Внутри завода тоже были улицы, подобные городским, асфальтированные и засаженные липами. Они тоже имели названия, таблички висели на угловых корпусах: Коллекторная, Лабораторная, Термическая, Главная, Литейная — больше двух десятков улиц. Светлая «Волга» двигалась медленно: впереди тянулся сорокатонный «БелАЗ», тащил за собой на стальном листе высокий станок, а навстречу шла из автоцеха колонна «ЗИЛов». Выругав «БелАЗ», водитель «Волги» свернул на Модельную и погнал машину, наверстывая время. Здесь были самые старые цеха, когда-то, при зарождении завода, главные, теперь вспомогательные, одноэтажные строения за густой зеленью. Перед модельным цехом стояла ржавая вода, затопляя траву палисадника. Открылась стальная калитка в стене, и из нее прыгнул через лужу молодой человек в светлом плаще — перед самой «Волгой».

Это был главный металлург Рокеев. Водитель, не спрашивая, остановил машину. Рокеев сел сзади, поздоровался, сказал:

— Я с вами. Смоляк не приехал?

— Нет,— сказал Шубин.

— Я думал, он в выходные приедет.

— Нет, не приехал.

— Я сейчас на модельного,— сказал Рокеев.— Новиков жалуется на них, а у них все было готово позавчера.

За первой железнодорожной веткой пошли литейные цеха, опоясанные черными эстакадами, пылеочистными циклонами и трубами. Было девять часов.

— Останови,— сказал Шубин водителю.

— Ему лишь бы поплакаться,— сказал Рокеев.

Он придержал тугую калитку цеха. Шубин был на полголовы ниже его, грузный, коротконогий.

Грохотала выбивная решетка. Глаз медленно свыкался с полумраком. На решетке подпрыгивали, освобождаясь от черной земли, раскаленные отливки. Появился начальник цеха Новиков: успели доложить, что Шубин здесь. Шубин прокричал сквозь грохот:

— Как дела?

— Модельный цех задерживает! — прокричал ему в ухо Новиков.

— Они были готовы еще позавчера! — крикнул Шубин.

Рокеев смотрел весело: как-то Новиков выпутается? Но тот и не думал выпутываться. Его нисколько не смутило, что он будто бы пытался свалить вину на модельный цех и его тут же уличили во лжи. Он устало махнул рукой, и это подействовало на Шубина сильнее, чем оправдания и увертки. Истинный смысл жеста означал, что дело не в оснастке или других каких-нибудь исправимых мелочах, а в новой машине, ради которой Шубин ехал сюда, и если бы Шубин сейчас сказал — он слышал стук работающей машины! — если бы он сказал: «Так вот работает же, почему ты говоришь, что не работает?», Новиков снова махнул бы рукой, не чувствуя указанного Шубиным противоречия,— мол, сейчас работает, а через минуту может остановиться. Шубин и на это мог бы ответить, но у Новикова был готов ответ и на этот его ответ.

Поэтому Шубин молча пошел вдоль конвейера к машине, и за ним двинулась свита, на ходу пополняющаяся цеховыми инженерами. Он постоял под яркими лампами, наблюдая за рабочими, посмотрел получившиеся формы. Все было хорошо, и это противоречило непроизнесенным словам Новикова. Шубин знал, что несмотря на это Новиков прав, но он сделал единственное, что должен был сейчас сделать,— он сказал при всех:

— Прекрасно работает, Федя.

И пошел к выходу прежде, чем ему успели возразить. Пусть в цехе знают: Шубин считает работоспособность машины доказанной, и если она, эта машина, будет работать плохо, виноватыми будут они.

Новиков пошел рядом, стараясь приблизиться, чтобы можно было перекричать грохот выбивной решетки. Внезапно стало тихо: остановился конвейер. Затихла решетка, простучали как бы запоздало и замолкли сначала одна, потом другая машина, и зазвучали голоса.

— Что там? — крикнул кому-то Новиков.

Что-то сломалось. Новикову уже было не до спора с Шубиным, он просто и по-свойски пожаловался:

— С утра сегодня так. Не одно, так другое. Завод остановим.

— Тебе надо что-нибудь? — спросил Шубин, останавливаясь около калитки.

— А что ты мне можешь дать? Людей ты мне не дашь, и без того с этой ночной сменой перерасход, весь фонд съели. Машина твоя барахлит, так она и будет барахлить.

