ЗОЛОТОЙ ТЕЛЕЦ (в тексте о таком есть ещё)

Итак, что получается? Есть повод думать, что, в сущности, здесь имеем изображение жертвы, используемой при проведении самого ритуала моления, жертвенного тельца, золотого тельца, правда, тогда получается, что это изображение бычка, заколотого при ритуале воззвания к Богу. А, между тем, если подобным образом всё развернуть, то, как кажется, даже представить достаточно глупо, что именно такое, закалываемое и сжигаемое на алтаре, в ходе всех непосредственно таких процедур, и не с того, не с сего, именовать взялись Господом Богом! И это что? Чтобы потом перед чем-то подобным на колени упасть и взяться подобным образом что-то просить? Правда, вначале, прежде чем взяться о чём-то таком рассуждать, было бы впору напомнить о таком описании всей ситуации с Ноем и Авраамом, когда описываемым приспичило в качестве жертвы каких-то животных зарезать и сжечь. Один сам сжигает, у другого огонь меж двух половин расчленённых до этого тел. Птицы не расчленённые. Возникает какая-то печь с неким дымом и пламенем. В любом таком случае возникающий аромат либо хвалят, говорят насколько это нравится Богу, либо на происходящее, это уж точно, не жалуются. Телесная плоть и огонь. Когда одно рядом с другим, запах приятным впору назвать, только пока происходящее можно считать в той-иной форме приготовлением пищи. Стоит мясу начать не готовиться, а, как сказали, гореть, всё, запах, который получишь, приятным никто больше, это уж точно, назвать не захочет. Одновременно сразу и мысль возникает – что же тогда происходит во время того ритуала, если, как заменитель всего, что у затеявших сгорает-съедается, всем предлагают вкусить эту плоть-кровь Христову, такие хлеб и вино? Ной с Авраамом, похоже, творили своё жертвенное умерщвление – жжение где-то под небом открытым и на какой-то горе. Между тем, то, что обычно такому внушительному ритуал проводиться пристало не где-нибудь – именно в храме, по данному поводу, как на первый взгляд кажется, не возникает и доли сомнения. Ну, а действительно, где же ещё проводить? Ведь, когда таким озабочен, всем для подобного нужен алтарь. Только что, тонкость присутствует, храм для такого, чтобы в пределах стен провести всё, как надо, включая закланье с сожжением, должен быть очень немаленьким. Что же касается всей ситуации с этим распятием, если здесь исходить из последующего, в ночь, принесения в жертву, то и сама процедура, на первый взгляд получается чем-то уж точно не из разряда простых-примитивных. От места захоронения, кстати, до храма, тоже достаточно недалеко. Вся процедура приготовления жертвы к закланию полностью соблюдена. Прежде чем распинать, разукрасили-вырядили сплошь как сумели. Да и потом, просто смертью своей умереть не дают, такой смертью нельзя. Один из трёх распятых, необходимый для затеваемого ночью действия, заколот копьём. Ну, а раз таким образом ситуация разворачивается, то, если взяться оценивать всё, с этой точки на ситуацию глядя, стать первопричиной последующего разрушения храма случившееся, вне всяких сомнений, определённо могло. Только, ведь тогда на первый план выступает вопрос, который по-прежнему более чем актуален – ну, и зачем же после всего подобного всему миру подсунули для поклонения изображение жертвенного, и, по сути своей, золотого тельца? И ещё. Очень может случиться, что будет весьма интересно взглянуть потолковей на то, почему это, ныне, на месте свершенья того ритуала принесения в жертву стоит такая большая мечеть? Было бы неплохо одновременно и то уточнить, чему именно теперь в этой мечети мусульмане-то молятся?

