воевать же шел, а не в тылу отираться, — он задумался. — Тут и получилась история.