Это все-таки был упрек. Он сказал «твоя», потому что заказывали машину Рокеев и Шубин. Рокеев, подойдя, немедленно ответил на упрек:

— У других она не барахлит. Элементарного порядка у тебя в цехе нет, вот в чем дело.

— Давай поменяемся,— сказал Новиков.— Я пойду главным металлургом, а ты сюда. Не хочешь?

— Даже калитки у тебя не годятся.— Рокеев помог Шубину откатить тяжелую стальную дверцу и проводил Шубина до машины, чтобы последнее слово в споре с Новиковым осталось за ним: — Привыкли все валить на технику.

Шубин кивнул на прощанье из машины, примирительно сказал:

— А что бы ты говорил на его месте…

«Волга» разворачивалась, чтобы идти обратно. Переброшенные кое-где через грязь доски были разбиты машинами и полузатонули. Шлепали напрямик по черной жиже две женщины в ботах и телогрейках, несли новенькие оцинкованные ведра. Август был сухим, вот и забило литейной пылью сточные колодцы.

К цеху подходил состав с чугуном, тепловоз толкал перед собой четыре вагона. «Волга» успела проскочить перед ними, выбралась на сухую дорогу и помчалась вниз по крутой горке Прессовой улицы. По обе стороны стояли новые, из стекла и бетона цеха, а впереди широко открывалось облачное небо, похожее на плиту дымчато-розового с частыми белыми прожилками мрамора. Внезапно проглянуло солнце, заблестели стекла и мокрый асфальт, отпечатались всюду резкие тени и медленно стали растворяться в сером свете — солнце вновь скрылось в одной из белых прожилок.

— Разгуливается,— сказал Шубин.

— Днем обещают восемнадцать,— кивнул водитель.

Шубина удивляло, что этот тридцатилетний здоровый парень, семейный и положительный, работает здесь на сто рублей вместо того, чтобы пойти в цех. Подозревал, что тот слишком ленив для цехового ритма.

Раз уж Шубин заговорил, водитель стал рассказывать прочитанное. В ожидании Шубина он читал толстый том военных мемуаров. Не ход военных операций интересовал его, а личность главнокомандующего, и он рассуждал, что было бы, если бы тот пришел в литейный номер два, где был сегодня Шубин. Прежней дорогой «Волга» вернулась к заводоуправлению, и Шубин выбрался из машины. На крыльце стоял начальник производства.

— Борис Иванович, Смоляк говорит…

— Он разве приехал?

— Я сейчас от него. Смоляк говорит, что хочет вместе с вами поехать в литейный два. Я его информировал.

— Хорошо,— сказал Шубин.— Ты сейчас куда?

— В десять я у себя кузнецов собираю.

— Хорошо, потом зайдешь ко мне. Можешь взять машину.

— Спасибо, Борис Иванович, а то уже без пяти. Бегу.

Кабинет Шубина был на третьем этаже, через четыре двери от директорского. В малом актовом зале напротив шел ремонт, и коридор загромождали выставленные оттуда шкафы. На полочках за стеклом стояли памятные подарки к юбилею от других заводов: олень Горьковского, зубр Минского, миниатюрные автомобили, рессоры, двигатели и эмблемы из хромированного металла, пластмассы и оргстекла.

Шубина остановили. Нужно было срочно подписать снабженцам акты. Он просмотрел бумаги и покачал головой:

— С этим идите к Смоляку. Он приехал.

— Борис Иванович…

— Я всего лишь заместитель главного инженера.

Он всего лишь заместитель главного инженера. Так уж получается, что главный по полгода в заграничных командировках и его работу делает он, а директор часто в Москве и вместо себя оставляет по давней традиции Шубина. К этому все привыкли. Он старый работник, но он всего лишь заместитель и главным уже не будет никогда. Раньше все было рано, потом сразу стало поздно. Шубин постоял, раздумывая, зайти сейчас к директору или нет. Заглянул в приемную, сказал секретарше:

— Петр Яковлевич меня не спрашивал? Если спросит, я буду у себя.

Через несколько минут секретарша позвонила:

— Борис Иванович, вас Петр Яковлевич просит.

Смоляк был один в кабинете.

— С приездом, Петр Яковлевич,— сказал Шубин.— Я и не знал, что вы уже здесь. Привык, что звоните сразу, когда приезжаете.