Ну, а теперь впору слово сказать и о таких, что столь старательно распространяли, и, надо отметить, действительно распространили, всюду, где только возможно, весть о обязательной необходимости поклонения изображению умерщвлённого, скончавшегося во время всего сотворившегося на кресте умерщвления. При этом, здесь следует сразу отметить, что именно умерщвлённого, а не всё ещё таким образом умерщвляемого. Труп на кресте никогда не глядит на молящихся, и почти каждое изображение обязательно украшает та, согласно некоторым из утверждений, принесшая казнимому сметь, всем известная дыра от копья. Главный аргумент распространявших верование – изображённый распятый воскрес! Пусть не все, но какие-то из распространителей веры, этих самых апостолов, после того, приключившегося с умерщвлённым воскресения, своего Учителя видели. Исходя из слов этих людей получается, что для проверки, Иисус возник перед смотрящими ли всё-таки не Иисус, некоторые даже в раны, оставшиеся после того умерщвления, пальцы засунули. После чего возникший перед глазами удивлённых казнённый, который, согласно в Евангелие писанному, претерпел воскресение, прямо у некоторых на глазах наполняется Светом Благим и претерпевает свершающееся вознесение на Небеса. Здесь, кстати, впору отметить, бросается сразу в глаза, что увидеть воскресшего в таком облике и тогда, а смогли только такие, кому, во время тайной вечери, дозволено было принять-поглотить в качестве плоти и крови Христовой названные такими хлеб и вино. И, одновременно, словно бы самостоятельно организуясь, ещё из иного вопрос возникает: и что же тогда могли, ну, а может, и всё ещё могут, от случая к случаю, видеть, во время свершения таких ритуальных деяний, потомки всех прочих, кому, посчастливилось, хотя, скорее, не посчастливилось, стать участниками главного из случившихся тогда ритуалов, ритуала сожжения тела на алтаре в храме, сопровождавшегося поглощением плоти и крови, при этом уже настоящей, и плоти, и крови? И что за особого рода сверх пламя, потом, уже следующим днём, появляется, не больше, не меньше, как свыше снисходит, и радует многих, после творенья такого, крайне странного действа ночного?

Мухаммад, кстати, обвинял евреев в страшной расправе над Иисусом и в вознесение Христа определённо не верил.

ПРИШЛО ЧЕРЕЗ МЕСЯЦ (9 июня) ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОТКРЫЛОСЬ ЗРЕЛИЩЕ ПЛАМЕНИ И МОЛИЛ ЗА УВИДЕННОГО, И ЕСТЬ НАДЕЖДА, ЧТО ПЫЛАВШИЙ ТОГДА ИЗ ПЛАМЕНИ СПАССЯ (9 мая 21года)

Ну, а прикинем-ка быстренько. Что получается как результат после моления на мертвеца, это пока что вопрос, но для того, чтобы некую выгоду с такого иметь, что необходимо? Прежде всего, надо знать, что, когда все такие дела разовьются-раскрутятся, будет и тем, о таком определённо серьёзно побеспокоившимся, некая польза. Польза при этом должна казаться достойной того, чтобы, без страха, не брезгуя, взяться рискнуть всем, чем только возможно, и пойти на любые, пусть и, вроде бы, самые недостойные гадости. Но, здесь ещё есть нюанс, надо некой уверенностью обладать, что у таких, кто такое в народ понесёт, всё получится! А ведь у обременённых такой заботой неоднозначной поначалу с подобным не очень-то клеилось. Жалоб об этом достаточно. Очень известное неудовольствие, что этим сплошь логику, а таким только что чудо подай, а иначе и слушать не станут. Больше всего беспокоится о распространении веры, как помнится, сам, являющийся ученикам, образ Иисуса – среди таких, что подобное слово несут к людям живым, проявляется, даже способностью некое чудо творить таких, кому полагалось в народ и со словом о вере идти одарил. Кстати, всё то беспокойство, когда Иисус несколько раз визитами таких озабоченных донимает, может подобное и не просто вдруг с бухты-барахты возникло? Иисус же теперь вроде как против Бога Творца, согласно сказанному слову сидит? То есть выше и почитаемей только сам Бог, ну, и Иисус вроде чуточку ниже Создателя? Что же тогда за тревога о таком, как идут дела у оставшихся после того, как умер и воскрес, несколько разных, надо отметить, распространителей веры? Здесь, между тем, снова впору отметить, вопрос любопытен, а что за веры? Веры во что? И в кого? Что тем, это учение распространявшим, людям обычным положено было сказать? И, ведь какая загвоздка, проблем с выяснением истины сразу обнаружится очень немало. Нет для хоть какого-то уточнения ясности, в разном, и в общем. Мало того, что и сами апостолы, если описаны, то очень, просто чудовищно куце, и хоть какое-то, ну, хоть немного толковое описание только и сыщешь в отношении двух или трёх. У других сплошь одни имена. (Надо здесь сразу заметить, что Павел среди прочих есть явление, говоря мягко, особое. Как можно понять, появился уже после распятия, Иисуса живого не видел, и только делами своими особо выделился-отличился.) Что же касается прочих, то, что о таких, кто хоть как-то, а всё же описан, констатируя, можно сказать? Прежде всего различаются, то есть, отличаются один от другого, если не по занятию, то есть, чем занимались до того, как судьба в жизни свела с непосредственно Иисусом Христом, то уж по характеру точно. Впрочем, сразу можно отметим, что всех сильно единит то, с какой лёгкостью эти, пошедшие вслед за Учителем, бросили то, чем, и чаще всего вместе с отцом, и при этом на пользу семье занимались. Если таких пригласили, возможность такую терять не захотели. Сложности нет при таком взгляде предположение строить, что были одновременно и те, которые, в ответ на предложенное, ответили Иисусу отказом, только что помнить о всяких таких? Вот нигде информации среди записанного-сохранившегося о таких, отказавших, и не найти. Одновременно с этим всем в целом много чего проступает. Прежде всего, на какие средства, чем питалась, жила такая, никаких сомнений, довольно внушительная толпа? И, если по тексту смотреть, то те, что в брожении таком окружали Иисуса, были из главной толпы, а ведь одновременно присутствует достаточно ясный намёк, что таких человеческих сборищ ходило как минимум два, и народу в подобных скоплениях было немало, есть намёки, что и за сотню количество, судя по всему, могло переваливать. То, что когда приключилось распятие, таких, кто хоть какую-то верность Христу сохранил, где-либо поначалу, всё на такое указывает, было совсем не найти, то как раз с таким-то понятно. Когда чудеса налицо, и нуждающиеся вроде слепых гомонят, призывая к себе, Иисус определённо годиться, чтобы тоже такому и о таком говорить сплошь и только такое, что и сам о себе и окружающим, и всем другим говорит. После смерти подобной, жуткой и страшной, отыскать таких, кто хоть что-то захочет кому-то сказать, мол, теперь верьте в умерщвлённого, перед глазами всех сын божий и царь иудейский? Всё такое смотрится сомнительно как-то. Соответственно, начаться распространение веры такой могло всего лишь с таких, которые тогда и для проверки пальцы в раны – дырки засунули. А потому-то и новым верующим, которым о воскресении нового бога рассказываешь, необходимо было на страшную и неопровержимую смерть такого, который воскрес, указать – поэтому для того-то и предложен этот труп с ранами и на кресте для распространения веры в народ, и потому, чтобы поверили и тоже захотели приблизиться к воскресению, изображение такое в народ и понесли! Что ещё о распятии? Пётр? Что сказать? Этот умом не блистает, и это заметно. То, что Учитель хотел быть тогда теми схвачен, что пришли потом распятого взять и схватить, до более других описываемого спутника Христа, сомнений нет, не дошло. И здесь, между прочим, становится жалко Иуду. Если рассматривать всю ситуацию очень внимательно и подетально, по всему получается, что Иуда в этом сборище самых различных людей больше всего отличался любовью к Учителю. Как догадаться несложно, сам Христос с многими из сопровождавшей толпы говорил, таким образом стараясь к тому подвести, чтобы пошли и продали Учителя, да одно только – не встретил в ответ ничего кроме страха и яркого непонимания и нежелания столь необычным образом поступать. То, что без воли Иисуса подобного главу человеческого многолюдного сборища не взяли бы, это понятно. Ещё когда в город пришёл, сам говорил, и не раз, всяким, кто слушал, что, и достаточно скоро, в Иерусалиме с таким, за кем идут, преклоняясь, приключится такая беда. То есть, был по всем признакам информирован о таком, что же за несчастье в существовании ждёт. Да и Иуда, если бы не было, и ещё до случившегося, с таким участником действия решено в договоре прямом, куда же следует приводить таких, которые вдруг отправятся, и не с того, и не с сего бродящего по городу чудотворца Иисуса хватать, как бы сумел – выведал, где в это время, столь привлекающий взгляды-внимание многих Учитель такое собранье устроил? Место, не близко от храма, к примеру, приметный Гроб расположен значительно ближе. Да и сам столь любивший бродить, и туда, и сюда, такой, кому полагалось оказаться вдруг схваченным, как бы иначе столь точно знал, где же таких, что появятся – схватят, следует пребывать-дожидаться? А потому, здесь на поверхности истина – был договор, кроме Иуды никто на такое решиться силы в себе не нашёл, не для того за Иисусом ходили, чтоб таким образом рисковать, ну, а потом, то, что сбежали практически все, разбежались-попрятались, это-то ясно. Что же ещё было делать? Когда жизнь ходила своим чередом, просто ходили и слушали, делали вид, что всем увиденным восторгаются и всем довольны, а теперь такое стряслось, и после приключившегося непонятно вообще, что, зачем, и куда отправляться? Что, штурмом пытаться того, с кем ходили, у власти отбить? Да таким такое даже в самых бурных фантазиях в голову не приходило, и потом, когда вроде бы и открестились – вроде сами по себе и не с этим, а столь жутко казнённый вроде взял и не умер, воскрес, нужно было хоть как-то и чем-то естественный стыд свой прикрыть, как раз тогда Иуда лучше всего для такого и подошёл. Ну, а то, что этот Иуда даже что делать с деньгами не знал, за сделанное от схвативших-убивших полученными, и, не выдержав духа укоров, повесился, те из окружения Иисуса, на такое пойти не пожелавшие и разбежавшиеся, только в вину согласившемуся поступить, как сказали, и пострадавшему вывели. А ведь действительно, что Иуде было терзаться душою и вешаться, если только одного этого ученика среди прочих иных, чувство любви, укорявшей позором и жутью свершившегося, и беспощадно корившая совесть подобным образом мучили? Что, эти, из разбежавшихся, как-то могли именно Иуде чем-нибудь навредить, чтобы Иуда разбежавшихся и попрятавшихся ужасно боялся, и потому решил таким образом жизнь с позором прервать? Глупо даже подумать о чём-то таком. И, потому, резюмируем: что на данный момент здесь имеем? Люди если и были в Иерусалиме рядом с Иисусом, то люди довольно сомнительные. Качеством духа своего далеко не блистали, впрочем, как и мозгами. Больше всего при брожении таких к себе тянула весомая значимость для населения чудотворца Иисуса, ну, а ещё, как нетрудно понять, то, что повсюду от людей собиралось и после носилось в описанном коробе с подношениями. Раз динарий и во рту рыбы нашёлся, денег, как можно догадаться, хватало. Да, Учитель во время разговоров мог настоящие толпы накормить, просто рыбу и с хлебом порвав на куски, пусть в существующем описании происходившего нет ни пол слова, что сами, с Иисусом ходившие, в таком поедании ну хоть какое-никакое участие приняли. Что же до того недоеденного, таких остатков, которых столь много, сам-то отлично сейчас понимаю, почему о таком больше ни разу нигде не помянуто – просто потом, если даже и взялись затем посмотреть, чтобы решить, что же теперь сотворить со всем этим, попросту вовсе не нашли ничего. И теперь, всё, такого важного поводыря больше нет, ну, и дальше-то что? Прежде чем взялись распять, Иисуса по стране поводили туда и сюда, зачем-то показывали, в том числе и царю иудейскому. Между прочим, времени минуло очень немало до того срока, как казнь наступила. Было уже и с чего, таким, которые столь демонстративно тогда разбежались, немало отчаянья от неприятностей всяческих испытать. К жизни привыкли другой, ну, а теперь-то что, как поступить? Куда при подобном пойдёшь и кого восхвалять, чтобы, по ходу движения, одновременно и удивлял, и кормил? С этим, фигурировавшим раньше впереди всех, к тому же теперь окончательно полный конец, попросту, раз, и погиб на кресте! Даже немного нелепо читать, что к распятию из всех этих, потом учениками Учителя себя объявивших, приходит лишь только один, да и с этим всё достаточно странненько выглядит – может этот особенный просто с Богоматерью таким образом туда вместе зашёл? Но, как бы со всем этим ни было, а погребение Иисуса дело рук лишь одной Богоматери. Прочих из таких, что ходили за вещающим чудотворцем, рассмотреть среди погребающих достаточно трудно. Эти скорей если и думали о чём-то тогда, то лишь сплошь о себе. И после всего такого, надо же, какое свершается чудо – вроде попросту взял и воскрес! Даже таким, по-прежнему сомневающимся, пальцы в присутствующие на теле раны засунуть позволил, и, пусть для немногих, но, Светом наполнившись, даже вознёсся. Правда, как надо понять, хочет, чтоб эти, поверившие в воскресение, весть о таком разнесли. Здесь, кстати, надо бы сразу и насколько получится правильно все надлежащие акценты расставить. Весть не о боге, как о таковом. Тора и семь огоньков на подставке в описываемые времена у иудеев уже в каждом храме и доме молельном, то есть, единому Богу и таким образом, со времён Моисея, среди евреев молятся все. Весть распространяться должна об Иисусе, который теперь вроде тоже как бог, потому что воскрес, и молиться Христу тоже надо. А иначе спасения, несмотря на заботы свои, не дождётесь. Ведь Иисус для всех и отныне Спаситель! И потому молитесь такому воплощению божьему, если только хотите после смерти грядущей, а кончина для всех неизбежна, спасенье найти. Что ж. Таким образом начинается строится религиозная вязь. И пусть штрихи довольно ранние, первые, но, когда наступает-приходит старение, тело начинает ветшать и вовсю заболит, при подобном разворачивании событий всем становится страшно. Та возможность творить чудеса, что на этих посланцев о новом Спасителе говорить-убеждать сам Иисус возлагает, сомнения нет, что подобное чудотворчество такому развитию этого действия только лишь в помощь. Есть теперь и чем всех удивить и каким особенным убедить. Одновременно, и такое опять больше нравится – всё становится ясно с вопросом, как дальше жить? Будешь веру такую нести, соответственно будет чем в разговорах своих удивлять таких, кто послушать придёт, то и накормят всегда, и, сомнения нет, подадут, а потому, чем день-другой-третий прожить, это уж точно, найдётся. Значит, именно от этих, жить подобного рода трудами не отказавшихся, то распятие к людям и пришло, распространилось. Только, здесь и сразу вопрос одновременно возникает большой, кто же самим распространителям этот труп на кресте в руки-то отдал? Неужели Христос? Но зачем? И неужели моление-то на покойника может в мире загробном ну хоть кому-то чего-то давать? И почему это столь удивительно важно? Что ж. Пока понять-согласиться можно только с одним – такой, кто подсунул тем, по поселениям что ни день расходящимся с надеждой новую веру укоренить, этот знак, означающий жертвенного тельца, должен был, как минимум, знать, в чём тайный смысл изображения, которое и подсовывает в качестве символа распространителям такой новой веры. Второе свойство того, кто подсовывал, сразу же отличающее – такой организатор должен был хотя бы в намёках пребывать в курсе, зачем столь важно, чтобы при молении оборачивались в сторону мертвеца на кресте. Ну, а третий отличительный знак – подталкивающий в эту сторону должен был при принятии нужных решений оказаться немало влиятелен, или, во всяком случае, сказанного подобным распространителем воли слова простого должно было оказаться достаточно, чтобы решение такого уровня состоялось. И здесь, можно стараться юлить, но не признать очень трудно, что столь активно зачастивший на встречи образ Христа выглядит одной из наиболее подходящих кандидатур. Есть, правда, одновременно довольно серьёзный вариант, что сама идея подсунута от таких, которые Иисуса на всё это действие с умерщвлением на кресте соблазнили ввиду необходимости исполнения того, что и было описано в качестве результата. Ну, а как ещё распространишь веру такую среди людей, если только не подсунешь при молении прямо под нос изображение того, кто был неоспоримо умерщвлён на кресте и потом как раз именно воскрес и вознёсся? Действительно, много ли знали люди обычные, в поселениях разных, о каком-то распятом? Распятие дело обычное, только с Иисусом ещё двое висят, много ли помнят о каких-то таких? Важно здесь как раз именно – умер-воскрес! Об этом напомнить резон! Да и Иисусу перед Создателем если есть желание возникать после молений на образ, то не в виде трупа с дырами-ранами. А потому здесь многое подталкивает в сторону таких, кто самого Христа на то распятие подбил-соблазнил-подтолкнул. И, кстати, в дополнение к прочему, здесь только одно впору сказать, где-то с пятнадцатого века, волей Творца, образ распространился, лицо Иисуса смотрит на смотрящего открытыми глазами и, благодаря воле Всевышнего, всеми и всегда узнаваемо, а потому, чтобы среди такого-разного ни случилось, и чем бы не сопровождалось, Иисус Христос за всё, несомненно, прощён, и у всех верующих христиан, вне сомнения, есть на что моление своё совершать.